В общем, первая попытка проникнуть внутрь перестройки, занять позицию, которая позволяла бы активно воздействовать на перестроечные процессы, не удалась. Наверное, на этом следовало бы остановиться. Продолжить внепарламентскую деятельность. Но остановиться не удалось. Кураж действовал. И порох, не растраченный в Союзе журналистов, вроде бы еще оставался в пороховнице. В Загорском территориальном избирательном округе № 31 должны были состояться повторные выборы. И я поднял руку…
19 апреля окружная избирательная комиссия зарегистрировала 22 человека кандидатами в народные депутаты СССР. Среди них экономист Пияшева Лариса Ивановна, писатель Иванов Анатолий Степанович, комментатор ЦТ Крутов Александр Николаевич и другие столь же почтенные лица. Выборы были назначены на 14 мая. И завертелась предвыборная карусель.
Скажу сразу — выборы я проиграл. Но посмотреть на всю эту процедуру изнутри, встретиться с десятками самых разных людей, услышать массу нового — все это было чрезвычайно интересно.
В округ, кроме Загорска, входили Дубна и Талдом. Не очень далеко от Москвы, но и не очень близко. В разгар предвыборных баталий я жил в Дубне. Благо наличие Объединенного института ядерных исследований гарантировало гостиничный сервис. Хлопот было много. Например, нужно расклеить в посещаемых местах тысячи листовок с личностью кандидата и какой-то броской фразой. Типа «Вы его знаете — он не подведет!». Родные «Известия» помогали. Типография печатала наглядную агитацию с моей неоглядной физиономией. А мои юные друзья (не могу не вспомнить Гену Чародеева и Гаяза Алимова) заклеивали ими все, что могли.
Необходима была предвыборная платформа. И более основательная, чем та, которой я соблазнял журналистов. Сочинил девять тезисов. Тезис первый гласил: «Перестройка — это революция. Революция означает смену власти. Надо отобрать власть у партийного и государственного аппарата, вернуть ее народу. Только так можно решить задачу, поставленную XIX Всесоюзной конференцией КПСС, — преодолеть отчуждение трудящихся от власти. Только так можно наполнить конкретным содержанием лозунг „Вся власть Советам!“».
Буду настаивать на изменении статуса депутата и парламентских процедур, чтобы депутаты имели реальные возможности контролировать состав и деятельность исполнительных органов. И дальше было много чего хорошего, что может пригодиться моему внуку, если он пойдет по дороге, на которую не удалось вступить его деду.
Кандидатские платформы рассматривались в прокуратуре на предмет их соответствия Конституции СССР. Прокурор, советник юстиции А. Н. Кривоносов, заметил, что слово «революция» имеет несколько значений, и поэтому «недостаточно грамотные» граждане могут неправильно понять. И вообще, тезис об отобрании власти следовало бы конкретизировать. Поскольку я не понимал, как это сделать, текст остался без изменений.
Хуже пришлось Пияшевой. Ее призывы к многопартийности и частной собственности были сочтены противоречащими Конституции (до новой Конституции оставалось меньше пяти лет).
Избирательная комиссия решила, что должно состояться четыре встречи избирателей с полным составом кандидатов. Представьте себе: на сцене 22 человека. Если на каждого по пятнадцать минут (обрывки платформы и несколько вопросов), получается более пяти часов. Трудно высидеть. Поэтому все комкалось и превращалось в бессмысленную трату времени. Гораздо интереснее были индивидуальные встречи. Тогда еще люди веру не потеряли. Куча вопросов, выступления, горящие глаза.
В каждом городе у меня было нечто вроде команды. Знакомили меня с общей обстановкой, говорили об особенно больных проблемах, советовали, на что нажать, а где сбросить давление. Были пункты, где не могли договориться. Например — религия. В округе Загорск доминировал, а я четко заявлял, что в Бога не верю. И не соглашался с ребятами, которые просили найти обтекаемую формулу. Или Гдлян и Иванов. Их, как разоблачителей коррупции верхов, тогда чуть не на руках носили. Я же считал их проходимцами, о чем прямо и заявлял. Модно было поносить «застой». Но я доказывал, что не сводится весь тот период к «застою». Мои команды утверждали, что на этих и аналогичных заявлениях я терял много очков. Возможно. Но тут я действовал, как Нина Андреева: «Не могу поступиться принципами!»
Я считал своим главным соперником Пияшеву. О Крутове вообще не думал, уж больно, на мой взгляд, он был серый и бесталанный. Но избиратели 14 мая рассудили по-своему.
В интеллигентнейшей Дубне Лариса Ивановна опередила всех — 30,9 процента, у меня было второе место — 29,6 процента и 16 процентов у Крутова. Зато он отыгрался в богомольно-обывательском Загорске — 53,7 процента (!). У меня там было 10,1 процента голосов, и 4,6 процента наскребла Пияшева. В типичном для русской глубинки Талдоме (где, кстати, по семейным преданиям, был похоронен мой дед) за меня голосовали 19,8 процента избирателей, за Крутова — 10 процентов, и Пияшева получила 4,1 процента голосов. А поскольку в Загорске избирателей в два с лишним раза больше, чем во, вместе взятых, Дубне и Талдоме, то Крутов значительно вырвался вперед — 41,1 процента. Я получил 14,7 процента и Пияшева — 8,8 процента голосов. Таким образом, мы с Крутовым вышли во второй тур.
Мне было понятно, что Крутова я не догоню. Но команды не хотели уходить без боя. Мобилизовали бывших конкурентов, которые призывали голосовать «за Бовина». Активизировались доверенные лица. С опережением времени на несколько лет появились листовки, «разоблачающие» Крутова. Например: «Все кандидаты должны быть на равных условиях. Не всем доступно использование средств массовой информации. Однако А. Н. Крутов нарушает этот неписаный закон. Он использует „Прожектор перестройки“[22]. Обеспокоенность Александра Николаевича понятна. Но почему передача вышла в эфир до, а не после выборов? Или хотя бы с другим комментатором? При этом была бы соблюдена и профессиональная, и человеческая этика».
Или еще одна пиаровская акция (уже учились!): «Голосуйте за Бовина! Его кандидатуру поддерживают Б. Ельцин, Ю. Карякин, В. Коротич, Ю. Любимов, Р. Медведев, Р. Сагдеев, Ю. Черниченко, Е. Яковлев и многие другие». Но даже Ельцин не тянул против Крутова…
21 мая Крутов победил меня со счетом 69,7:27,5.
В лучших американских традициях поздравил его.
Меня тоже можно было поздравить: между поражениями в Союзе журналистов и в Загорском избирательном округе я одержал важную победу на другом фронте — родился внук Макар Сергеевич!
Дела семейные радовали — дела общественные огорчали.
Перестройка захлебывалась. За многоговорением Горбачева проступала растерянность. Куда мы забрели и куда направляемся? Русскому религиозному философу Льву Шестову принадлежат слова: «В страну обетованную придет лишь тот, кто не знает, куда идет». Возможно, это верно для тех, кто живет в масштабе столетий, но для политиков, для тех, кто измеряет время годами, это не годится. Исходная программа очеловечивания социализма, не подкрепленная продуманной стратегией и четкой тактикой, как-то расплывалась, становилась неосязаемой, а потому и ненужной. Кадровые перетасовки меняли один слой аппаратчиков на другой, но не меняли их идеологию. Многомиллионная партия вместо того, чтобы превращаться в авангард перестройки, становилась балластом.
Собравшийся в июле 1990 года XXVIII съезд КПСС выглядел как съезд побежденных. Демонстративно вышел из партии и покинул съезд Ельцин. Вышел не потому, что перековался из коммуниста в, допустим, социал-демократа, а потому, что хотел лишний раз уязвить Горбачева. Это был последний съезд КПСС. Правда, 25 июля следующего года пленум ЦК решит созвать XXIX съезд партии в ноябре — декабре 1991 года. Неопровержимое доказательство того, насколько руководство партии отставало от времени…
16 октября 1990 года Горбачеву была присуждена Нобелевская премия мира. Он заслужил ее. Заслужил потому, что сознательно, целеустремленно вел линию на окончание холодной войны.
Позволю себе аналогию. Октябрьская революция, строительство «социализма» в Советском Союзе имели и плюсы и минусы. Минусы — тоталитарный строй, массовые репрессии, убогий уровень жизни, железный занавес — затрагивали прежде всего Советский Союз. А плюсы — охрана труда, отпуска, пенсии, всеобщее образование, бесплатная медицина и т. п. — вышли далеко за пределы России. Напуганные Октябрем, испытывая давление рабочего движения, лидеры капитализма приступили к улучшению, облагораживанию капиталистического общества. И преуспели в этом.
Давным-давно английский историк и политический деятель Маколей втолковывал консерваторам: «Если хотите уцелеть — проводите реформы!» Его послушались и уцелели. Теперь послушались другого англичанина — лорда Кейнса. И не только уцелели, но успели вывести капитализм из зоны, где мог представлять опасность Карл Маркс.
В общем, съедобных плодов Октября оказалось больше на Западе, чем на Востоке.
То же можно сказать и о горбачевской перестройке. Ее плоды внутри страны пока не дошли до кондиций. Мы не научились пользоваться свободой. Но за пределами страны ими не нахвалятся. Кончилась холодная война, исчезла нависавшая с Востока угроза, объединена Германия, выпущены из лагеря страны Восточной Европы, отправлен на металлолом железный занавес, открывается огромный рынок, — и все это сделал Горбачев. Поэтому «там» его чтят гораздо больше, чем здесь. Это несправедливо. Но ведь и жить впроголодь, жить без надежды — тоже несправедливо…
Примерно с середины 1990 года мои тревоги стали перемещаться из социально-экономической плоскости в плоскость национальную. Тревожили всполохи по периметру Советского Союза. Социологи насчитали 76 точек, где межнациональная напряженность превысила «норму». Только в 1990 году погибли 782 человека и ранены 3617. Разрушены, сожжены, разграблены сотни домов. Появились десятки тысяч беженцев.
Тревожили, пугали авантюристические эскапады Ельцина, начавшего командовать «парадом суверенитетов».