Горбачев ушел с поста президента СССР вечером 25 декабря. В тот же вечер красный флаг над Кремлем был заменен флагом российским. Декларация о прекращении существования СССР была принята на заседании Совета Республик Верховного Совета СССР 26 декабря.
Я успел вручить верительные грамоты 23 декабря.
Начиналась четвертая молодость.
Четвертая молодость1991–1997
Четвертая молодость была прожита в Израиле. Она изображена в книге «Записки ненастоящего посла. Из дневника» (М.: Захаров, 2001). Есть и non-вариант, то есть сокращенный по просьбе издателя текст под названием «Пять лет среди евреев и мидовцев, или Израиль из окна российского посольства» (М.: Захаров, 2000). Для нынешней книги можно было бы, наверное, дать простую выжимку из уже изданного. Но это как-то скучно. Поэтому попытаюсь двигаться другим путем. Попытаюсь кратко, очень кратко объяснить две вещи. Первая: что такое Израиль, откуда он взялся и почему никак не помирится с арабами (с палестинцами). И вторая: чем же я пять лет занимался в Израиле.
Прежде чем мы очутимся в Израиле, хочу ввести еще одну тему. Обычно, когда назначают посла, когда уезжает посол, это проходит как-то незаметно для общественности. Но журналист, да еще популярный — незаметно не получилось. Коллеги обсуждали, задавали вопросы. Два интервью в качестве иллюстрации.
Спрашивает политический обозреватель «Известий» Виталий Иванович Кобыш.
«В. К. По правде говоря, как-то не верится, что после того, как в течение двадцати лет мы могли зайти друг к другу что-то обсудить, о чем-то поспорить, вскоре такой возможности не будет. Ну да ладно. В свойственной тебе манере сразу перейду к делу.
Александр Евгеньевич, при всей твоей богатой фантазии тебе когда-нибудь приходила в голову мысль, что ты станешь послом в Израиле?
A. Б. Об Израиле в таком контексте не думал. Но сама идея переквалифицироваться в дипломаты не была мне чужда. Еще в застойные времена я просился послом в Люксембург. Начальство не сочло. Тебе, сказали, работать надо. А потом — двадцать лет в „Известиях“. Было интереснее ездить по разным странам, чем сидеть в одной.
И все же двадцать лет на одном месте — это, пожалуй, многовато. Теряется острота восприятия проблем, восприятия жизни. Видимо, поэтому снова появилась охота к перемене мест. Начал, как говорится, зондировать почву.
Как это часто бывает, все решила случайность. Я находился в Иерусалиме, когда туда прилетел Панкин. Мы встретились. И светлая мысль пришла ему в голову…
Потом — ступеньки инстанций. И, наконец, звонок Горбачева.
B. К. Это, так сказать, поверхность, внешняя сторона событий. А по существу?
А. Б. О „существе“ мне самому трудно судить. Могу лишь высказать предположение. Дело в том, что я считал нашу ближневосточную политику односторонней и настаивал на ее корректировке. И когда корректировка началась, мне предложили принять в ней активное участие. Не только обозревать, но и делать.
В. К. Не страшно было так круто, резко менять жизнь?
A. Б. Были всякие переживания. Я ведь больше двадцати лет занимаюсь Ближним Востоком и понимаю, куда еду. Вот уж действительно, покой нам только снится… А с другой стороны, это же очень интересно — налаживать после двадцатичетырехлетнего перерыва хорошие отношения с не совсем обычной страной. Но вые проблемы, новые люди, новые обстоятельства. Все это — великолепные тонизирующие средства. Глядишь — помолодею.
B. К. Не хочется сбиваться на банальности, но не обойтись без вопроса: в чем ты видишь свою главную функцию на новом месте?
A. Б. Отвечаю банальностью: восстановить хорошие отношения с Израилем. Можно более конкретно и менее банально. Там почти полмиллиона „наших“ евреев. Это — полмиллиона оборванных нитей. А я хочу соединить, срастить их.
B. К. Думал, что ты поставишь на первое место ближневосточное урегулирование.
A. Б. Заниматься урегулированием можно и не имея посла в Израиле. Но конечно же теперь откроются новые возможности.
B. К. Ты веришь в возможность мирного урегулирования в обозримом будущем?
A. Б. Нет, не верю. Нынешнее поколение политиков не способно подняться над враждой, подозрительностью и дать народам справедливый прочный мир. Но я убежден, что — при тесном взаимодействии США и ССГ[23] — новую войну на Ближнем Востоке можно не допустить. Переговоры, которые ведутся сейчас, не дадут конкретных результатов, но они полезны, потому что ведут к медленным, подчас незаметным изменениям общей атмосферы.
B. К. Ты — первый посол, с которым мне приходится беседовать после того, как СССР стал ССГ. Вручая верительные грамоты, от чьего имени ты будешь выступать?
A. Б. Естественно, от имени ССГ, от имени главы ССГ, президента Горбачева. Одновременно я буду чувствовать себя и послом России, и послом других членов конфедерации. Кстати, мне очень не нравится наименование — Союз Суверенных Государств. Я бы предпочел другое — Евро-Азиатское Содружество Народов. Но тут я бессилен.
B. К. Насколько я понимаю, республики, прости, независимые суверенные государства, готовые подписать Союзный договор, претендуют на то, чтобы в наших зарубежных дипломатических учреждениях работали их представители. Как ты к этому относишься?
A. Б. Вполне положительно. Я сам заинтересован, чтобы в составе посольства были специалисты, представляющие, скажем, Минск или Алма-Ату.
B. К. Но уж без Биробиджана тебе, по-видимому, не обойтись. Как-то неловко, по-моему, формировать состав посольства в Израиле без представителей еврейского населения.
A. Б. Мне нужны умные, относительно молодые люди, знающие прежде всего иврит. А откуда они будут: из Биробиджана, из Бельц или из Рязани — какая разница?
B. К. Значит, ставка на молодежь. Ну а если в поле твоего зрения окажется блистательный специалист, но ему за пятьдесят, ты ни в коем разе не возьмешь его в свою „команду“?
A. Б. Нет правила без исключения.
B. К. Так, стальной Бовин становится чуть мягче. Я это приветствую. Пойдем дальше. Известно, что твои интересы и познания не ограничиваются Ближним Востоком. Это с одной стороны. С другой, Тель-Авив — это такая вышка, с которой далеко и многое видно. Очевидно, я не ошибусь, предположив, что посольство станет центром анализа проблем, выходящих за пределы Ближнего Востока?
A. Б. Мне не нравится в данном случае слово „центр“. Но безусловно, чтобы понять проблемы Ближнего Востока, надо выйти за его пределы. И этим в меру нашей профессиональной подготовки мы будем заниматься.
B. К. Один сугубо личный вопрос. Нет желания — можешь не отвечать. Ты не танцуешь фрейлехс?
A. Б. Я — человек дисциплинированный. Если будет нужно, если это будет соответствовать нашим государственным интересам, то станцую.
B. К. Теперь, Александр Евгеньевич, мне остается пожелать тебе успешной работы на дипломатической ниве. Но я не прощаюсь с тобой как с политическим обозревателем. Убежден: работа только над дипломатическими депешами тебя не устроит. Так что до встречи на страницах „Известий“.
А теперь спрашивает Лена Березницкая из „Независимой газеты“.
— Александр Евгеньевич, поздравляю вас с назначением послом в прекрасную страну Израиль.
— Спасибо. Но „прекрасная“ — это спорно. Недавно я употребил такой же эпитет и встретил возражения. Люди, долго жившие в Израиле, сказали, что это глухая провинция, страшно идеологизированное общество. Приеду — попробую разобраться.
— С каким настроением вы отправляетесь в „страну пребывания“?
— Немножко боюсь, как там все сложится. Но больше надеюсь. И, знаете, надеюсь на наступление четвертой молодости.
— Почему именно четвертой?
— Ну, третья, как и у всех, наступила в 50 лет. И к 60 стала иссякать. А тут — такая встряска, океан новых ощущений. В общем, начинается четвертая молодость.
— В связи с нашими последними внутренними переменами кем вы себя ощущаете — послом непонятного Союза или России?
— Прежнего Союза нет и не будет. Следовательно, я представляю некое образование, составленное из осколков Союза ССР, представляю главу этого образования, который пока именуется „президент СССР“. Я уже сейчас чувствую себя слугой даже не двух господ, а больше. Я должен отстаивать и интересы России, и интересы Казахстана, и интересы любого участника возможной конфедерации.
— Россия наложила руку на посольства уже существующие. В Израиле его пока вообще нет. Вы сейчас обсуждаете такие моменты?
— Эти „моменты“ решаются не мною. Я представляю ту власть, которая реально будет существовать.
— Посольство будет в Иерусалиме или Тель-Авиве?
— Конечно, в Тель-Авиве. Мировое сообщество не признает Иерусалим столицей Израиля, и посольства находятся в Тель-Авиве. Консульство арендует сейчас пятнадцатый этаж одной из башен на берегу моря. Для посольства придется искать участок земли и здание.
— Сколько человек и кто будет работать в посольстве?
— Для начала 14 дипломатов и 14 технических сотрудников. Часть людей там уже есть. Остальных будем подбирать. Я выдвинул три критерия: ум, молодость (вокруг сорока лет), знание иврита. Возможны, разумеется, компромиссы. Но буду драться.
— А та мевина иврит? (Вы знаете иврит?)
— Буду учиться, вот учебник. Понимаю, что не смогу говорить, как коренной израильтянин, но для посла будет достаточно.
— А ваша жена, Лена Петровна, собирается учить иврит?
— Наверное, нет. У нее будет много всяких других хлопот.
— Евреи будут работать в посольстве?
— Специально такую задачу не ставлю. О критериях отбора я уже сказал. Но при прочих равных преимущество будет отдано еврею.
— А как насчет нынешних сотрудников консульства при погонах, их, наверное, больше половины?