Ваше место сопредседателя мирной конференции — это следствие вашей ядерной мощи; и это место вы будете занимать по праву только в том случае, если перестанете вооружать ближневосточных диктаторов. Вы ведь хорошо знаете из собственного опыта, что не так важны цели, официально провозглашаемые тоталитарными режимами; в действительности вся их мощь направлена на то, чтобы удовлетворить амбиции диктатора. Оружие, которым вы их снабжаете, никак не может содействовать мирному процессу.
Не пытайтесь использовать Израиль как арену для своей пропаганды. Шестистам тысячам советских граждан, приехавшим сюда за последние двадцать лет, бессмысленно рассказывать сказки, и именно они — лучший из всех возможных щитов против таких попыток. Но эти же 600 000 человек могут быть использованы как мост в отношениях с Западом. Их знание вашей экономики и понимание ситуации, помноженные на опыт, полученный при освоении западных технологий, могут быть применены с обоюдной пользой.
Деловые связи помогут вам в модернизации экономики, а торговля между нашими странами снабдит вас продовольствием, одеждой и другими потребительскими товарами. Мы же с удовольствием купим у вас лес, уголь и нефть.
Надеюсь, что, памятуя обо всем этом, господин посол, Вы оправдаете доверие, оказанное Вам моей мамой.
Позже мы неоднократно встречались со Щаранским. Нас объединяло общее неприятие галстуков. Он никогда не вспоминал об этом письме, которое показалось мне бестактным. Правда, друзья его говорили: брось, не обращай внимания, у каждого свои комплексы…
И чтобы кончить тему «меня встречают», приведу заметку «Кресло для посла» из еще одной «русской» газеты «Новости недели» (20.01.92):
«Гости и хозяева Иерусалимского культурного центра выходцев из бывшего СССР были несказанно удивлены и польщены, когда у дверей здания остановился лимузин и из него вышел посол России в Израиле.
„Я пришел посмотреть фильм“, — сказал Александр Бовин.
„Прекрасно! Заходите, располагайтесь“, — любезно пригласил гостя художественный руководитель центра Виктор Фишер, указывая на ряд кресел.
Бовин улыбнулся и попробовал присесть. Однако не тут-то было! Могучее тело посла никак не вмещалось в стандартное театральное кресло.
После минутного замешательства Фишера осенило: он снял перегородку между двумя креслами, и Бовин со вздохом облегчения уселся.
Служащие решили сохранить „посольское кресло“ для последующих визитов русского дипломата в их центр».
Все это выглядит очень мило. Но — шалости «свободной» прессы. В центре этом я бывал неоднократно. В кресла вписывался без проблем. Просто журналисты решили порезвиться. Благо моя корпуленция дает к этому основания.
Чтобы сбросить давление, распиравшее журналистов, в январе — феврале я устроил несколько пресс-конференций. Все внешнее обилие вопросов укладывалось в три, пожалуй, темы.
Первая. Что происходит в России?
Эту тему мы в данной главе обсуждать не будем.
Вторая. Что вы думаете о мирном процессе? Чего хочет Россия? Вы верите в возможность достижения прочного мира?
Обо всем этом обстоятельно поговорим позже.
Третья. Вам не боязно браться за дело, которым вы никогда не занимались? Или: не кажется ли вам, что в таких сложных «точках» полезнее был бы дипломат-профессионал?
Вот с этой темы мы и начнем.
Конечно, смена профессии, переход на работу, которой раньше вплотную не занимался, направление в «сложную точку» переживались не просто. Но слово «боязнь» здесь не подходит. Я долгие годы был потребителем продукции, которую выдают послы. Я знал слишком многих послов, а некоторых — даже хорошо. И поэтому не видел оснований для боязни.
Беспокоило другое: дать качество, в минимальный срок развернуть посольство, создать работоспособный коллектив, сделать посольство заметным в Израиле.
Успокаивал себя тем, что посольство — как, например, Театр на Таганке или банк «Русский кредит», как Усачевские бани или концерн «Панинтер» — нормальная иерархическая, бюрократическая структура, где принимаются сигналы на входе и выдаются на выходе, где есть вертикаль подчиненности и распределение функций. Жизнедеятельность любой организации такого типа давно предопределена бессмертными законами Паркинсона и законами Мэрфи.
Не могу удержаться.
Бритва Хэнлона: не усматривайте злого умысла в том, что вполне объяснимо глупостью.
Второй постулат большого пальца: простая и приемлемая ложь полезнее сложной и непонятной истины.
Первое правило неполноценности начальства: не давайте понять своему начальнику, что вы — умнее.
Закон Конвэя: в любой организации всегда найдется человек, знающий, что там на деле происходит. Его-то и надо уволить. Таким образом, чтобы успешно руководить любой конторой, будь то посольство или министерство, надо лишь знать (чувствовать), к какой ситуации применима та или иная максима. Не уверен, что я всегда чувствовал (знал) это, но всегда стремился к этому.
Бюрократические структуры отличаются друг от друга по разным параметрам. Но главный — конечная продукция.
Конечная продукция посольства — анализ того, что происходит в «стране пребывания» (на мидовском арго так называют страну, где аккредитован посол), и рекомендации относительно того, что лучше бы сделать или что лучше бы не делать. Качеством анализов и рекомендаций определяется качество работы посольства.
Здесь я не видел больших трудностей, поскольку последние тридцать лет в основном занимался анализом самых различных сюжетов и, если спрашивали, давал советы.
Нет, ошибаюсь, трудность была. Раньше я, как правило, имел дело с непосредственным потребителем анализов и советов. Это предполагало живой обмен мнениями и, если нужно, рабочую корректировку. Теперь же между посольством и конечным потребителем (министром, а иногда и президентом) существовал механизм оценки посольской продукции. Механизм — это люди: Иванов, Петров, Сидоров. И я далеко не всегда был убежден, что они в состоянии отделить важное от второстепенного.
Одно время, чтобы повысить качество продукции, ввели такой порядок. Если информацию докладывают президенту, ставится литер «А». Если министру — литер «Б». И в конце каждого месяца нам сообщали, сколько кто заработал. Или радуйся, или рыдай, но исправляйся. Подымай качество до президентского уровня. Сначала мы, то есть те, кто пишет, переживали. Потом собрались как-то, поговорили, оценили способности Сидорова и Петрова и решили не расстраиваться.
Процентов на девяносто информация состоит из ежедневных шифрограмм. Можно писать тематические справки. Более серьезный жанр — политические письма. Помню, месяц отпуска потратил на такое письмо. Заранее предупредил министра (уже Примакова). Послал ему. Как говорится, ни гугу! Больше писем не писал. Раз в год сооружаются политические отчеты. Итоги года и предложения. Для сотрудников посольства — нужная, полезная работа. Позволяет оторваться от ежедневной суеты и внимательно посмотреть: что же сделано, где слабые места, куда вести дело.
Важная проблема — источники информации.
Повседневная жизнь страны пребывания наиболее полно отражалась в СМИ. И посольство активно пользовалось ими. Но для МИДа это было слишком пресно. Нынешние телебоссы используют понятие «статусность». Если в передаче участвует кто-то из начальства, со статусностью порядок. Так и в МИДе. Высоко ценятся ссылки на руководителей. У меня здесь почти не было проблем. С президентом и премьером виделся и обстоятельно беседовал несколько раз в году. С министрами иностранных дел иногда случались осечки: выражая свое фе по какому-либо поводу, они могли мурыжить меня неделями. Но это редко бывало.
Беда тут в том, что статусность источника не гарантирует статусности информации. Президенты и премьеры говорят обычно общеизвестные, банальные вещи. Чтобы получить важные сведения, надо спуститься на пару уровней ниже. Но статусность пропадает. Приходилось крутиться.
Поскольку журналиста из меня вытравить уже было невозможно, то я мотался по стране, бывал там, куда послы не заглядывают, встречался с «народом». Именно это позволяло держать руку на пульсе страны пребывания.
В общем, если подвести черту под производством посольской продукции, то оно сводилось к
— получению правильной, неискаженной картины происходящего,
— выявлению господствующих тенденций и
— подготовке практических рекомендаций.
Все это принимало товарный вид, лишь будучи облачено в добротную литературную форму.
Мое прошлое и как журналиста, и как консультанта позволило мне более или менее быстро освоить весь производственный цикл. Конечно же мне помогали настоящие дипломаты, многие из которых легко ориентировались в проблематике страны пребывания, имели широкий круг связей и умели грамотно выражать свои мысли на бумаге.
Единственное, что было обидно: раньше я писал для 10 миллионов, а теперь — только для 10 человек. Но — временно…
Гораздо больше нервов, энергии, настырности, «дипломатических способностей» потребовало создание работоспособного коллектива, точнее — создание нормальных условий для работы и отдыха такого коллектива. И хотя мне уже приходилось бывать начальником и я был знаком с законами Паркинсона и Мэрфи, первые два с лишним года пришлось положить на дела хозяйственно-организационные.
Долго утрясали штаты. МИД мог предложить только арабистов. С большим трудом, но удалось добыть двух ученых, специалистов по Израилю. Удалось сдержать натиск спецслужб; работа нужная, но только в меру. И не для того, чтобы присматривать за сотрудниками посольства. Относительно лиц еврейской национальности в составе посольства мне мои новые друзья в израильском МИДе сказали:
— Делай, конечно, как хочешь. Но только не надо демонстраций. У нас своих евреев хватает, пусть в русском посольстве работают русские. Тут нет никакой проблемы.