Данауэй бросила его, выплюнув: «Маменькин сынок». Мастроянни вел себя как великовозрастный младенец из пошлой комедии по-итальянски: Флора заменила ему мамочку и ничего против этого не имела. Кажется, Висконти, знаток мужской души, посоветовал ей не бить посуду и не обижаться на Марчелло. Он звонил ей в слезах: «Катрин не хочет выходить за меня! Она же обещала! Я сказал ей, что ты разрешила! Я хочу умереть!» Флора утешала: «Да она, наверное, ненормальная. Я тебе говорила: не связывайся с француженками. Хватит, не трать деньги на телефон, возвращайся домой».
Так странно – кроме как об этой карикатурной личной жизни, всех участников которой жалко, о Мастроянни-человеке рассказать нечего. Ну, рос в бедности, обожал поесть, выкуривал три пачки в день – чё еще? Похоже, он действительно жил только тогда, когда играл. Но тогда он прожил не одну, а 150 жизней – как же ему повезло!
Артур Миллер(1915–2005)
Он остался бы героем школьных учебников, ночным кошмаром студентов – «американским Ибсеном», развенчивавшим в пьесах американскую мечту, если бы не его второй брак, беспощадный и бессмысленный. Артур Миллер и Мэрилин Монро – самая экстравагантная пара ХХ века. Один из самых сильных умов и самая соблазнительная плоть Америки. По прошествии времени они кажутся почти карикатурной, несовместимой четой. Миллер – еврейским занудой-интеллектуалом из Бруклина. Монро – простушкой, сошедшейся с ним лишь потому, что, утомленная собственным сексапилом, тянулась к умникам, штудировала Станиславского и восторженно находила в его пьесах подтверждения тех бредней, которые ей внушили психоаналитики.
Еще чуть-чуть, и можно заподозрить Миллера в том, что именно в его пьесах Монро вычитала свою смерть. Герои Миллера слишком часто кончали с собой, сраженные античным роком, принявшим в ХХ веке облик экономических кризисов или, напротив, пароксизмов экономического процветания. Убивал себя Джо Келлер («Все мои сыновья»), поставлявший ВВС в годы войны негодные детали, но прежде покончил с собой его сын Ларри, бросив свой самолет в смертельное пике. Убивал себя Вилли Ломан, одержимый призраками прошлого («Смерть коммивояжера»), заключив тем самым свою последнюю сделку: продажу жизни за страховку, спасающую от нищеты его семью. Фактически убивал себя в спровоцированной поножовщине грузчик Эдди Карбона («Вид с моста»), не выдержавший презрения близких за донос на нелегала Родольфо, которого ревновал к собственной племяннице.
И еще: Миллер почему-то кажется стариком, заменившим Монро «отца», которого у нее никогда не было. Между тем «старику» тогда было сорок лет – всего на десять лет больше, чем «дочке».
В каждой легенде есть доля легенды. Миллер вроде бы подтвердил репутацию прижимистого сухаря (знакомые говорили, что никому не удалось увидеть Миллера, расплачивающегося по чеку), вовремя смывшегося из опасного супружества, оставив Монро наедине с пилюлями: «Я уделял всю свою энергию и внимание тому, чтобы помочь ей справиться со своими проблемами. К сожалению, у меня это плохо получилось». Да, плохо: хорошо бы получилось только у Господа Бога. А что он мог еще сказать? В конце концов, он сделал Монро прощальный подарок, о котором она мечтала и который не сделал бы ей никто другой. В «Неприкаянных» (Джон Хьюстон, 1961) – по сценарию, который Миллер написал специально для Мэрилин, – она сыграла единственную свою драматическую роль разведенки Розлин Тейбер, прибившейся к трем ковбоям.
Достаточно посмотреть на фотографии Миллера и Монро, чтобы понять: в этом союзе не было ничего противоестественного. Старый циник Норман Мейлер резюмировал: «Влюблены по уши». На снимках – не «ум» и «плоть», а мужчина и женщина. Монро, по версии Мейлера, раззадорена тем, что ей впервые в жизни пришлось целый год кого-то соблазнять, а не поддаваться или сопротивляться мужику. Миллер – вполне себе мачо: долговязый, с мальчишеской ухмылкой победителя на костистом по моде 1950-х лице, с трубкой или сигаретой, зажатой в зубах. Этот брак не мог не кончиться мучительным разрывом именно потому, что они были достойны друг друга. И лучшая эпитафия Мэрилин – слова Миллера: «Она могла так смотреть на цветок, будто никогда раньше не видела ничего подобного».
Да и не был никогда Миллер очкариком-книгочеем. В колледже не читал ничего, кроме газет императора «желтой» прессы Херста. Строил виды на спортивную карьеру, крест на которой поставил выбитый мениск: из-за него Миллера признают негодным к воинской службе.
И не он был эпизодом в биографии Монро, а она – вопреки его собственным словам: «Самоубийство – всегда смерть двух людей» – эпизодом в его биографии. Едва разведясь с ней, он женился на другой знаменитой женщине, встреченной на съемках «Неприкаянных» – фотографе Ингеборге Морат из легендарного агентства «Магнум». А незадолго до смерти 89-летний писатель объявит, что уже два года живет с 34-летней художницей Агнес Барли и намерен вскоре жениться на ней.
До самой смерти он не растратил не только сексуальную, но и бойцовскую энергию, благодаря которой вышел победителем из схватки с Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, сломившей слишком многих. Словно готовясь к схватке заранее, он проверял своих героев на готовность к сделке с дьяволом.
Всегда найдутся люди, готовые продать душу, чтобы устроить свою жизнь, и оправдывающие это тем, что поступили так ради своей семьи. Но это в большей степени вопрос их собственных чести и желаний.
В мае 1957-го коммуниста Миллера, отказавшегося назвать имена своих соратников – сам же он стал жертвой доноса своего ближайшего друга и лучшего постановщика своих пьес Элиа Казана, – приговорили к штрафу в $500, тридцатидневному аресту, лишению загранпаспорта и «запрету на профессию». Через четырнадцать месяцев апелляционный суд отменил приговор. На протяжении всей инквизиционной эпопеи Монро, рискуя карьерой, сопровождала мужа на допросы.
А уже в преклонные годы, куда бы живой классик ни прилетал за очередной премией, дело не обходилось без скандала. Принимая Иерусалимскую премию (2004), не преминул попинать Израиль: «еврей – выдумка антисемитов», и нет ничего хуже, чем поддаться соблазну стать жертвой погрома. Прилетев в Турцию, где его чествовали в американском посольстве (1985), досрочно покинул страну в знак протеста против высылки из страны его коллеги Гарольда Пинтера. Когда Миллера не стало, Бродвей отдал ему редкую почесть: огни главной театральной улицы мира в тот вечер погасли.
Лесли Нильсен(1926–2010)
Живое и кривое зеркало Голливуда, он за тридцать лет передразнил, кажется, всех звезд, вломился, как очень элегантный слон, в посудные лавки всех жанров. Но Нильсена не назовешь простым пересмешником. Он – единственный комик конца ХХ века, создавший оригинальное, никому, кроме него, неподвластное амплуа – благородного седовласого идиота, Джеймса Бонда в отменной физической форме, но явно пораженного болезнью Альцгеймера.
«Мертвый и довольный» Дракула в фильме Мела Брукса (1995), восставая из гроба, врезался головой в люстру и пугался, не увидев своего отражения в зеркале. Спасая мир, лейтенант Дребен в «Голом пистолете» (Дэвид Цукер, 1988) задирал юбки английской королеве, стирал родимое пятно с головы Михаила Горбачева, целиком влезал в презерватив, зато на трибуну ООН забирался нагишом. Санта-Клаус в «Каникулах Санта-Клауса» (Уильям Диар, 2000) страдал амнезией. Пародирующий героя Харрисона Форда из «Беглеца» скрипач («Без вины виноватый», Пэт Профт, 1998) с упорством маньяка охотился на одноглазого, однорукого и одноногого убийцу.
Невольно посочувствуешь отцу Нильсена, суровому датчанину, констеблю канадской королевской конной полиции из заполярного Саскачевана: разве о такой карьере он мечтал для своего сына? Вот Эрик, старший брат Лесли, все в жизни делал правильно и к 1980-м годам, как раз к тому времени, когда родились Румак и Дребен, дорос до вице-премьера Канады. Но тайна Нильсена заключается в том, что 30 его бурлескных лет, прошедших со времен «Аэроплана!» (Джим Абрахамс, Дэвид и Джерри Цукеры, 1980), – лишь вторая половина его актерской биографии.
Как мог на экране выглядеть таким лопухом человек, в 17 лет ушедший на фронт, в авиацию, четырежды женатый красавец-плейбой ростом под метр девяносто?! Так потешно падать – только человек, учившийся танцу у великого хореографа Марты Грэм. Так отчаянно «плохо» играть – только ученик Сэнфорда Мейснера, одного из трех – наряду со Стеллой Адлер и Ли Страсбергом – величайших театральных педагогов Америки.
Как ни трудно в это поверить, Нильсена пробовали на роль Мессалы в «Бен-Гуре» (1959) Уильям Уайлер и Джека Торренса в «Сиянии» (1980) Стэнли Кубрик. Он щеголял на телеэкране в мундире генерала Кастера. Его капитан космического корабля «Головокружение», захваченного одноглазым и поющим вирусом, в «Голом космосе» (Брюс Киммен, 1981) не был бы так смешон, если бы Нильсен не сыграл капитана Адамса в культовой, немыслимо идиотской, но снятой совершенно всерьез «Запретной планете» (Фред Маклауд Уилкокс, 1956). Дребен не был бы столь убедительной ходячей катастрофой, если бы самоотверженные персонажи Нильсена не боролись со стихиями в фильмах-катастрофах «Приключение „Посейдона“» (Рональд Ним, 1972) или «Город в огне» (Элвин Ракофф, 1979). Дракула не был бы таким довольным, если бы в послужном списке Нильсена не числился «Калейдоскоп ужасов» (1985) Джорджо Ромеро и Стивена Кинга.
Как же осточертели ему за первые тридцать лет карьеры все эти врачи-спасители, космические первопроходцы с бластерами и офицеры с морщинками у глаз, что на пороге шестидесятилетия Нильсен радикально сменил амплуа и закопал их всех в веселой братской могиле своих пародий. И только тогда обрел собственное лицо, которое весь мир принимал за маску. Мужественный поступок, достойный военного летчика, высший пилотаж.
Жаль, не дожил Лесли до наших дней: сыграл бы президента Байдена.