Ближайший соратник и единомышленник Солженицына Игорь Шафаревич распространяет в самиздате работу «Русофобия», обнародование которой исключает всякую возможность примирения двух лагерей. В ней советская либеральная интеллигенция характеризуется как «малый народ», нигилистически противопоставляющий себя большому народу, а сущность русофобии Шафаревичу, как и Солженицыну, видится в приписывании «малым народом» преступлений и мерзостей советского режима «природе русского народа», национальному характеру и русской исторической традиции. По сути, конечно, «малый народ» был лишь производной от выращенной Красным Чингисханом «новой исторической общности» по эксплуатации русских.
Можно было надеяться, что советская система найдет определенные пути интеграции с русской этнической традицией и на выходе будет постепенно выработан относительно жизнеспособный синтез. Однако в 1980-е годы начинается резкое саморазрушение советской системы, причём одним из первых симптомов изменений оказываются «андроповские» гонения на «русскую партию», которая, в результате силового разгрома, к моменту начала «перестройки» и ожесточенной конкуренции идеологических платформ и программ развития, выступила в явно ослабленном виде.
Этот самоподрыв системы связан был как раз с тем, что Советский Союз как целое проектировался как механизм эксплуатации русского большинства со стороны нерусских меньшинств и «новиопов» (представителей «новой исторической общности – советского народа»). Русский поворот 1960–1980-х годов, пусть и ограниченный советскими формами и тормозимый репрессиями КГБ, всё равно означал, что в среднесрочной исторической перспективе Советский Союз начнет обратную трансформацию в русское национальное государство, в национальную империю того же образца, что был разрушен в 1917 году. И тогда этнические элиты созданных в рамках советской нацполитики союзных республик почувствовали необходимость «катапультироваться» из СССР до того, как он снова станет Россией.
В то время как в союзных республиках события «перестройки» были связаны прежде всего с острым всплеском национализма и русофобии, по всей стране начались русские погромы, преследование и изгнание русских, приобретавшие те или иные формы в зависимости от доминировавших в той или иной традиции местного этноса, – у русских те же процессы протекали в форме национального нигилизма, истеричного западничества и набиравшей обороты интеллигентской русофобии.
Национальная, традиционная альтернатива коммунизму рассматривалась как глубоко маргинальная, подвергалась осмеянию в форме систематических насмешек «перестроечной» прессы над «Обществом “Память”», сквозь призму которого подавались любые попытки говорить о русских проблемах. Таковые проблемы лагерем «демократов» попросту отрицались.
Распад Советского Союза произошел именно потому, что существование в режиме «Красного Чингисхана» для позднесоветских антирусских элит начало казаться исчерпанным. Либо СССР эволюционным путем стал бы назад Россией, где снова пошла бы интеграция единой русской нации, либо русские переделали бы его силой под лозунгами антибольшевистской контрреволюции.
На руинах СССР начали осуществляться проекты незалежных антирусских малых империй. А в самой РФ «красный Чингисхан» попытался смениться «либеральным Чингисханом», который начал осуществлять всё ту же «ленинскую национальную политику» под соусом «многонационального россиянства». В этом смысле конец советской власти оказался во многом таким же ударом по русским, как и начало советской власти. Но только при этом нельзя забывать, что причиной распада СССР было создание СССР.
К моменту разрушения Советского Союза, фактически оказавшегося расколом «по живому» исторической территории проживания русского народа, русские нигде не сумели достичь той степени самосознания и консолидации, которая позволила бы эффективно этому расколу сопротивляться или использовать его в интересах русского народа.
Ошибочно мнение, что политики русской национальной ориентации способствовали этому расколу и, якобы, поддерживали идею «российского суверенитета». Напротив, суверенитет РСФСР продвигался Ельциным во имя «многонационального народа» и сопровождался призывами к этническим автономиям «брать власти сколько сможете проглотить».
Фактически лишь в Приднестровье русские сумели оказать сопротивление достаточное для того, чтобы остановить своё втягивание в чуждые и антирусски заточенные национальные проекты. Трудно сложилась судьба русских в Средней Азии, где местными радикалами последовательно проводилась политика выдавливания, в то время как Россия отнюдь не была рада принять соотечественников у себя. Кровавую страницу в историю русского народа вписала дудаевско-масхадовская «Ичкерия», осуществившая практически тотальную зачистку русского населения. При молчаливом одобрении Европейского Союза проводится политика дискриминации «неграждан» в странах Прибалтики.
Настоящей трагедией обернулось положение русских на Украине, где «бандеровское» безумие вело ко всё более радикальным нападкам на русский язык, русскую идентичность, заточенным не просто на вытеснение, а на подмену идентичности русских граждан страны. Образовательные программы и языковая политика, телевизионная пропаганда последовательно перековывали русских в украинцев, призванных ненавидеть Москву, мешающую «европейскому выбору» Украины.
В самой Российской Федерации первое десятилетие после ликвидации СССР было временем едва ли не официального господства русофобских доктрин, ежедневно провозглашавшихся в печати и на телевидении представителями интеллигенции. Началось вытеснение слова «русский» и замена его «российским». Государство учитывало интересы любых этносов и меньшинств, но русского народа как целого для него не существовало.
Фактически это стимулировало распад русского этноса — многие группы, как казачество или поморы, начали воспринимать интерпретацию себя как отдельных этносов более выгодной, тем более что это было связано с особенностями государственной поддержки национальных культур, принципиально ориентировавшейся только на меньшинства. Начали конструироваться вымышленные группы, типа «ингерманландцев», а для некоторых (как «сибиряков») даже сочинялись искусственные языки.
Постсоветский период оказался для русского этноса чудовищным демографическим провалом. Критически упала рождаемость, стали просто заоблачными цифры смертности от алкоголизма, наркомании, уличной и организованной преступности. Вошло в массовый оборот понятие «русский крест» — пересечение на графиках повышающейся кривой смертности и понижающейся кривой рождаемости. Досужие эксперты всерьёз рассуждали о предстоящем сокращении русского населения до 50 миллионов человек, а аналитики исправно снабжали прессу сценариями распада России.
Фактором, действовавшим «против течения», в этот период стало масштабное возрождение Православия. Миллионы русских людей обретали вновь веру, открывались храмы и монастыри, возвращались в повседневную жизнь православная обрядность и православное мировоззрение. Идентичность «православный христианин» встала для огромного количества людей во главу определяющих их самосознание характеристик. Как правило, возрождение православия было неразрывно связано с осознанием приобщенности к русской исторической, культурной, эстетической традиции.
Через отрицание «либерального ада» 90-х шел и рост национального сознания как движения сопротивления погружению России во тьму и самоуничтожение. Мотивы «за державу обидно», «отомстить», «не дать поставить нас на колени», объединялись в энергичное, хотя и идеологически размытое неприятие упадочной действительности. И вся эта энергия сопротивления маркировалась словом «русский».
Поэтому закономерно, что, когда с началом 2000-х годов запустились процессы самовосстановления государства в России, они оказались тесно связаны как с укреплением роли православия, так и с усвоением идей и энергии, накопленных русским сопротивлением в предыдущие десятилетия. Сегодня не редкость, когда эти идеи и их глашатаи так или иначе проявляются в государственной политике.
В 2020 году состоялось полупризнание государствообразующего статуса русского народа в Конституции. С началом СВО говорится о правах и интересах русского народа всё чаще, со слова «русский» во многом снят запрет. Но это не мешает чиновникам продолжать продвигать безумные концепции исключительной многонациональности России (когда даже в Вологодской области ухитряются обнаружить «сто народов»), или всё шире раскрывать ворота для разрушающей русское общество миграции.
Но говорить о полной нормализации положения русского народа внутри самой России всё ещё не приходится. Однако мы работаем и не сдаемся. Вычеркнуть русских из истории всё-таки невозможно.
ДОЛГИЙ 1917 ГОД.
Ответы Захару Прилепину в столетний юбилей революции.
Великий Октябрь к своему столетию потерпел сокрушительное поражение. Это поражение состоит в том, что даже те люди, которые сегодня занимаются апологетикой большевистского переворота, никогда не используют для его оправдания апелляцию к собственным ценностям, программе и слоганам большевиков.
Никто не говорит о том, что Октябрь открыл путь к построению социализма и коммунизма во всем мире; никто не выражает счастья по поводу того, что сокрушена была власть буржуазии и царских приспешников и возникла власть трудящихся; никто не рассказывает, что было покончено с поповским мракобесием и воссиял свет безбожной мысли; никто не настаивает, что большевики дали землю крестьянам, заводы — рабочим, а народам — мир.
Вся красная апологетика строится на разных формах оправдания октябрьского переворота, большевизма и советской власти в рамках чужеродных большевизму ценностных систем. Патриотической, националистической, конспирологической, народнической, даже православной. Фактически это софистическая манипуляция гегелевским «хитрым разумом». Большевики хотели одного, но, на самом деле, получилось совсем другое, но именно это неосознанное благо и есть подлинная выгода от революции.