Что не в коня был корм, это уже никак не Ленина вина — в соблюдении своего германского контракта наш Ильич был удивительно пунктуален, изнасиловав даже собственную партию ради ратификации Брестского мира. Достаточно вспомнить, что 1 марта 1918 года большевики безропотно сдали немцам Киев, освобожденный от петлюровцев 8 февраля в результате рабочего восстания.
27 августа 1918 г. был заключен советско-германский договор, а также связанные с ним секретные соглашения в форме обмена нотами. По ним правительство большевиков и Германия договаривались о совместных действиях против стран Антанты и белых армий, а Россия принимала на себя обязательства выплатить Германии репарации золотом.
Насколько долгосрочным был большевистско-германский альянс, показывает тот факт, что он быстро восстановился и при новых республиканских властях Германии, несмотря на то что они подавили все попытки захвата власти поддержанными из Москвы коминтерновцами.
Были ли большевики прогрессивными дворянами?
«Памятуя о том, что часть аристократии была изгнана из России, вместо которой пришли, как у нас иные любят говорить, “кухарки и бандиты”, стоит отдавать себе отчёт, что Ленин тоже был дворянином, равно как и множество виднейших большевистских деятелей и руководителей партии» (далее следуют ссылки на дворянское происхождение Ленина, Орджоникидзе, Маяковского, и даже чекиста Глеба Бокия).
Нет ничего нового в том, что представители аристократии встают на сторону антиаристократических движений. Тут можно привести массу исторических примеров, начиная со знаменитого афинянина Перикла и до герцога Филиппа Орлеанского.
Сами приводимые Прилепиным имена показывают, что количество дворян среди вождей большевиков было пренебрежимо мало (особенно если исключить из их списка пропитанных ненавистью ко всему русскому и считавшихся в Российской Империи априори революционерами польских шляхтичей наподобие Дзержинского). Степень «потомственности» дворянства Ленина тоже преувеличивать не следует — Илья Николаевич Ульянов был сыном мещанина и получил чин, дававший право на потомственное дворянство только 7 лет спустя после рождения сына Володи.
Отношения между большевиками и дворянством определялись не отдельными личностями, а политической философией большевизма, сущность которой составлял принцип классовой борьбы, а дворяне, равно как и духовенство, и буржуазия, и зажиточные крестьяне, рассматривались как классовые враги, подлежащие уничтожению.
Правда ли, что большинство офицеров пошли служить в Красную армию?
«В Красной Армии служило 75 тысяч бывших офицеров (из них 62 тысячи — дворянского происхождения), в то время как в Белой около 35 тысяч из 150-тысячного корпуса офицеров Российской Империи)» — приводимые Прилепиным цифры являются произвольным конструктом, запущенным советским исследователем А.Г. Кавтарадзе в книге «Военные специалисты на службе Республике Советов 1917–1920 гг.» (М., «Наука», 1988). Эти спекуляции опровергнуты в фундаментальном исследовании С.В. Волкова «Трагедия русского офицерства» (М., «Центрполиграф», 2001).
Кавтарадзе произвольно суммировал такие совершенно разные категории как:
1) 8 тысяч офицеров, добровольно пошедших на службу большевикам во время формирования войск антигерманской «завесы» весной 1918 года, то есть желавших продолжить борьбу с врагом, но обманутых большевиками. Значительная их часть покинула Красную армию, а то и присоединилась к белым;
2) около 48 тысяч бывших офицеров, призванных в Красную армию в 1918–1920 годах, зачастую с применением насилия;
3) около 14 тыс. пленных белых офицеров, поступивших в Красную армию ради сохранения жизни. Эти бывшие офицеры составляли по разным подсчётам от четверти до трети всего комсостава Красной армии, причем их доля неуклонно снижалась, так как большевики не доверяли военспецам.
Манипуляцией является и названная численность офицерского корпуса Российской Империи в 150 тысяч, — на самом деле это численность находившихся в строю офицеров действующей армии, в то время как в численность тех, кто служил большевикам, включаются все офицеры, где бы они не находились в 1918 году — в тылу, в госпитале и т. д.
По подсчётам Волкова численность офицерского корпуса на конец 1917 года составляла 276 тысяч, так что количество всех пошедших к красным офицеров не составляла и четверти от этого числа.
Для сравнения, в Белом движении, приняло участие 170 тысяч офицеров (больше, чем Прилепин насчитал их всего), из которых 55 тысяч (на 20 тысяч больше, чем Прилепин насчитал белых офицеров в целом) погибли в боях с большевизмом и примерно столько же оказались в эмиграции.
«Вы всё ещё хотите, — вопрошает Прилепин, — поговорить о том, как кухарки и сиволапые бандиты обманом и нахрапом победили белолицых и прекрасных русских дворян, не изменивших присяге и верных императору?»
О качестве пошедшего к большевикам офицерства следует поговорить отдельно.
К 1917 году командный состав русской армии подразделялся на две большие группы.
Первая — кадровые офицеры Императорской Армии, подобные Рощину из «Хождения по мукам» А.Н. Толстого. Эта категория очень серьёзно пострадала во время Первой мировой, когда в её начальный период была выбита значительная часть кадрового офицерства (что и предопределило кризис дисциплины в императорской армии).
Вторая, — офицеры производства военного времени, такие как Телегин из того же «Хождения», пресловутый прапорщик Крыленко и т. д. Офицеры второй категории были, по сути, обычными интеллигентами в погонах, не обладавшими ни кастовым военным сознанием, ни, зачастую, серьёзной военной подготовкой. К концу войны редкий грамотный человек был не при погонах.
Генерал Гурко с пренебрежением отзывался об офицерстве, «вышедшем из среды банщиков и приказчиков». Значительная часть из них, прапорщики, не слишком отличались и от солдатской массы, и от штатских, из рядов которых они недавно вышли.
Подавляющее большинство «покрасневшего» офицерства составляли именно офицеры производства военного времени. Кадровые офицеры составляли в Красной армии не более 6% комсостава.
В «Википедии» фигурирует список из 385 царских генералов, служивших в Красной армии. Даже если принимать его на веру без критики, то необходимо осознавать, что уже на лето 1916 года в императорской армии было около 4 тысяч генералов, а к концу 1917-го их стало ещё больше. В Красную армию пошло служить не более 10% генералитета.
В их числе практически не было командиров высшего звена времен Первой мировой — по большей части это были либо штабные генералы (такие как Михневич, Маниковский, Зайончковский), либо лихие полковники, выслужившие генеральские чины на войне.
Ещё более характерно то, что самостоятельного командования этим генералам большевики практически не поручали, держа их в качестве спецов-консультантов и плотно окружая всевозможными комиссарами. Редким исключением был генерал-майор Ольдерогге, добивавший армию Колчака в Сибири осенью 1919 года.
Ещё более показательна судьба большинства царских генералов и обер-офицеров, пошедших на службу большевикам. Они были уничтожены в 1931 году по сфабрикованному ОГПУ делу «Весна». В рамках этого дела были арестованы 3000 человек. Упомянутый Ольдерогге и многие другие — расстреляны. В 1937—1938 годах были расстреляны и те, арестованные по данному делу, кто сперва получил лишь тюрьму и ссылку — крупнейший военный теоретик Свечин, генералы Сытин, Верховский, Морозов…
Так что либо советская власть набрала в Красную армию врагов, и служили они ей неискренне, либо большевики сознательно уничтожили поверивших им и решившихся служить совнаркому из любви к Родине офицеров и генералов.
Правда ли, что гражданскую войну начали белые и интервенты?
«Гражданскую войну устроили белые… Была осуществлена интервенция четырнадцатью (14!) странами — и в такой ситуации сваливать жертвы Гражданской войны на одних большевиков — несусветная дичь», — утверждает Прилепин.
Гражданская война была основной целью большевиков задолго до революции. Поражение своей страны было для Ленина прелюдией к гражданской войне:
«В каждой стране борьба со своим правительством, ведущим империалистическую войну, не должна останавливаться перед возможностью в результате революционной агитации поражения этой страны. Поражение правительственной армии ослабляет данное правительство, способствует освобождению порабощенных им народностей и облегчает гражданскую войну против правящих классов. В применении к России это положение особенно верно», — писал Ленин в 1915 году.
24 января 1918 года, вскоре после разгона Учредительного собрания, Ленин провозглашал на Третьем съезде советов: «На все обвинения в гражданской войне мы говорим: да… первое правительство в мире, которое может о гражданской войне говорить открыто, — есть правительство рабочих, крестьянских и солдатских масс. Да, мы начали и ведем войну против эксплуататоров».
Первым актом гражданской войны в России стал насильственный захват большевиками власти в Петрограде и Москве, сопровождавшийся, к примеру, артобстрелом Кремля. По сути — узурпация власти.
Автор, очевидно, предполагает, что все граждане бывшей Российской Империи должны были подчиниться этой узурпации на том основании, что в столице какой-то съезд советов объявил о переходе власти в руки некоего совнаркома.
Представлять большевиков защитниками России от интервентов — давний пропагандистский ход. Но снова перед нами откровенное передергивание. Интервенция стран Антанты имела в виду локализовать последствия отпадения важнейшего союзника в разгар Мировой войны и заключения его узурпаторским правительством сепаратного мира.
Старшее поколение помнит схему советских учебников: «Советская Республика в кольце врагов», со всех сторон лезут злодейские колчаковцы, деникинцы, английские, французские и чехословацкие интервенты, на окраинах бушуют буржуазные националисты — петлюровцы, дашнаки и мусаватисты, скачут на тачанках махновцы, и только большевики среди этого раздрая представляют силы порядка. Эта схема истории Гражданской войны, скажем мягко, действительности не соответствует — особенно искажена картина происходившего в 1918 году.