Тот же принцип выведения труда на роль первого производственного фактора и сокращения роли капитала Сталин стремился применять во всём, включая науку. «Шарашка» и угроза ареста оказались гораздо более эффективным (по крайней мере, краткосрочно) стимулом научно-технического роста, чем немецкая колбаса и американские дома с бассейнами. Жаль, что биология не механика, даже угрозой расстрела Вавилов бы не смог заставить хромосомы пшеницы яровизироваться, а потому был уничтожен в пользу шарлатана Лысенко, который обещал распространить сталинскую трудовую дисциплину и на растения…
Война застала Сталинский СССР с ещё незаконченной индустриализацией, с зависимостью от внешних поставок по множеству категорий оборудования, в долгах как в шелках, с истребленной или посаженной значительной (и зачастую выдающейся по умственным и деловым качествам) частью населения, с уникальной индустриально-рабовладельческой экономикой. Любой органический вариант развития, в особенности «столыпинский» его вариант, давал России, конечно же, куда лучшие исторические перспективы.
Советский Союз до войны был экономической колонией американского капитала. Американцы строили Сталину заводы. Американцы для получения оплаты за эти заводы покупали «эрмитажные» картины и то самое зерно, которое отнимали у коллективизированных крестьян, в результате чего те начали массово умирать с голода. Но, конечно, всех экспортных возможностей сталинского СССР не хватило бы для проведения полноценной индустриализации. Значит советская экономика субсидировалась США. С какой целью? Показала Вторая мировая война, когда миллионы русских солдат оказались бесплатной пехотой, завоевавшей мировое господство прежде всего для Америки. Достаточно сравнить военные потери СССР и США, чтобы стала понятна цена, которую мы заплатили за построенный американцами Днепрогэс.
При этом даже после всего людоедского индустриального рывка Сталину не удалось компенсировать отставание от проектных возможностей царской России. Мало того, так и не удалось догнать её на некоторых направлениях – например, трижды генсек затевал строительство советских линкоров и ни разу большая кораблестроительная программа не была завершена, при том, что за десятилетие между Русско-японской и Первой мировой войнами Российская Империя создала один из мощнейших в мире военных флотов и в Великую Отечественную город на Неве защищали огнем своих орудий именно царские линкоры.
Но ядерные реакторы-то! Это уж точно Сталин! Нет. И это не так. Сталинская ядерная программа была воскрешением заброшенной после революции царской атомной программы и опиралась на её фундамент. Уже в 1907 году началась эксплуатация Тюя-Муюнского уранового месторождения в Ферганской долине. В 1908 году в Санкт-Петербурге заработал экспериментальный завод по переработке урановой руды, за 5 лет переработавший 665 тонн. В 1911 году в Российской Академии Наук была создана радиевая лаборатория во главе с академиком Вернадским. Именно Вернадский в годы войны вновь привлечет внимание Сталина к теме атомной бомбы. К 1914 году в России уже было четыре радиологические лаборатории. Физики, способные разобраться в американских атомных секретах, появились именно благодаря лучшему в мире царскому образованию.
Но в космос-то, в космос товарищ Сталин точно полетел сам! Ну, во-первых, не Сталин, ещё неизвестно как Сталин отнесся бы к идее бесполезно запускать дорогостоящие ракеты ради пиара – он был человек по-мелкому прижимистый. Впрочем, если в логике сталинского маршрута, то да.
А во-вторых, работы пращуров нашей космической программы – и Циолковского и Цандера были написаны уже до революции. Ещё до революции написал свою первую работу и Александр Шаргей, более известный как Юрий Кондратюк, в будущем белый офицер и разработчик знаменитого гравитационного маневра, который использовался нами и американцами для полетов на луну.
Нет ни одного индустриального и научно-технического направления, в котором Российская Империя без революции не могла бы развиваться так же, или ещё более успешно, чем она развивалась после революции. С той только разницей, что это не обошлось бы в бесчисленное множество унесенных революцией и террором жизней.
Куда мы ни кинули взор, всюду в царской России мы находим опровержения базовой сталинистской доктрины «Белого Конго» и приходим к выводу:
1. Россия была передовой страной тогдашнего мира и ни в одной области не имела столь радикального отставания, чтобы это требовало чрезвычайной кровавой самоколонизации.
2. Существование в России вполне было выгодно частному человеку и существовал достаточный набор ненасильственных стимулов, чтобы сделать его агентом развития, в частности, существовали надежные социальные лифты.
3. Культура и традиции были фактором силы, сплоченности и устойчивости, и никакого критически тормозящего влияния на развитие не оказывали.
4. Страна стояла на высоком уровне социальной гуманности (порой слишком высоком, что её разоружило перед революционерами). Архаизация социальных технологий в ней была абсолютно искусственна.
5. У России было своё место в мировой системе, что позволяло развиваться в сотрудничестве и соперничестве с другими странами, меняя и комбинируя партнеров, как это было выгодно, и оптимизируя соотношение затрат и приобретений.
Только уверенность советских пропагандистов в зашоренности восприятия советских детей позволяла, не рефлексируя, помещать в учебнике картину, рассказывающую о том, как во имя тяжелой индустрии уничтожается потребительская и советский человек остается буквально с голым задом.
Большевизм и сталинизм не вывели Россию из дремучей тьмы к царству света, а напротив – затормозили и исказили динамичное и органичное развитие страны, внеся в него такие элементы как истребление целых социальных слоев, использование рабского труда, террор против крупнейших ученых. Нищету масс.
И когда современные государственные мужи делают книксены не перед царями Александром III и Николаем II, не перед министрами Вышнеградским, Витте и Столыпиным, а именно перед «человеком труда» Сталиным, у меня иногда закрадывается нехорошее впечатление, что их интересуют не столько индустриальные достижения, сколько кровавые людоедские технологии.
И от этого пристального заинтересованного взгляда людоеда становится как-то не по себе.
Прославление Сталина – это не историческая справедливость и даже не исторический миф. Это отравление сталинской и собственной пропагандой, принятие плакатов за реальность. И, главное, это угроза нашему будущему. Это ложный анализ условий и хода промышленного рывка России в ХХ веке и ложный набор рецептов интенсификации этого рывка в будущем.
Культ сталинского «эффективного гипернасилия» не только по-человечески антигуманен и греховен. Он ещё и неэффективен. Поднять экономику с помощью гипернасилия, с помощью мобилизационных планов и пятилеток, с помощью снижения доходов трудящихся и их внеэкономического принуждения, – в реальности невозможно.
Рывок как рывок вообще фактически невозможен. «Рывками» сталинские достижения были только по сравнению с ленинскими провалами. Никогда сталинской экономике так и не удалось выйти на проектные темпы органического индустриального развития царской России. Рецепты индустриализации необходимо брать у Александра III, Менделеева, Витте, Николая II и Столыпина, а не у Сталина.
ХЬЮИ ЛОНГ. ЖЕРТВА РУЗВЕЛЬТА? ПРЕДТЕЧА ТРАМПА?
Хьюи Лонг – губернатор Луизианы, сенатор США (единственный убитый в должности), конкурент Франклина Рузвельта в составе Демократической партии США. Лонг стремительным метеором пронесся по небосклону американской политики рубежа 1920-30-х и оказался настолько опасен для истеблишмента, что подвергался постоянным клеветническим нападкам при жизни, включая обвинения в «фашизме».
Еще при жизни Лонга спивающийся Синклер Льюис сочинил заказной роман «У нас это невозможно», где Лонг был изображен в виде американского Муссолини, Берцелиуса Уиндрипа, приход которого к власти превращает США в диктатуру латиноамериканского образца. Смысл романа, и созданной на его основе пьесы, был вполне прозрачен – представить Франклина Делано Рузвельта как спасителя демократии в Америке от фашистской гадины. В 1936 году рузвельтовское «Управление общественных работ» (WPA), в период «нового курса» руководившее трудовыми армиями полутоталитарного образца, ставила спектакли по пьесе Льюиса по всей стране.
Впрочем, к тому моменту «фашистская угроза» уже стала абстрактной – убитый Хьюи Лонг лежал в могиле, причем ответственность за его странную смерть и тогда и сейчас возлагалась многими на Секретную Службу США.
Чем же Хью Лонг так насолил американскому истеблишменту? Прежде всего тем, что на посту губернатора Луизианы в 1928-32 заложил основы современного социального государства, реально ориентированного на интересы большинства – наиболее бедных слоев населения этого штата глубокого Юга.
«В штате было построено более 14000 км новых дорог; 111 новых мостов, включая мост через Миссисипи; — пишет Н.В. Овчинников в книге «Борьба за Америку в 1930-х» (М., Самообразование, 2009), — организовано распространение бесплатных (т.е. финансируемых штатом) учебников для школьников, бесплатных ночных курсов для взрослых по ликвидации неграмотности; расширена сеть бесплатных медицинских услуг и благотворительных госпиталей; построена новая дамба, новый аэропорт у Нового Орлеана, один из крупнейших в стране; новый Капитолий. Был ликвидирован избирательный налог; снижены налоги на собственность и цены на общественные услуги; введён мораторий на выплату долгов по закладным (в условиях Депрессии), созданы многие рабочие места».
Каким образом Лонг всё это финансировал в условиях депрессии, ухитряясь еще и сокращать налоги? Он увеличивал долг штата, принимая новые обязательства. Но почему тогда Луизиана так и не прогорела? Дело в том, что Лонг брал кредиты и обязательства, но под обеспечение налогами. А налоги вводил на сырье, которое нефтяные корпорации качали из штата. Не было человека, которого сильнее бы ненавидели в «Стандард Ойл», чем Лонг.