Это реально была такая отчасти клоака, где всё было этим пронизано, и она источала этот дух на Европу во все стороны. Своеобразным символом этого является написанная в 1882 году классическая картина Эдуарда Мане, довольно скандального художника, «Бар в «Фоли-Бержер»» (известное кабаре на Монмартре). Она построена как такое обманное зеркало. Барменша и её отражение между собой не совпадают, не совпадают бутылки, не совпадает ничего, то есть она одиноко себя чувствует за этой барной стойкой – но чем она занимается? Чем она вынуждена заниматься? Это показывает композиция справа, то, что находится, условно, в зеркале её воображения – она занимается обслуживанием клиентов не только по части алкоголя, она фактически занимается проституцией, это часть её работы. Это ещё довольно приличная картина, где это показано только намёком. Однако вот вся французская культура того времени была пронизана этой атмосферой разврата.
Третья проблема Франции того времени, помимо масонства и разврата, тесно с ними связанная, это колоссальная по своим размерам коррупция, которая во Французской республике пронизала абсолютно всё. Пожалуй, самым известным тут является Панамский скандал, благодаря которому слово «панама» в конце XIX века означало жульничество и аферу. Строителем Панамского канала, который должен был соединить Атлантический и Тихий океаны, стал инженер Фердинанд Лессепс, ранее построивший Суэцкий канал, соединивший Средиземное и Красное моря. Он создал компанию, в которую вступили он сам, его сын, инженер Эйфель и многие другие. Они собрали огромное количество денег французских вкладчиков и налогоплательщиков. Выпускались специальные акции с изображением будущего канала. Но потом выяснилось, что канал не строится, потому что подрядчики требуют в два раза больше денег и обманывают. Соответственно, акционерное общество, которое этим занималось, оказалось на грани разорения.
Франция тогда вообще была страной банкиров и рантье (людей, живших на ренту – на проценты с капитала; они вкладывались в различные прибыльные акции, с которых выплачивались дивиденды; то есть, они жили на капитал без необходимости работать). Франция была классической страной рантье, там все всё время во что-то вкладывались, в частности, в российскую экономику – революция 1917 года разорила многих французских вкладчиков. Компания Панамского канала была вынуждена давать крупные взятки политикам для того, чтобы они поддержали дальнейшее его субсидирование. Но в какой-тио момент компания обанкротилась, вкладчики её разорились, имена политиков, бравших взятки, стали известны, в свете чего возник вопрос: а зачем нам такая республика, где творится подобное вопиющее безобразие?
Есть изображение одной дуэли. Два мужчины стреляются из пистолетов друг с другом. Ни один из них ни Пушкин, ни один из них не Лермонтов. Это два крупных представителя французской политики этой эпохи. Присмотримся к человеку на заднем плане. Это Поль Дерулед, поэт, писатель, радикальный патриот, которому пытались создать репутацию скандального. На переднем – Жорж Клемансо, лидер очень левого течения в тогдашней французской политике, не социалист и не коммунист, но лидер Радикальной партии, которая была против Церкви, против Монархии, за республику, против консерваторов. Клемансо при этом был одним из активных участников Панамской аферы, откровенно говоря, коррупционером. Дерулед же его как раз именно в этом и обвинил, после чего они публично стрелялись друг с другом. Пресса заявила, что Клемансо – молодец, а Дерулед, наоборот, жулик.
На самом деле Дерулед был идеологом французского патриотизма и реваншизма, всячески пытавшимся изменить французскую государственность для того, чтобы из имеющегося непонятного парламента образовалась настоящая национальная диктатура, которая поведёт французов на Германию, но у него ничего с этим не получилось. Дерулед и ряд более респектабельных и системных французских политиков начали энергично налаживать связи с Петербургом и с Москвой для того, чтобы добиться заключения русско-французского союза против Германии.
На другой стороне, в России, они нашли поддержку в лице ведущего публициста и идеолога того времени Михаила Никифоровича Каткова, который был фактическим лидером русских консерваторов на протяжении всего царствования Александра II и был одним из виднейших идеологов в начале царствования Александра III (вторым был Константин Петрович Победоносцев, который был более консервативным, тогда как Катков – более национальным). Он был уверен, что Германия после её объединения является главным противником России, что она мешает ей нормально развиваться, в частности, потому, что германская экономика полностью подавляет русскую, так как из-за конкуренции германских промышленных товаров российская промышленность не развивается.
Дерулед и его соратники активно поддерживали отношения с Катковым, он очень активно выступал с антигерманских и профранцузских позиций, несмотря на то, что чисто идеологически Российская империя была гораздо ближе к Германской империи и Австро-Венгерской империи, чем к Французской республике. Но при этом геополитические и геоэкономические причины делали нас противниками Германии и Австро-Венгрии. Собственно, в геополитике довольно часто дружат через одного – твой сосед почти всегда враг, а тот, кто через соседа, он почти всегда тебе так или иначе друг, потому что он тоже враг этому твоему соседу.
Собственно, именно так начал складываться русско-французский союз, именно исходя из этой идеи, при том, что первоначально Александр III, когда узнал о том, что Катков делал очень широковещательные обещания французам, что Россия их обязательно поддержит, то очень на него сильно ругался, предъявлял к нему претензии, хотел даже публично его дезавуировать. Но Победоносцев уговорил Царя публично этого не делать, потому что это подорвёт респект к консервативному лагерю в России. Государь сделал Каткову очень серьёзное внушение и тот через несколько месяцев от сильного расстройства скончался в 1887 году (на похороны Михаила Никифоровича в Москву приехал сам Дерулед). Но при всём при этом проводившаяся им линия в 1891 году победила.
Россия ввела очень жёсткие заградительные тарифы против германской продукции, начала строить Транссибирскую магистраль, чтобы укрепить связанность державы и заключила союз с Францией. Символом оного стал визит французской эскадры в Кронштадт. Принимали её на высшем уровне, причём в императорской резиденции, ко всеобщему шоку был исполнен французский гимн – «Марсельеза», революционная песня, которую русский царь слушал с непокрытой головой. Когда немцы и австрийцы в ужасе спросили его, как же он может слушать гимн, где призывается к насилиям и казни монархов, то Государь пояснил, что имеет в виду не содержательную сторону гимна, а уважение к Франции как великой державе. Немцы внезапно обнаружили, что они оказались зажаты между сильной Россией и сильной Францией. Если им ещё могло казаться, что по отдельности они сильнее обеих этих стран, то уже вместе они точно были слабее.
Во Франции начался патриотический подъём, потому что они теперь видели тот факт, что они не одиноки, что рядом с ними существует держава, которая готова в случае необходимости выступить с ними в союзе. Первоначально казалось, что такие патриоты-реваншисты во Франции категорически побеждают. Своеобразной кульминацией этого движения был в 1896 году визит Императора Николая II с Императрицей Александрой Фёдоровной во Францию. Там их очень торжественно принимал тогдашний президент Феликс Фор. Для французов это была настоящая точка национального подъёма, они поверили в то, что великое будущее возможно и оно с ними. Русского царя встречали толпы народа. Был торжественно открыт в Париже мост, названный в честь Императора Александра III. Но всё это нравилось отнюдь не всем, поскольку Россия воспринималась как символ консерватизма, традиционализма, монархизма. Разумеется, что за русско-французский союз в этот момент выступали, прежде всего, французские правые силы.
И вот для того, чтобы не подорвать сам союз, но выхолостить его смысл, во Франции произошло странное событие, тянувшееся практически 10 лет – дело Дрейфуса. О нём есть фильм Романа Полански «Офицер и шпион», где все показано с чисто либеральной точки зрения, но в нем прямо чувствуется, что противники Дрейфуса – за союз с Россией и это часть их мрачного имиджа.
В чём была суть истории? В том, что в какой-то момент французская контрразведка обнаружила в выброшенных в мусор бумагах германского посольства некий список тех сведений, которые готов передать некий тайный анонимный шпион. Он был разорван на части, но достаточно легко склеен. Начали вычислять тех, кто мог оказаться причастным ко всей этой истории. Среди этих имён появилось имя офицера французского Генерального штаба капитана Альфреда Дрейфуса, которого среди прочих подозреваемых выделяло то, что он был евреем, причём ещё и эльзасским. Специалист по почерку Луи Бертильон, создавший систему опознания преступников, которая действовала до тех пор, пока её не сменила нынешняя (по отпечаткам пальцев) – бертильонаж (измерение роста, размеров частей тела – черепа, рук, ног и так далее), заключил, что автором этого письма является Дрейфус. Он был арестован и осуждён на пожизненное заключение в крепости.
А потом полезли всякие странные факты, которые в эту версию не укладывались. Был ещё один сотрудник Генштаба майор Фердинанд Эстерхази (имел венгерские корни – его предок поселился во Франции ещё в конце XVII века и являлся бастардом венгерского аристократического рода Эстерхази), в отношении которого стало возникать много подозрений. Однако военное руководство категорически отказывалось пересматривать дело Дрейфуса и продолжало настаивать на том, что он – шпион. Почему это делалось? Существуют разные версии. Например, что Эстерхази на самом деле был двойным агентом, сообщавшим германскому Генштабу дезинформацию о состоянии французских вооружённых сил и поэтому его отчаянно, до последнего старались защитить. В пользу этой версии говорит то, что так никогда и не был арестован, закончив свою жизнь в тихом поместье в Англии. Когда его спрашивали, что он думает на эту тему. Эстерхази говорил, что между шпионажем и контрразведкой разница тоньше, чем между частями папиросной бумаги. Это довольно популярная ревизионистская версия.