К концу 1938 года, эта расстрельная система начала себя несколько исчерпывать и её начали постепенно сворачивать. Ежов был снят с должности и переведён в наркомат речного транспорта, а его место занял переведённый из Грузии Лаврентий Берия. Вскоре Ежова также арестовали и в 1940 году расстреляли. Причём, единственным обвинением, которое он признал, было по статье «Мужеложство». При Берии начался пересмотр приговоров по политическим делам и начались освобождения некоторой части репрессированных, которые находились в заключении. Подключились, как не странно, прокуроры, которые начали говорить, что не всех посадили правильно.
Здесь стоит вспомнить самого знаменитого тогдашнего советского прокурора – Андрея Януарьевича Вышинского, который был главным представителем обвинения на всех трёх московских процессах и требовал там расстрелов. Первый процесс, как уже говорилось, был в 1936 году и на нём главными обвиняемыми были Зиновьев и Каменев. На втором процессе в 1937 году менее крупных деятелей, в числе которых были Радек, Пятаков и Сокольников. Там из 17 человек было расстреляно 13, но те, кто получил сроки заключения, долго не прожили – в частности, Радек и Сокольников были убиты в тюрьме. На третьем процессе, в 1938 году, судили группу партийных деятелей, которые не относились к левой оппозиции в 1920-е годы, во главе с бывшим главой Коминтерна Бухариным и бывшим председателем Совнаркома Рыковым (вместе с ними на скамье подсудимых оказался и один из проводников репрессий Ягода). Из 21 обвиняемого расстреляли 19. Все, кто остался в живых и не был убит потом в заключении, были расстреляны осенью 1941 года. Процесс против Бухарина был самым громким. Впоследствии все, кто был осуждён на этих процессах, были реабилитированы, кроме одного человека – Ягоды. И вот именно на этих процессах выступал Генеральный прокурор СССР Андрей Вышинский.
Он в своё был меньшевиком, перед революцией служил помощником у присяжного поверенного округа Московской судебной палаты Павла Малянтовича. После революции 1917 года был назначен комиссаром милиции Якиманского района. В этой самой должности он подписал «распоряжение о неукоснительном выполнении на вверенной ему территории приказа Временного правительства о розыске, аресте и предании суду, как немецкого шпиона, Ленина», выполняя приказание министра юстиции того самого Малянтовича, который сам же предупредил Ленина о возможности ареста. В 1920 году Вышинский перешёл от меньшевиков к большевикам – и теперь был обвинителем коммунистических лидеров, оказавшихся неугодными Сталину, с которым он, как оказалось, сидел в Баиловской тюрьме в Баку – поэтому, очевидно, он так никогда и не был обвинён за то, что некогда был противником большевиков (в то время иных сажали и расстреливали за меньшее). Но параллельно с этим Вышинский требовал соблюдать хоть какие-то рамки законности и ввести их в действия по «кулацкой операции».
При этом, всё это развивалось на фоне активной кампании за международный престиж Советского Союза. В том самом 1937 году в Париже проходила международная выставка, главной фишкой которой было противостояние советского и германского павильонов, находившихся как раз друг напротив друга. Причём, германским павильоном занимался человек, который, в принципе, считается одним из гениев архитектуры Альберт Шпеер. Главным украшением советского павильона была скульптура «Рабочий и колхозница» Веры Мухиной, очень крупного скульптора, начинавшей ещё до революции. Это были такие действительно мощные античные тела и потрясающая динамика. Скульптура эта сейчас находится в Москве на ВДНХ, где каждый москвич и гость столицы может её увидеть. Именно она знакома многим по заставке фильмов киностудии «Мосфильм». Немцы попытались противопоставить ей скульптуру под названием «Братство», которая сегодня будет выглядеть одновременно и нацистской, и гей-пропагандой, поскольку является довольно анекдотической. Вообще же германский павильон был невероятно унылым, с очень невыразительным антуражем. На этом фоне, конечно же, «Рабочий и колхозница», однозначно выигрывали с треском эту визуальную конкуренцию. Для многих тогда это словно бы говорило, что за Советским Союзом – будущее, а за нацистской Германией будущего нет. И, конечно, в самом деле – Третий Рейх после этой выставки не просуществовал и десяти лет. Впрочем, Советский Союз до конца ХХ века не дожил, прекратив своё существование.
7. Идеологический поворот к патриотизму
Параллельно с этим в СССР происходили крайне интересные идеологические процессы. Дело в том, что сам Советский Союз стал отходить от той крайней формы национального нигилизма и отвержения всего русского и русской истории, господствовавших тогда в стране. Тогда в учебниках и словарях писали про «бывшую Россию», а Александра Невского проклинали как «ставленника новгородской торговой буржуазии». И вот на глазах начинается разворот к патриотизму.
Здесь стоит сказать, что довольно большую роль в этом сыграл близкий соратник Сталина Андрей Александрович Жданов. Он родился в южнорусском городе Мариуполе на берегу Азовского моря в семье личного дворянина, преподавателя и чиновника министерства народного просвещения, выходца из духовного сословия. Он был офицером Русской армии во время Первой мировой войны (правда, на фронте не был) и вступил в коммунистическую партию. Жданов как-то всегда на фоне остальных сталинских соратников отличался таким ярко выраженным интересом к русскому вопросу. Он считал, что, хотя они и коммунисты, но нужно брать всё лучшее от исторической России. В 1934 он возглавил после гибели Кирова Ленинградскую парторганизацию – Сталину был нужен свой надёжный человек во главе второго крупнейшего города страны. А вместе с этим он стал секретарём ЦК по идеологии.
В этой должности он, при попустительстве Сталина, развил достаточно активную деятельность в этом направлении. Жданов также довольно грамотно вытаскивал и подбирал кадры, в частности, перетянул из Ленинграда в столицу много интересных людей, которые с ним были примерно одних взглядов. Например, крупный экономист Николай Вознесенский, про которого Сталин шутил, что он никого кроме русских за людей не считает. Вознесенский во время войны руководил советской экономикой в качестве руководителя Госплана. Потом Жданов вытащил из Ленинграда в качестве специалиста по лёгкой промышленности Алексея Косыгина, который в 1964 – 1980 годах возглавлял советское правительство и являлся одним из немногих соратников Жданова, которых не расстреляли. Пик влияния ждановской группы пришёлся на Великую Отечественную и первые послевоенные годы. Тогда практически большинство ключевых партийных деятелей были его ставленниками, а сам Жданов считался, фактически, вторым человеком после Сталина. Это был как раз период предельного такого патриотизма в советской идеологии – когда начали на полном серьёзе обсуждать, а что, если Русская Православная Церковь будет главной православной церковью в мире, а что, если объединить всех славян вокруг СССР (в этом плане установление просоветских режимов в Польше, Чехословакии, Болгарии было как раз в этой логике). Жданов даже попытался вписать в программу партии слова про ведущую роль русского народа, но тут уже Сталин его одёрнул.
И здесь нужно вспомнить про не самую главную, но самую заметную акцию Жданова, которая в подобном масштабе никогда больше и нигде в советское время не повторялась – в 1944 году он произвёл массовое обратное переименование ряда центральных улиц и площадей Ленинграда. Невский проспект опять стал Невским проспектом (с 1918 года он именовался проспектом 25 Октября), Дворцовая площадь из площади Урицкого снова стала Дворцовой и так далее. Идея эта, впрочем, принадлежала главному архитектору Ленинграда Николаю Варфоломеевичу Баранову, но руководство города во главе со Ждановым однозначно её поддержало. Подобного практически никогда потом уже не делалось. Исключение было одно – если улица, площадь или город именовались в честь какого-то советского деятеля, который по каким-то причинам «утратил доверие» или был репрессирован. Тогда им могли вернуть прежнее, дореволюционное название. Например, при Хрущёве Молотов снова стал Пермью, а Ворошиловград ненадолго снова стал Луганском. Был и другой случай, когда подобное переименование произошло в совершенно нейтральном случае – город Оренбург был в своё время назван в честь знаменитого тогда лётчика-героя Валерия Чкалова, но уже при Хрущёве ему вернули его историческое имя. Впрочем, случаи обратного переименования уже были ранее. Например, в 1943 году городу Ворошиловску вернули его исконное имя Ставрополь. Киевский Крещатик с 1923 по 1937 года носил имя Воровского, но затем ему вернули его историческое имя. Улица Кирова в 1944 году, которая была до 1919 года частью Большой Александровской, получила новое название Владимирский спуск, в честь князя Владимира, чей памятник стоит там рядом. В Одессе было ещё интереснее – улица Дерибасовская с 1920 по 1941 год носила названия Лассаля и Чкалова, но во время румынской оккупации ей вернули её историческое название, которое, после освобождения города в 1944 году было сохранено. Тираспольская площадь была переименована советской властью в площадь 1905 года, в 1941 году прежнее название вернули, и оно сохранялось до 1955 года, когда снова отыграли советское название. Но именно в Ленинграде было совершено не точечное, а достаточно массовое переименование улиц по решению местных властей. Жителями города возвращение старых названий было воспринято крайне позитивно. При этом была изложена парадоксальная формулировка – говорилось, что названия возвращаются за героизм, мужество и стойкость, проявленные городом во время блокады, т.е. получается, что все советские названия они были как бы в наказание.
А потом 31 августа 1948 года Жданов, при довольно загадочных обстоятельствах, умер в доме отдыха на Валдае – не понятно, умер ли он сам, либо же ему «помогли». И если «помогли», то с какой стороны это делали. Его «ленинградская группировка» противостояла группировке Берии-Маленкова – и у них были совершенно разные идеологические принципы. «Ленинградцы» считали, что главное – сделать упор на русский народ и на то, чтобы его как-то накормить и дать отдохнуть, для чего предполагалось активно развивать лёгкую и пищевую промышленность. А Берия и Маленков делали упор на интернациональную советскую бюрократию и на развитие военной промышленности. Мало того, уже после недолгого прихода к власти в 1953 года Берия планировал провести такие реформы устройства СССР, при котором его развал начался бы уже тогда, поскольку предполагалось дать больше свободы и власти местным национальным кадрам в союзных республиках в ущерб русским. Поскольку Берии было, чем отчитаться в плане атомного проекта, в конечном счёте, эта группировка победила. В 1949 году всех оставшихся без своего лидера «ленинградцев» (Вознесенский, секретарь ЦК и бывший руководитель Ленинградской парторганизации Кузнецов, его преемник в этой должности Попков, глава правительства РСФСР Родионов) арестовали и обвинили в том, что они якобы готовили выход РСФСР из состава СССР, и в 1950 году расстреляли. В ходе Ленинградского дела были уничтожены довольно патриотически настроенные кадры, выдвинутые Жданов – уцелел только Косыгин, который уже позже, в свою бытность главой п