Вместе с Эйзенштейном над этим фильмом работал великий русский композитор Сергей Сергеевич Прокофьев, незадолго перед этим, между прочим, вернувшийся из эмиграции, как и немалое число русских эмигрантов, которых пригласили обратно в Советский Союз, с идеей, что здесь теперь снова Россия и русская культура. Прокофьев был одним из тех, кто вернулся и прожил на Родине до конца своих дней. Конечно, он и Эйзенштейн создали совершенно блистательный фильм. Они просто синхронизировали музыку и движения в фильме: подгоняли кадр за кадром, нота за нотой, чтобы они были предельно синхронны. Самое смешное, что шлемы немецких рыцарей в оригинале, если бы фильм снимался цветным и по истории, конечно, должны были быть зелёными, потому что это был основной базовый цвет шлемов в XII – XIII веках. Конечно, данный фильм – просто бесподобная по эстетике и по мифогенности вещь, оказывающая, кстати, до сих пор огромное влияние на мировой кинематограф. В частности, одну из сцен фильма один к одному скопировали в «Игре престолов», где Мигель Сапочник практически один к одному скопировал строй у Эйзенштейна – и это зашло как свежий кинематографический ход.
И для этого же фильма Эйзенштейн создал просто до предела совершенно мифогенную сцену – когда немецкие рыцари проваливаются под лёд на Чудском озере. Самое прекрасное в этой сцене то, что до сих пор я читаю у докторов наук и авторов учебников про то, что Александр Невский будто бы придумал «гениальную новую тактику» – заманил тяжеловооружённых рыцарей на лёд, который проломился под ними и они потонули. Ни в каких источниках, повествующих про данную битву, этого нет вообще. Только в одном сказано, что, когда уже разбегались, прежде всего, не тяжеловооружённые рыцари, а всякая служившая им чудь, что некоторых потопила вода, потому что понятно, что в сражении на озере обязательно кто-то потонет. Но никакой подобной «супер-тактики» не было, потому что вообще не было такого эпизода. Откуда же он тогда взялся?
Дело в том, что отец Александра Невского князь Ярослав Всеволодович за несколько лет до этого разбил немцев на реке Омовже в Эстонии, недалеко от города, именуемого Тарту и который был основан как русский Юрьев (это имя ему вернули при Александре III). И вот там в этом сражении, в котором чисто теоретически Александр мог, конечно быть, как маленький мальчик, действительно был такой эпизод, что под немцами провалился лёд и часть из них потонула. Эйзенштейна консультировали, в общем-то, неплохие историки, например, знаменитый археолог Артемий Арциховский, который потом нашёл в Новгороде первые берестяные грамоты. Очевидно, что он ему об этом рассказал, и Эйзенштейн решил, что этот красивый образ надо ввести в фильм. Насколько же велика магия кино, настолько это запредельно мифогенно стало, что люди поверили в то, что именно так было на самом деле.
Мало того, тут есть ещё один эпизод, где русские ратники при ударе немцев опираются на телеги. И в исторических учебниках, и на исторических картах до сих пор рисуют этот строй телег, хотя опять-таки на Чудском озере этого строя телег не было – это тактика литовцев против тех же немцев. Ну и финальный эпизод, когда звучит фраза: «Если кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет! На том стоит и стоять будет русская земля!» – это переделанная евангельская фраза из сценария, которой ни в каких летописях нет. Но звучало совершенно эффектно и с тех пор она прямо много где приписывается Александру Невскому. И вот представьте себе самоощущение русских людей, которым до этого 15 лет говорили, что русским быть ужасно и стыдно, что русская история ничего не значит – и тут, соответственно, им стали говорить абсолютно обратное. Вот такой был уровень воздействия данного фильма.
ПРИЛОЖЕНИЕ 2. ИЗБРАННЫЕ СТАТЬИ
Соха и бомба. Индустриализация Российской Империи
20 октября (2 ноября) 1894 года в 2 часа 15 минут сидя в кресле в старом Ливадийском дворце в Крыму от острой почечной недостаточности скончался Император Всероссийский Александр III, Царь Миротворец. В тот же день на престол вступил его сын, Николай II, царствовавший 22 с небольшим года, свергнутый заговорщиками и революционерами и расстрелянный вместе с женой, детьми и приближенными в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года.
Царствования отца и сына в мемуарах некоторых деятелей той эпохи, перетекших в современную публицистику, иногда пытаются противопоставлять. Мол Александр III был мощным, почти брутальным волевым государем, который решительно вел страну вперед, а Николай II оказался якобы слабым, неудачливым, доведшим дело до революции.
На деле между Александром III и Николаем II было больше общего, чем различий. Вопреки мифу о «брутальности» император Александр был очень сдержанным и вежливым человеком, который, к примеру, никогда не «тыкал» даже лицам низших званий, что «по-отечески» практиковали его отец и дед. Вежливость и деликатность Николая II хорошо известны и, чаще всего, именно её клеветники и выдавали за мнимую «слабость».
Против обоих государей велась ожесточенная информационная война со стороны прогрессивно-освободительной интеллигенции. То, что вся эпоха царствования Николая II — это время мученического стояния против сплошной клеветы — факт сегодня очевидный всем, против Александра III артиллерию лжи ещё не успели развернуть во всю мощь, но, тем не менее, огромная доля клеветы досталась и ему — вспомним абсолютно лживую сплетню (растиражированную Пикулем) об «алкоголизме» императора, который якобы прятал от жены флягу с коньяком за голенищем сапога. Эта картинка так подходила к создававшемуся клеветниками имиджу царя-мужлана. На деле император Александр III не выносил крепкого алкоголя, его никто никогда не видел не то что пьяным, но даже во хмелю, за столом ему вместо вина зачастую подавали лимонад, а из алкогольных напитков он предпочитал виноградные вина и именно по его инициативе удельное ведомство поручило князю Голицыну создать легендарные винные центры в Крыму и на Кавказе — Массандру и Абрау.
Оба государя были, если так можно выразиться, славянофилами на престоле, убежденными русоцентристами, сторонниками самобытности русской цивилизации, что подчеркивали даже своим внешним видом — после без малого ста лет запретов Романовы снова облеклись в бороду, а затем и в старый русский костюм и косоворотку. Александр III действовал под лозунгом «Россия для русских и по-русски» и проводил энергичную русификаторскую политику.
Для Николая II неприемлемость «петровского» метода обращения с Русью, обращения её к чуждым началам, была аксиомой: «Конечно, я признаю много заслуг за моим знаменитым предком, но сознаюсь, что был бы неискренен, ежели бы вторил вашим восторгам. Это предок, которого менее других люблю за его увлечения западной культурой и попирание всех чисто русских обычаев. Нельзя насаждать чужое сразу, без переработки. Быть может, это время, как переходный период, и было необходимо, но мне оно несимпатично» — так, по воспоминаниям начальника канцелярии Министерства двора генерала А.А. Мосолова Государь охарактеризовал политику знаменитого европеизатора.
Именно при Александре III и Николае II Российская империя стремительно превращалась в русскую национальную империю, которая покоилась на принципе самобытной православной цивилизации и развивала свою богатую национальную культуру. Для обоих государей была характерна искренняя религиозность и приверженность аутентичным традициям Православной Церкви. Александр III, к примеру, постоянно подчеркивал, что иконы должны писаться в «рублевском, строгановском, а то и вообще в старорусском стиле». При этих царях оригинальным архитектурным стилем храмостроительства начали становиться неовизантийский и неорусский стили, поднявшие русское зодчество на новую высоту. Николай II, с характерной для него глубинной мистической религиозностью осознал важность для страны агиополитики, а потому провел целую серию канонизаций святых, включая самую знаменитую, канонизацию преподобного Серафима Саровского.
И тем неожиданней для тех, кто привык противопоставлять традицию и модернизацию, приверженность вере и индустриализм, тот факт, что именно Александр III и Николай II начали решительный поворот России к индустриализму. Поворот, требовавший немало мужества, свободы от предрассудков и от давления общественного мнения, чрезвычайно рискованный — и, в то же время, безальтернативный, если Россия хотела сохраниться в ХХ веке в числе великих держав.
Нам сегодняшним необходимость индустриализации и промышленного развития кажется чем-то само собой разумеющимся. Одним из главных аргументов неосталинистов в оправдание красного террора, расправы над крестьянством и лагерей является ссылка на необходимость промышленного рывка, который был оправдан любыми жертвами. Мол, «как говорил Черчилль Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой», а это всё перед судом истории спишет. Об этой фейковой фразе и о том, совершил ли Сталин великий индустриальный рывок мы поговорим чуть позднее, а пока укажем: для современников Александра III и Николая II необходимость индустриализации была отнюдь не столь очевидна.
На момент воцарения Александра III в русском обществе существовал своего рода право-левый, чиновничье-помещичье-революционный консенсус: путь индустриального развития не для России, капитализм нашей стране не подходит, так как ведет к обнищанию-пауперизации населения, промышленность ведет к появлению пролетариата, страдающего и нищающего класса. Чтобы не допустить бедности и народных страданий, Россия должна оставаться аграрной и крестьянской страной в которой механизмы русской сельской общины якобы предохраняют мужика от полного обнищания и являются залогом перехода к социализму, минуя капитализм (тут с русскими народниками соглашался даже сам Карл Маркс).
Неприкосновенность аграрного строя и неприкосновенность общины для недопущения пролетаризации — была той платформой, на которой смыкались цареубийцы-народники, консервативные помещики и озабоченные на свой лад общественным благом чиновники. Считавшийся главным идеологом царствования Александра III К.П. Победоносцев так же считал, что ни общину, ни аграрный строй трогать не нужно, так как якобы только они являются залогом интуитивного крестьянского благочестия и верности монархии (иллюзия, за которую Россия дорого заплатила в 1905 году).