были разбросаны на огромные расстояния, чтобы мобилизовать их на сравнимом с западными странами уровнями нужно было строить, строить и строить железные дороги.
Уникальный, геоисторического масштаба проект Транссибирской магистрали, энергично и волево предначертанный Александром III и доведенный до конца Николаем II, должен был стать становым хребтом всей разветвленной сети русских железных дорог, часть из которых строилась как раз в соображениях укрепления продовольственной безопасности, остережения от голода, вовлечения отдаленных уголков в жизнь всего большого русского государства и всей мировой экономики. За 23 года царствования Николая II (названные клеветнической советской публицистикой «23 ступени вниз») прирост протяженности железных дорог общего пользования был наивысшим за всю историю страны — 46 тыс. километров. Для сравнения 1917-1940 — 25 тыс. км., 1940-1963 — 22,5 тыс. км.
Посткрепостническая Россия оказалась после 1861 года, в значительной степени, страной ненужных людей. Миллионы крестьян, чья экономическая жизнь имела смысл в качестве элементов помещичьего хозяйства, стали в 1861 году внезапно никому и ни за чем не нужными (такими же ненужными людьми стали, впрочем, и большинство помещиков). Страна превратилась в хоспис для умиравших сословий, а главная задача правительства состояла в том, чтобы в этом печальном месте не началась резня.
Политика Александра III и Николая II принципиально изменила эту социально-экономическую ситуацию. Для каждого крестьянина вновь открылся шанс на экономическую востребованность. Вместо прозябания десятков миллионов человек на уровне натурального посткрепостнического хозяйства, едва достигающего порога выживания, втягивание в предпринимательскую, фермерскую активность, связанную с общенациональным, а частично и международным рынком. «Страхование» через общенациональную инфраструктуру от последствий неурожая. Произведенная Александром III и Николаем II транспортная революция привела, например, к тому, что сибирские маслоделы получили устойчивый рынок для своей продукции в Англии.
Уже Александр III энергично настоял на обязательности выкупа крестьянских повинностей и превращении крестьян в собственников. Началась работа по демонтажу общинной смирительной рубашки на частной инициативе. 26 февраля и 12 марта 1903 года были обнародованы манифест, облегчавший выход крестьян из общины и закон об отмене круговой поруки. Энергично поддержанная царем аграрная программа, которую взялся воплотить Столыпин, призвана была выковать новую Россию собственников.
Эта Россия должна была совместиться с Россией локомотивов (17 тыс. паровозов за 1895-1916 годы, показатель не превзойденный в СССР никогда); Россией автомобилей (в 1916 году было заложено несколько автомобильных заводов, в том числе и тот, который большевики присвоят себе, объявив его заводом ЗИС, а затем ЗИЛ); Россией электричества.
Весьма показательный факт, показывающий подлинную цену большевистской риторике о «лампочке Ильича». Можно взглянуть на картину Алексея Боголюбова «Иллюминация Кремля на коронацию Александра III в 1883 г.», а можно задаться простым вопросом: почему все три города в Подмосковье, имеющих в названии корень «электро» возникли при царе Николае II и в связи с индустриализацией, проводившейся в его время?
Электрогорск (основан в 1912 году, до 1946 — Электропередача) — возник в 1912—1914 годах как посёлок при строившейся первой в стране электростанции, работающей на торфе, спроектированной инженером Робертом Эдуардовичем Классоном. Объединившись в 1915 году через Глуховскую ТЭЦ (1900), Богородскую и Измайловскую подстанции с Московской ГЭС-1 (1897), а в 1919 году с Орехово-Зуевской ТЭЦ (1905) и понизительными станциями в Павловском Посаде в энергосистему, весь комплекс со станцией стал технологическим прорывом в энергетике промышленности Московского индустриального района.
Электросталь (основан 1916, до 1928 года — Зати́шье) — начало городу положили два завода, которые были заложены именно в 1916 году. Это были электрометаллургический завод «Электросталь» и Богородский снарядный завод.
Электроугли — в 1899 году на территории посёлка Горки был основан завод «Московское товарищество производства электрических углей».
«Электрификация», произведенная, якобы, советской властью, была таким же присвоением краденого, как и проведенная ею индустриализация. И в том, и в другом случае большевики базировались на огромном индустриальном фундаменте, созданный индустриализацией, совершенной при Александре III и Николае II. При этом, однако, лицемерно делая вид, что её никогда не было.
Однако даже после этого базу, ту основу, которую использовала советская индустрия составляли предприятия александровского и николаевского времени, построенные тогда дороги, собранные локомотивы и корабли, основным оружием была царская трехлинейка, а на страже морских баз стояли царские линкоры и это если не говорить о выученных тогда людях, которые (в той части, в которой не были убиты или изгнаны из страны) и были основными инженерами «новой жизни». Весь барабанный энтузиазм нового строя делался полностью на созданном «царизмом» фундаменте.
Императоры Александр III и Николай II сделали выбор в пользу промышленного переворота в России, в пользу вывода страны в индустриальные лидеры мира. Это был осознанный и трудный выбор, который требовал порвать с инерцией тогдашнего «народнического» антииндустриального консенсуса.
«Александр III сознавал, что Россия может сделаться великой лишь тогда, когда она будет страною не только земледельческой, но и страной промышленною, что страна без сильной обрабатывающей промышленности не может быть великой… Он твердо настаивал на введении протекционистской системы, благодаря которой Россия ныне обладает уже значительно развитой промышленностью и недалеко то время, когда Россия будет одною из величайших промышленных стран», — писал С.Ю. Витте.
Современные авторы умеренно либерального направления, как М.А. Давыдов, автор впечатляющей монографии «Двадцать лет до великой войны. Российская модернизация Витте-Столыпина», признают, что промышленный рывок дореволюционной России был исключительно мощным, опровергают многие застарелые мифы о российской отсталости. Но, в то же время, упорно хотят окрестить эту индустриализацию «по министрам». Невозможно отрицать громадный вклад С.Ю. Витте (при всей неоднозначности его фигуры) и П.А. Столыпина (безусловно национального героя). Но все-таки, как только царский фактор выносится за скобки, концы перестают сходиться с концами. Давыдов говорит о «не лишенной элементов мистики истории возвышения Витте» и о «чуде Витте».
Этим чудом, как и чудом Столыпина, была на деле воля самодержцев, твердо решивших, что Россия должна быть в числе передовых индустриальных держав мира. А вот постоянная политическая нестабильность в стране в начале ХХ века была во многом виной самого Витте, чьи амбиции не укладывались в логику командной работы с Государем и его министрами — и именно Витте многое сделал для того, чтобы подорвать политическую стабильность, бывшую непременным условием индустриализации.
«Император Николай II был сторонником индустриализации и поддерживал политику протекционизма», — отмечает биограф императора П.В. Мультатули. Индустриалистская позиция императора Николая II сформировалась во многом под влиянием его учителя — Н.Х. Бунге, многолетнего министра финансов Александра III, сумевшего нормализовать государственный бюджет. «Он считал необходимым укрепление индивидуальной крестьянской собственности на землю; привлечение «фабричного люда» к участию в прибылях частных предприятий; расширение прав местных выборных учреждений… Бунге предлагал оказывать всемерную поддержку переселению крестьян в Сибирь При этом он был противником любых «конституционных экспериментов». Во многом благодаря «завещанию» Н.Х. Бунге («Загробные заметки») Николай II поддержал программу С.Ю. Витте, ориентированную на рост отечественной промышленности».
Большевизм фактически похитил у «царизма» его повестку, присвоив себе и индустриальные достижения, и индустриальную философию, которой, якобы, «полусредневековые» самодержцы не понимали и не развивали. Паразитируя до середины ХХ века исключительно на царских индустриальных достижениях и артефактах, сравнимых с которыми создать просто не могли, они в то же время упражнялись в инвективах по адресу «отсталого» царизма.
«Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой» — гласило приписываемое Черчиллю популярное изречение (это искаженная цитата из статьи троцкиста Исаака Дойчера: «Сталин принял Россию с деревянными плугами, а оставил оснащенной ядерными реакторами»). На деле это Александр III принял Россию с сохой. Николай II вынужденно покинул её с бомбами, которые несли врагу тяжелые бомбардировщики Игоря Сикорского «Илья Муромец». Модель ИМ-Е-1 нес уже полторы тонны бомб. Не будь история русской монархии и индустриальное развитие России насильственно прерваны в 1917 году, бомба, несомая «летающими крепостями» Сикорского, к 1949 году с гораздо меньшими издержками стала бы атомной.
НИКОЛАЙ II. ЦАРЬ-ПОБЕДИТЕЛЬ
Цареубийство в ночь с 16 на 17 июля 1918 года было для России нравственной, метафизической и политической катастрофой, значения которой мы до сих пор не осознали в должной мере и на исправление последствий которой (если только подобное исправление вообще возможно) уйдет не одно столетие.
У этой катастрофы есть нравственная и юридическая сторона, даже если отвлечься от высокого звания убитого. Без предъявления обвинения и суда группой частных лиц, именовавших себя представителями исполкома Уральского совета (то есть структуры, независимо от ее политической оценки, не бывшей и не могшей быть судебной инстанцией) тайно ночью в подвале была убита пожилая чета, четверо девушек на выданье, подросток-инвалид, а также группа добровольно сопровождавших их лиц — врач, повар, слуги… Трупы попытались уничтожить, чтобы скрыть преступление. Произойди подобное в наши дни в любом городе России, и пресса неделями бы обсуждала громкое убийство, совершенное, видимо, каким-то маньяком или бандой