ириной был не намного меньше этого шкафа.
Из шкафа несколько секунд слышалось какое-то шебуршение, после чего сын Тора развернулся в мою сторону с чёрным ящичком в руках. Матовым таким, как в игре «Что? Где? Когда?», только в два раза ниже. Под моим любопытным взглядом он выставил ящичек на стол, аккуратно поднял крышку…
— Ну, что ты на меня так испуганно смотришь? — насмешливо ухмыльнулся он. — Иди сюда.
— Ты сейчас серьёзно что ли? — озадаченно пробормотала я, неуверенно приближаясь к нему. — Может, как-нибудь без этого можно обойтись?
— Можно, — легко согласился он. — Но не нужно. Чего ты на этот раз боишься?
— Ну… — протянула я, вновь переводя взгляд на содержимое коробочки.
А действительно, чего я боюсь-то?
В ящике лежали драгоценности. Наверное, это было не очень удивительно. Точнее, не было бы, если бы не личность стоящего подле стола человека.
Знакомясь с правилами этикета, я что-то там такое видела про какие-то украшения, но пункт этот пропустила, не вдаваясь в подробности. Какие драгоценности, о чём вы! А вот поди ты, оказывается, сын Тора тоже слышал про этикет.
Как хорошо, что я понятия не имела, сколько это безобразие стоило. Можно было убедить себя, что всё это обычная бижутерия, и не трястись от ужаса, что я что-нибудь порву, сломаю или потеряю. Про безобразие — это просто выражение, а так красота была неописуемая. Ульвар даже продемонстрировал наличие у себя вкуса и чувства гармонии, потому что это был отлично подходящий к моему наряду белый жемчуг.
Поскольку я так и не рискнула потрогать украшения и явного желания примерить их не изъявила, насмешливо ухмыляющийся сын Тора (кажется, его порадовал произведённый на меня шокирующий эффект) ловко застегнул у меня на шее строгое элегантное ожерелье, прицепил клипсы (нет, я их точно потеряю, я просто на все сто процентов уверена! Хотя бы одну!) к моим ушам, дырки в которых совершенно зажили, и со сноровкой профессионального парикмахера укрепил причёску чем-то средним между ободком и диадемой.
— Нет, ну, подумать только! Что ты сильный, это я уже привыкла, а откуда такая ловкость пальцев?
— Мелкая моторика способствует развитию мышления, а твёрдая рука необходима для стрельбы. Кроме того, я люблю возиться с техникой, — усмехнулся он.
Радиолюбитель, — перевела я для себя. Ну да, наверное, ковыряться с мелкими детальками — это почти то же самое, что вышивать бисером.
— Вот теперь пойдём, — кивнул он, окинув меня критическим взглядом и прихватил за запястье.
— Стой, погоди! — поспешила вырваться я. Ульвар недовольно нахмурился, но возразить ничего не успел, потому что я тут же уцепилась за его локоть. — Вот. Вот так правильно. А то я вся такая красивая-нарядная, а ты меня так неэлегантно таскаешь.
Мужчина насмешливо усмехнулся, но спорить не стал. А я про себя подумала, что, чёрт побери, мы потрясающе смотримся вместе! Кроме того, я в такой компании в джунглях Ирия выжила, что мне какой-то там приём у какой-то там Императрицы!
Правда, бравады моей хватило ненадолго, и, стоило нам взлететь, мандраж накинулся на меня с утроенным энтузиазмом.
— А нам далеко лететь? — попыталась отвлечься я.
— Нет.
— Ой, а там, случайно, никому не надо будет подарки дарить? Ну, виновнику торжества, например.
— Нет.
— А танцевать не надо будет? А то я не умею.
— Нет.
— А…
— Нет! — раздражённо рыкнул на меня Ульвар. Я вздохнула и перестала его дёргать. Правда, выдержки моей хватило секунд на десять. Нервы, нервы! Эх, где моя многострадальная обойма с концентратами…
Когда я покинула собственное кресло и уже знакомым маршрутом перебралась на колени к мужчине, отмахиваться от меня стало гораздо сложнее. Выражение лица сына Тора при этом было крайне забавным: смесь обречённости, досады и, к моей радости, удовольствия. Почувствовала себя кошкой, забравшейся на руки в неподходящий для этого момент. То есть, вроде и не вовремя, и не до неё, но всё равно приятно.
Просто пересесть мне было мало, так что, немного поёрзав и устроившись так, чтобы не помять платье, я принялась мужчину целовать.
И, честно говоря, так увлеклась процессом, что цели «отвлечься от предстоящего мероприятия» достигла без труда и очень быстро. Когда приятный процесс прервался, я далеко не сразу вспомнила, что мы куда-то там летели. Пару секунд даже посопротивлялась аккуратным попыткам мужчины меня от себя отцепить и выудить мои загребущие лапки из-под собственной рубашки. Нет, в конце концов я всё-таки опомнилась, и мне даже стало стыдно. Пока сын Тора невозмутимо и молча приводил в порядок собственную одежду, я с виноватым видом теребила собственную перчатку, стесняясь посмотреть ему в глаза.
Нет, понятное дело, ничего совсем уж неприличного в моём поведении не было, и вряд ли оно могло Ульвара рассердить или расстроить. Просто… он мне, в отличие от некоторых, даже причёску не помял. А я как-то уж слишком увлеклась, и сидел мужчина подо мной практически полураздетый.
Поправив воротничок и шейный платок (эта деталь меня буквально умилила; не галстук, а именно платок, тоненький такой, вроде батистового), сын Тора одной рукой прихватил меня за горло, фиксируя в пространстве. Я не то что не испугалась, восприняла этот жест как нечто само собой разумеющееся: привыкла.
Хм. А, пожалуй, не зря я так увлеклась, надо будет как-нибудь повторить. Судя по всему, произошедшее мужчине понравилось ничуть не меньше, чем мне; взгляд, которым он меня окинул, был очень довольный и многообещающий. Как и последовавший за этим поцелуй, на этот раз короткий и даже почти символический.
Опять же, был достигнут нужный эффект. Я уже не волновалась относительно будущего мероприятия, переключившись на попытки разогнать всяческие приятные, но крайне неуместные мысли.
Когда мы выбрались наружу, я не удержалась от того, чтобы вцепиться в локоть Ульвара уже обеими руками и вжаться в его тёплый бок. Как я, оказывается, отвыкла от больших скоплений народа и всяческой суеты!
Сын Тора покосился на меня очень насмешливо, но в своей обычной манере промолчал. Да ему и не надо было ничего говорить, и так всё было ясно: сама хвасталась, что ничего необычного в предстоящем действе не вижу, а тут от людей шарахаюсь. Пришлось срочно брать себя в руки и воскрешать в памяти московское метро и МКАД в час-пик. Сразу стало понятно, что вокруг очень пусто и тихо. Так что от бока мужчины я всё-таки отклеилась и даже немного расслабилась. Но держалась на всякий случай крепко.
Мы приземлились на широкой площади, которую полукольцом охватывало великолепное строение классических линий. Строгие мраморные колонны, портики, широкие полированные ступени и не то брусчатка, не то, скорее, двухцветная мозаика под ногами. Всё пространство было озарено яркими огнями, и я не сразу заметила, что наверху, над нашими головами, уже вовсю царит ночь. Видимо, мы успели мигрировать в другой часовой пояс.
И на всём доступном взгляду пространстве царила оживлённая суета. Маленькие планетарные леталки, мало отличающиеся от нашей, садились, выпускали из своего нутра людей и… проваливались под землю. Я обернулась на нашу машинку и обнаружила, что её постигла та же участь: позади было только пустое пространство. Внимательно приглядевшись к покрытию под ногами, я сообразила, что люди ходят по белым линиям-дорожкам, а серые неровные круги служат для посадки транспорта. А что, удобное решение проблемы парковки: всё автоматически, всё под землёй, никакой давки, никаких пробок.
В остальном всё было очень похоже на визит в ту пирамиду за кацалиоцли, разве что детей вокруг не было совершенно. То же феерическое разнообразие нарядов, цветов и стилей, от которого с непривычки становилось не по себе. И что-то ещё казалось мне странным, необычным; что-то, на что возле пирамиды я просто не обратила внимания. Сообразила, что именно, уже когда мы поднялись по ступеням и прошли в просторный светлый холл, наполненный гулом голосов и людьми.
Вокруг почти не было молодых мужчин. Либо худощавые юноши, либо уже вполне сформировавшиеся мужчины с серьёзными глазами. Причём среди последних были люди, которые выглядели вполне молодо, но их опять же выдавали взгляды. Многие, кстати, были в форме.
— Ульвар, а сколько времени длится служба в армии? Ну, в том случае, если человек выживает, конечно, — тихонько поинтересовалась я.
— Восемнадцать-двадцать лет, — ответил он. Я присвистнула. Нет, конечно, я понимаю, что живут они тут в принципе долго, но двадцать лет? — Офицеры часто служат дольше.
— А призывной возраст какой?
— В смысле?
— Ну, во сколько уходят в армию?
— С четырнадцати лет начинается учёба. Рядовые учатся до восемнадцати, офицеры дольше, до двадцати двух.
— Кошмар, — вздохнула я. Разговор на этом завял, тем более из холла мы неторопливо поднялись по широченной пологой лестнице, и через высокую распахнутую дверь прошествовали в огромную залу.
Неподалёку от входа я тут же заметила Её Величество (потому как единственное знакомое лицо), а рядом с ней — какого-то мужчину. Видимо, Императора.
Консорта я разглядывала с недоумением. Дело в том, что он был низкого роста. То есть действительно невысокий, а не только в сравнении с местными гигантами. С вовсе уж миниатюрной (полтора метра с копейками) Ариадной рядом он смотрелся вполне нормально, но… с моими метром семьюдесятью тремя (плюс сантиметров пять каблука; шпильки тут, как я понимаю, не носили) я смотрела на него сверху вниз. Как же ему, бедолаге, тяжело живётся-то! Правда, мелким его назвать не получилось бы при всём желании. Не потому что Император, а… было в его взгляде что-то такое, что заставляло напрочь забыть о недостатке роста. Воля? Опасность?
А ещё Император был очень красивым мужчиной, причём красивым без слащавости. Да и щуплым он, похоже, не был; просто жилистым.
К императорской чете мы и направились. Пробки или какого-то затора здесь тоже не было, что мне крайне понравилось. Никакого ажиотажа, никакого желания привлечь внимание; все подходят, кланяются, говорят пару слов и спокойно отходят в сторону.