Восточный Ливан, Нский р-н
Бойцы уходят на задание
30.7.82
От земли тянуло горьковатым теплом. Высокое голубое небо было безоблачно чистым, декоративно курортным. Легкий ветерок порой шелестел суховатой листвой фисташковых деревьев, зеленые коробочки плодов которых уже начинали румяниться в лучах жаркого ливанского солнца. Все дышало миром и покоем, и на мгновенье вдруг забывалось, что идет война, что все вокруг может в любой момент взорваться грохотом орудий, треском пулеметных очередей, что в безоблачное небо могут с ревом ворваться «фантомы» и обрушить на фисташковую рощу, где сейчас находился Нский партизанский отряд Палестинского движения сопротивления, фосфорные, шариковые, кассетные бомбы.
Знай израильское командование, что отряд находится сейчас именно в этой роще, так бы все и произошло. Но отряд пришел сюда лишь минувшей ночью, и следующей ночью его здесь уже не будет. Да и сейчас бойцы рассеялись, замаскировались. Ни одно лишнее движение не выдаст их — и напрасно израильские наблюдатели непрерывно следят за окрестностями с ближайших холмов — мы видим их, а они нас не видят. А между тем на Нский отряд у них, как говорится, заведен «особый счет».
Сегодня утром с задания вернулась очередная ударная группа отряда — четверо парней, крепких, загорелых. Самому старшему из них 21 год, самому младшему — плечистому, плотному крепышу с ослепительной белозубой улыбкой—15 лет. Он — прекрасный стрелок из ручного противотанкового гранатомета, и сейчас его РПГ, заботливо вычищенный, прислонен к стволу дерева, в тени которого мы сидим на пожухлой траве. Крепыша зовут Абу Кифак. Вернее, это его боевой псевдоним. «Абу» — по-арабски «отец». «Кифак» — переводится фразой: «Как дела?» — «Отец, как дела?» Абу Кифак заразительно-весело смеется, сверкая «сахарными» зубами. А что? «Абу», отцом, он рано или поздно станет, беззаботно шутит он, а — «кифак»... «как дела?». Что ж, дела пойдут хорошо!
Это он, Абу Кифак, уничтожил позавчера из своего РПГ израильский танк и бронетранспортер. Его товарищи расстреляли из «Калашниковых» и «Дегтярева» всех, кто находился в этих боевых машинах,— израильского капитана и семерых солдат. Потом разбились на пары и два дня возвращались в отряд — путали следы, меняли направление, чтобы не навести врага на район, намеченный для встречи со своими. Двое суток они ничего не ели, пили воду из воронок. Группы, назначенные для их встречи и прикрытия, терпеливо ждали их, знали — вернутся! И они вернулись.
— Кифак? Как дела? — спросил их Абу Адель, заместитель командира отряда, руководивший группами прикрытия.
— Коэс! Хорошо! — с обычной своей ослепительной улыбкой ответил ему юный гранатометчик, которого, впрочем, юным можно назвать лишь по числу прожитых лет — настолько мужествен его облик.
Потерь отряд почти не несет, так как операции готовятся очень тщательно, разрабатываются четко. У каждой группы, на которые делится во время очередной операции отряд, свои задачи — разведка, прикрытие, встреча возвращающихся на базу бойцов. Но атаковать врага, если это не ставит под угрозу срыва главную операцию, разрешается всем.
— У нас в отряде даже идет соревнование — кто больше уничтожит врагов,— полушутливо-полусерьезно говорит мне Абу Адель.
— И кто же у вас сейчас в передовиках? — в том же тоне спрашиваю я.
— Товарищ Райд! — заговорили все сразу и закивали на добродушного толстяка, возившегося все это время с керосинкой, на которой никак не хотел закипать закопченный чайник. — У него — «Дегтярев».
«Товарищ Райд» скромно улыбается, однако видно, что этим всеобщим признанием он гордится. Он даже застегивает свою форменную зеленую куртку, расстегнутую было на его широкой волосатой груди.
— Сколько же... у вас на счету? — интересуюсь я.
— Семь,— скромно отвечает он и для убедительности показывает мне на пальцах.
— Это только за одну операцию,— поправляет его один из бойцов.— А вообще-то у пего на счету уже далеко за тридцать!
Чайник, наконец, закипает, и керосинка немедленно гасится. Костров бойцы не разжигают, чтобы дымом не выдать себя, а керосин приходится экономить: когда еще доставят его сюда из района, где находится штаб командования партизанскими отрядами! Обращаю внимание и на то, что никто из сидящих сейчас со мной не курит. То ли никогда не курили вообще, то ли бросили, чтобы не выдать себя огоньком сигареты, дымком, брошенным окурком.
— Вообще израильтяне, как правило, наши группы после операции не преследуют,— рассказывает Абу Адель.— Боятся нарваться на засаду, на оставляемые нами мины. С наступлением же темноты они боятся даже появляться на дорогах, покидать свои позиции и укрепленные пункты. Зато после каждой нашей удачной операции ведут бешеный огонь «по площадям», пытаясь наугад накрыть наши группы, а то и весь отряд. Так недавно у нас погибла одна разведывательная группа. Но, как правило, потери у нас — большая редкость.
Бойцы внимательно слушают Абу Аделя, кивают. Четверо из них должны сегодня, как только стемнеет, уйти на очередную операцию. У одного на груди значок с портретом Владимира Ильича Ленина, у второго — портрет Димитрова. Первый — студент одного из московских вузов, второй — студент Софийского университета. Оба прервали учебу, чтобы защищать правое дело своего народа. У обоих неплохой «счет» уничтоженных израильских танков и бронемашин. Их «любимое» оружие— РПГ.
— Израильская пропаганда утверждает, будто бы израильские танки неуязвимы. А тут рассказывают, что вы специально охотитесь на них. Что ж, горят, значит, эти «неуязвимые»? — говорю я.
— Еще как горят! — улыбаются оба.— Прекрасно горят! Надеемся, что докажем это еще раз сегодня ночью или завтра днем. Мы ведь охотимся на них и днем!
...Солнце садится. На вершине ближайшего к нам холма вдруг полыхнул отблеск его лучей. Еще один, еще. Израильтяне беспокоятся, нервничают. Их наблюдатели пытаются заметить в окрестностях малейшее движение...
Командир отряда смотрит на часы —группы прикрытия, ушедшие заранее, уже должны быть в назначенных пунктах. Он молча машет рукой — и четверка бойцов неслышно скользит в наступающие сумерки, один за другим, цепочкой, след вслед. С ними РПГ, «Дегтярев», надежное оружие.
Юго-восточный Ливан, Нский р-н
В горах над Бейрутом
19. 8. 82
...Странно и необычно видеть Бейрут с высоты Верхнего Метна, горного района, нависающего над ливанской столицей с северо-востока. Над Бейрутом плыла легкая темноватая пелена, словно к небу все еще тянулись дымы пожаров, вызванных бомбардировками и обстрелами. Но артиллерийской канонады не было слышно. Лишь в ранний утренний час, когда мы с группой бойцов ПДС выходили в этот район по ненадежным горным тропам, ярко-синее небо прочертила пара израильских самолетов-разведчиков.
Бойцы проводили их насмешками:
— Полетели... Бегин и Шарон! Ничего, придет время — отлетаются.
Командир батальона ПДС подполковник Кайс лишь строго повел бровью — и разговоры сразу прекратились. Война есть война, и только вчера при очередном налете израильских воздушных пиратов погибли двое палестинцев из группы: один — студент, учившийся уже на 6-м курсе медицинского института в Гаване, другой — студент 3-го курса этого же института. В группе называли их «кубинцами». Сколько хороших слов услышал я о погибших товарищах, когда мы расположились на ночлег в яблоневом саду!
А на рассвете отправились дальше к Бейруту, на позиции батальона ПДС в Верхнем Метне. Путь был нелегкий. То и дело попадались большие воронки от авиационных бомб и тяжелых снарядов, скалы, оплавленные фосфором, черные остовы сгоревших автомашин, разрушенные домишки. Фруктовые сады — осиротевшие, покинутые, ветви ломились от неснятых плодов.
— Только не сжата полоска одна, грустную думу наводит она,— вполголоса прочел мне строки Некрасова командир нашей группы Насер.
Он — студент филфака МГУ, большой поклонник русской литературы, и особенно поэзии. Перед тем как отправиться сражаться, он написал курсовую работу: «Тема Родины в поэзии Александра Блока». И пока мы продвигались к Бейруту, соблюдая максимальную осторожность, чтобы не быть замеченными вражескими наблюдателями, он читал отрывки из блоковской поэмы «Двенадцать». Может быть, мы вызвали у него аналогию с блоковскими красногвардейцами? Хотя тучноватый командир батальона, шедший впереди, Христа мне никак не напоминал. Разве что кружок седых волос, обрамлявших его красноватую лысину, казался Насеру... нимбом?
Насер — псевдоним, и израильтяне дорого заплатили бы, чтобы узнать настоящее имя этого палестинца-командира, бойцы которого каждую ночь проводят дерзкие операции у них в тылу.
— Сейчас от нас до Бейрута по прямой километров 10—12,— говорит подполковник Кайс, указывая рукою в сторону ливанской столицы.— Прямо за горой — Баабда, резиденция президента Саркиса. Слева Бхамдун, ниже Софар. А вон там, где мечеть, уже израильтяне.
— Хорошо бы глянуть в бинокль...
Кайс отрицательно качнул головой:
— Нельзя. Израильские наблюдатели могут заметить отблеск стекол и сразу же начнется артобстрел района, где мы находимся... В дни, когда они вели ожесточенные обстрелы Бейрута, нашей задачей было подавлять их батареи. Ведь нас разделяет только эта узкая долина...
— И подавляли?
Подполковник Кайс лишь ухмыляется и показывает глазами на скромно держащегося в сторонке бородача с интеллигентным лицом, командующего в этом районе палестинской артиллерией:
— Спросите его...
Бородач лишь пожимает плечами:
— Подавляли. Мы же не имеем права расходовать снаряды впустую. Слишком тяжело их сюда доставлять.
— А можно познакомиться с вашими артиллеристами?
Бородач кивает:
— Конечно.
И опять —груды скал, ишачья тропа, оползни, колючки. Бойцы заботливо поддерживают меня — без тренировки здесь нелегко. Но сами они, в том числе и тучноватый подполковник Кайс, легко перепрыгивают с камня на камень.