3 приближающихся бомбардировщика Ил-3.
И вот теперь впервые я должен был схватиться с врагом. Я находился на 1500 футов выше бомбардировщиков. Они заметили меня, лишь когда я уже начал боевой разворот. Как раз над артиллерийским лагерем Кексгольма я пристроился к ним сзади. Бомбардировщики поспешно сбросили бомбы на лес возле реки Вуокса и повернули обратно. Я оказался позади левого бомбардировщика и с дистанции 100 метров открыл огонь по нему, убив бортстрелка. Затем я подлетел к головному бомбардировщику и всадил ему очередь в фюзеляж. Наконец я пристроился в хвост к третьему бомбардировщику и открыл огонь по стрелку, убив его. Теперь ответного огня не было.
После этого я подошел к головному бомбардировщику и с дистанции от 10 до 20 метров начал расстреливать его моторы, которые сразу задымились. Топливные баки находились в крыле рядом с моторами. Затем я зашел в хвост бомбардировщику на другом фланге и дал такую же очередь. Эту же тактику я применил и при атаке третьего бомбардировщика. Я мог видеть, как пропеллеры вертятся все медленнее и скорость бомбардировщиков падает. Я гнался за ними до Рауту, но так и не сумел поджечь ни одного, хотя израсходовал 2200 патронов. Бомбардировщики превратились в решето, пробоины были видны и в крыльях, и в фюзеляжах. Судя по всему, пилот головного самолета был ранен, так как совершенно неожиданно бомбардировщик клюнул носом и вошел в вертикальное пике. Из самолета никто не выпрыгнул, и он врезался в землю, загоревшись лишь после этого. Остальные два бомбардировщика уходили с пологим снижением, и я ничего не мог с ними сделать, так как у меня не осталось ни одного патрона.
Во время обратного полета я встретил 9 вражеских бомбардировщиков возле Антреа, но, к моему страшному разочарованию, моим единственным оружием в этот момент остался пистолет.
Это был мой первый воздушный бой с красными летчиками. Никаких особых впечатлений из этого боя я не вынес. Все проходило точно так же, как на учениях… а учениями нас донимали так долго именно для того, чтобы подготовить к бою.
21 декабря группа вражеских бомбардировщиков внезапно появилась над нашей базой на высоте 20 000 футов, и началась лихорадочная гонка. Бомбы уже начали рваться на краю аэродрома, когда наши самолеты разбегались для взлета. Меня мучил лишь один вопрос: кто из нас первым атакует эти бомбардировщики? В воздухе уже находились другие звенья нашей эскадрильи, однако они болтались где-то вдалеке.
Мне повезло первому из нашего звена подняться в воздух, и я успел схватиться с бомбардировщиками еще до того, как они оказались над Энсо. Подойдя на дистанцию стрельбы, я обнаружил, что работает только один из моих пулеметов. Хотя я сумел добиться нескольких попаданий в бомбардировщик и он задымился, все-таки он остался в строю. К тому времени, когда прибыли остальные самолеты нашего звена и тоже начали стрелять, я потерял из вида свою жертву. Было очевидно, что вражеские пилоты твердо соблюдают летную дисциплину и держатся вместе, чтобы поддерживать огнем друг друга. Когда был поврежден один из советских бомбардировщиков и начал терять скорость, все остальные тоже притормозили, чтобы поврежденный самолет сумел остаться в строю. За время войны мы не раз видели нечто подобное.
В первой фазе «зимней войны» советские бомбардировщики летали без истребительного прикрытия. Позднее они стали прихватывать с собой большое количество истребителей. Типичной информацией о налете стало сообщение: «К Анреа приближаются 100 бомбардировщиков, их сопровождают 100 истребителей». Мы начали использовать новую тактику. Первое звено, которое появлялось в районе боя, связывало истребители сопровождения. Остальные звенья, прибывшие позднее, перехватывали бомбардировщики. Собственно, другого выбора у нас и не было.
Так как мы испытывали острую нехватку истребителей для перехвата больших групп бомбардировщиков, мы были просто вынуждены действовать звеньями.
23 декабря наша армия провела пробную атаку в секторе Сумма, и наша эскадрилья получила задание очистить воздух в период с 10.00 до 11.00. Для решения этой задачи были задействованы почти все наши истребители, и наша группа состояла из 18 «Фоккеров».
Мы кружили некоторое время над районом боя под огнем нервничающих русских зениток, а потом заметили приближающийся с востока одиночный корректировщик Р-5. Я посмотрел на часы, когда мы бросились в атаку. Нам потребовалось ровно 55 секунд, после чего мы вернулись обратно в строй. Мы сбили корректировщик над Лейпясуо, и он рухнул на землю, объятый пламенем. Наше звено атаковало его сзади, и лейтенанты Хуханантти и Луукканен дали по две очереди каждый. Все выглядело так, словно гигантский кулак ударил по самолету и швырнул его, словно горящий факел, на искрящийся снег возле Лейпясуо. Высокий столб огня и черного дыма поднялся над местом катастрофы, а мы вернулись к выполнению основного задания.
Затем, когда мы находились над озером Муолаа, то заметили 3 бомбардировщика, летящих на высоте 14 000 футов к Выборгу. Началось состязание между нами за право произвести первый выстрел. Я пристроился позади бомбардировщика на правом фланге строя и открыл огонь с дистанции 50 метров. Левый мотор бомбардировщика загорелся. До этого момента тесный строй бомбардировщиков довольно эффективно прикрывал огнем хвостовые сектора, но теперь бортстрелок атакованного самолета потерял выдержку и начал обстреливать меня. Я укрылся за вертикальным килем бомбардировщика. Мы смотрели в глаза друг другу с расстояния менее 20 метров. Стрелок сильно побледнел, но его лицо выражало решительность. Его трассирующие пули летели в меня, а пулемет напоминал газовую горелку. Я еще успел подумать: «Я не позволю тебе слишком долго стрелять в меня» - и дал длинную очередь по фюзеляжу бомбардировщика из всех своих четырех пулеметов.
Стрелок не обратил внимания на мою пальбу, хотя я точно знал, что добился попаданий. Я передвинулся поближе к мотору, глянул на бортстрелка, но как раз в это мгновение к моему самолету устремилась светящаяся очередь. Я снова выстрелил и поджег ему мотор. Затем точно таким же образом я поджег второй мотор. Хотя по обе стороны фюзеляжа тянулись длинные языки огня, лизавшие самолет, стрелок продолжал палить. Внезапно бомбардировщик свалился в вертикальное пике. И лишь теперь бортстрелок решил выпрыгнуть с парашютом. Пилот и штурман разбились вместе с бомбардировщиком возле Кархусуо. Стрелок падал, не раскрывая парашюта, до высоты 3000 футов и лишь потом дернул кольцо. Крепкие нервы были у этого парня!
Мастер-летчики Паппа Туркка и Викки Пытсия тем временем атаковали два других бомбардировщика, и те закувыркались вниз, охваченные огнем, вместе с моим. Все звено было уничтожено буквально за пару минут.
Бортстрелок левого бомбардировщика, который сбил Пытсия, тоже успел выпрыгнуть. Позднее мы узнали, что это был майор. Когда он спускался на парашюте, то застрелился, только чтобы не попасть в плен!
Глянув вправо, я увидел несколько десятков самолетов, несущихся прямо на нас. Это были советские истребители И-16. Это было начало гигантской катавасии. В этот момент в воздухе находилось всего 5 наших самолетов и по 5 советских истребителей на каждого из нас. Над нами закружился «Испанский цирк», советская тактика, отработанная во время Гражданской войны в Испании. В любой момент хотя бы один из советских истребителей атаковал нас. Единственным способом противодействовать этой тактике было дать полный газ и изо всех сил потянуть ручку управления на себя, при этом вращая головой, как на шарнире. Пилоту приходилось следить за всеми самолетами в круге и, как только кто-то выходил в атаку, круто разворачиваться ему навстречу.
В разгар схватки я вдруг увидел проскочивший прямо передо мной И-16. Это случилось в промежутке между двумя моими маневрами уклонения, и я решил, что пришло время и этому товарищу получить свое! Я поднял нос самолета вверх, чтобы последовать за ним, но как раз в этот момент мой мотор заглох! Тогда я быстро бросил свой истребитель в вертикальное пике и направился к вершинам деревьев. Пикировочные характеристики «Фоккера» были лучше, чем у И-16. В вертикальном пике «Фоккер» быстро разгонялся до предельной скорости 500 км/ч.
После того как я выровнял самолет, оказалось, что мотор снова заработал. Поэтому я сумел приземлиться возле маленькой деревушки Хейнйоки. Мой истребитель имел лыжи, а не колеса, поэтому посадка завершилась успешно. Когда я проверил самолет, оказалось, что ручка прогрева мотора передвинулась в неправильное положение. Маленькая деревянная пробка, которой я заклинил ручку, чтобы она не двигалась, выпала. С учетом этого печального опыта дальше я стал приматывать пробку кусочком шпагата.
Оставив свой «Фоккер», я направился к ближайшей ферме. Когда я добрался туда, то обнаружил, что двери не заперты, а в комнатах тепло, однако никого не увидел. Рядом был еще один дом, поэтому я пошел туда. Открыв дверь, я обнаружил, что комната полна народа. Старики, женщины и дети в испуге уставились на мой летный комбинезон. На нем не было никаких знаков различия, чтобы определить мою национальность. Я решил пошутить и приветствовал их стандартным: «Траствуйт», сказав это по-русски. Однако когда я увидел их ужас, то сразу перешел на привычный финский: «Кто вы? Как вы? Не бойтесь. Я только совершил вынужденную посадку, и если вы мне немного поможете, тогда я смогу улететь».
Я знал, что теперь, когда температура мотора стабилизировалась, он запустится легко. Поэтому мы все вместе пошли к истребителю. По пути нас посреди поля перехватили несколько вооруженных бойцов национальной гвардии. Когда они увидели меня среди группы стариков и женщин, один из них подошел ко мне и схватил за плечо, крикнув: «Хорошо придумано, мошенник! Здорово!» Они заметили, как мы атаковали группу бомбардировщиков, и видели, что мы сбили несколько самолетов. Этот боец продолжил: «Тебе очень повезло, сынок». Тогда я поинтересовался, почему же.
«Я видел, как ты сел на берегу. Из окна своего дома я взял тебя на мушку и решил прострелить тебе голову. Я старый охотник на тюленей и легко мог попасть тебе в глаз, если бы только захотел. Но тогда я подумал, что люди в самолете могут застрелить меня из пулемета. Поэтому я не стал стрелять, а дождался остальных».