Я чувствовала себя триумфатором. Ланцет нервно сглатывал.1G98-Fpn Еще одна муха решила сделать над ним круг почета, но, не рассчитав сил, и упала в кубок одному из рыцарей.
— Жаль будет на костре ее жечь! — сокрушался кто-то. — Леди все-таки!
А?.. Простите, я, видимо, чего-то не учла? Видимо, слово «ведьма» — этоодин из тех комплиментов, от которых тает любое предусмотрительное средневековое женское сердце?
— Я — дочь... — начала я, разминая речевой аппарат, — Ло-де-гранса! Величайшего из королей! Где цветы? Где слова любви? Мое сердце жаждет их! Вы оскорбляете память о моем отце! Поведение Артура — это неуважение ко всему Камелиарду! К каждому присутствующему здесь достойному мужу!
Ну, и где волшебное «да»? Для пущей убедительности я подняла руку и тут же поняла, что тоже внесла посильную лепту в общий запах.
— Я передам ваши слова Артуру, но позвольте, о прекрасная Гвиневра, сделать вас своей дамой сердца! Я сражен вашей красотой! — Ланцелот упал на одно колено.
— О, Ланцет… Ланцелот Озерный! Я крайне польщена и тоже сражена вашей... — я долго пыталась подобрать вежливый синоним к слову «тупость», —непосредственностью и оптимизмом… А также неуемной жаждой знаний и приключений… Но... Господа, поднимите руки, кто уже провозгласил меня дамой сердца?
Лес рук! Рыцари подняли щиты и мечи. «За честь прекрасной дамы!» — нестройным хором заорали они. Приятно, когда идиотизм прикрывается романтизмом.
— Сердца на вас не хватает! Однако могу предложить другие органы в ассортименте! Как насчет Дама Поджелудочной Железы? — предложила я, глядя на жаркое. — Дама Желчевыводящих Путей? Дама Мочеиспускательного Канала? Дама Правой Почки! Дама Левой Почки! Дама Селезенки! Дама Аппендицита! И Дама Толстой и Тонкой Кишки!
— Вы хотите сказать, что у меня кишка тонка? — догадался Ланцелот. Нет, грустно, что Дамой Мозга меня никто не провозгласил! Даже обидно как-то!
— Нет, что вы! Как вы могли такое подумать? Я просто предложила вам достойную замену сердцу, — нежно улыбнулась я, вспоминая про костер.
— Ну что ж, я отвезу ваш ответ Артуру, — кивнул Ланцелот, взмахнул грязным плащом и удалился.
— Смотри, милый, не расплещи и не потеряй по дороге, — кротко заметила я, провожая взглядом мужика, который явно хотел отдохнуть в моих скромных владениях. Ух ты! На мне было красивое белое платье, расшитое по вороту и рукавам. Ничего так! Для королевы в самый раз!
— Не хотите ли послушать балладу о славном короле Артуре? — спросил тощий мужик с лютней. Все смотрели на меня странными взглядами, пока первые мелодичные переливы не заставили умолкнуть подозрительный шепот.
— О по-о-одвигах ра-а-атных слага-а-ают легенды-ы-ы, о лучше-е-ем из все-е-ех королей!
Их слышали все: и богатый, и бедный, о том, как Артур раздавал…
Я заинтриговано подняла брови, но конец был слегка неожиданным.
— ...всей Британии мир!
Ехал однажды Артур из Логреса, погожим денечком одним.
И солнце на небе его провожало, и птицы летали над ним.
Но возле реки, что известна как Дуглас, спросили его «Кто такой.
Я как раз несла в рот ножку жареного кролика. Менестрель на секунду затих, а потом ударил по струнам и как заорал:
— А дальше кишки разукрасили берег, и кровь захлестала рекой!
Доспехи его обагрилися кровью, стоял над горой мертвых тел.
Он вымыл Эскалибур в водах студеных, и выжить никто не посмел!
Я тихо кашляла, глядя на менестреля, который разошелся не на шутку и едва не порвал струны.
— А можно другую балладу? — попросила я, глядя на кубок с подозрением. Память подсказывала аппетитное слово «яд». — Но тоже про Артура!
Просто баллада неудачная. Все нормально. Струны снова зазвенели, а голос запел:
— Величие, слава о подвигах ратных, пускай разнесется в веках!
Король наш Артур, воин доблестный, славный, с мечом заблудился в горах!
Блуждая в горах, он красой любовался, услышал он громкий вдруг крик.
Артур прямо с места вдогонку сорвался, а луч осветил горный пик.
Обидным тот крик ему показался, спокойной дневною порой…
И снова воцарилась подозрительная пауза, во время которой моя попа с аппетитом доедала мягкую подушечку. «Приятного аппетита!», — пожелала я ей, предвкушая продолжение.
— А дальше кишки разукрасили горы, и кровь захлестала рекой!
И кровью врагов обагрилися скалы, и в пропасть упало десятка два тел!
Он вытер свой меч прям о горные травы, и выжить никто не посмел!
Как вы думаете, Ланцет Позорный, ой, Ланцелот Озерный далеко уехал? Если я сейчас попробую его догнать, у меня есть шансы, что не появится новая баллада про то, как «И леди Гвиневра тогда отказалась стать преданной, верной женой… А дальше кишки разукрасили замок, и кровь захлестала рекой»?
— Да хватит про этого Артура! Я готов сразиться с любым из вас, — послышался пьяный голос одного из рыцарей. — За награду из рук прекрасной Леди Гвиневры!
Меч звякнул о стол, перевернул кубки, а огромное тело в доспехах поднималось с места, чтобы неверной походкой выйти в центр зала. Менестрель умолк, заползая в угол.
— Вызываю вас, сэр Джеффри, на поединок! — икнул рыцарь, решив не ходить за неприятностями далеко и найти их поблизости.
— Так еще награды за прошлые турниры не розданы, — усмехнулся толстяк, звеня доспехами, напоминающими начищенный самовар. — А я, между прочим, победил. У нас еще посвящение в рыцари сердца. Эх, славный пир!
Пир, конечно, славный, а попа уже квадратная!
Награды… Награды… Я посмотрела на стол, прикидывая, что бы им вручить? Взгляд упал на кубок, и я торжественно встала.
— Доблестный Рыцарь! — зычно произнесла я, изображая такое польщенное лицо, на какое только была способна. — Подойдите сюда! Страна должна знать своих героев в лицо!
Родил Камелиард героев, так пусть любуется!
— За особые заслуги перед отечеством... — Меня понесло: одной рукой я трясла его жирную руку, а другой тянулась за кубком. — ...За проявленный героизм и мужество в бою, за победу, которая, несомненно, была блистательной и героической, я вручаю вам этот почетный кубок!
— А как же обещанный поцелуй? — Мне зазывно улыбнулись зубами, которые напоминали зубцы крепости. — За поцелуй прекрасной дамы я готов на любой подвиг! За взгляд ее нежный я горы готов свернуть! За красоту ее я готов сражаться до последней капли крови!
— А нам? — заорали еще с десяток рыцарей, глядя с завистью на то, как победитель смотрит на кубок, понимая, что поцелуй ему не обломился.
— Погодите немного! — улыбнулась я, понимая, что поощрять идиотизм — это моя основная работа как дочери короля. — Эм… Принесите что-нибудь кругленькое и блестящее. И ленточки!
Слуги положили мне на стол россыпь медяков и несколько лент.
— Проковыряйте в них дырочки, — приказала я.
Слуга сел ковырять, а рыцари поглядывали друг на друга. Менестрель тренькнул струнами и запел еще одну душещипательную балладу:
— Страну от войны, от беды и ненастья прикрыл его доблестный меч!
В стенах Камелота себе он дал клятву Эскалибур вечно беречь!
Однажды порою ночною ненастной, скакал он, не ведая страх.
И тут он услышал, как кто-то негромко шептал его имя кустах…
Я прослушала, чем, собственно, провинились те, кому не сиделось в кустах молча, но финал был немного предсказуем и вызвал у меня легкую панику и тревожные взгляды в сторону окна.
— Да что ж опять про Артура! Или в Камелиарде рыцари перевелись? Слыхали, как сэр Брайан разгромил все, когда подлый хозяин потребовал деньги за выпивку? Вот это я понимаю, подвиг в честь Леди Гвиневры! Десятерых победил! — сыто рыгнул кто-то, пока я продевала ленты в монеты. — За Леди Гвиневру! Прекраснейшую из женщин всего Камелиарда!
Спасибо, мне очень приятно…
— Это еще что! Сэр Кендрик недавно с двадцатью селянами сражался! И одержал блистательную победу! — прокашлялся еще один герой.
— Так их было всего пять! — заметил еще один рыцарь, вгрызаясь в сочный окорок.
— Но сражались они как двадцать! — авторитетно заметил рассказчик, осушая кубок. К нему уже скакал парнишка с кувшином.
— Кто там еще за наградами? — поинтересовалась я, держа в руках связку монет. Рыцари вскочили с мест. — За почетное второе место в турнире награждается вот этот доблестный герой!
— А как же поцелуй прекрасной дамы? Как же ночь любви? — с надеждой произнес длинный рыцарь с огромными усищами.
— Вот вам «недали»! Из рук прекрасной дамы! Сами распределите! — улыбнулась я, вручая им звенящую связку. — С этого момента, о, мои доблестные герои, за первое место полагается кубок из рук прекрасной дамы, а за второе и последующие места — «недали».
Рыцари погрустнели, а менестрель снова выполз из темного угла:
— Однажды надумал один из вассалов перечить ему на пиру...
Я уже боюсь этого мужика! Еще парочка таких баллад «с кишками и кровью», и я смогу окончательно убедиться в том, что Артура нельзя посылать! Ни в прямом, ни в переносном смысле! Представьте, мужик пошел в туалет и вернулся окровавленный, дорисовав на карте еще один кусочек Британии!
Через мгновенье меня ослепило сияние.
— Ба! — послышалось со всех сторон. — Это же Мерлин!
Мне показалось или доблестные рыцари внезапно взяли отпуск грехов за свой счет? Я почувствовала запах доблести, подозрительно и поразительно напомнивший мне запах общественного туалета. Воспоминания подкинули пару трогательных и горлодушительных моментов и руку, торчащую из таза, взаимоотношения Мерлина с которой меня слегка смущали уже тем фактом, что остального предположительно имеющегося тела я не наблюдала. Вопрос стоял остро, но не критично, поскольку этот Мерлин меня, вероятно, не помнил. Я прищурилась, представляя все тяготы любви с обладательницей красноречивой конечности.
— Я вас приветствую, Леди Гвиневра! — торжественно произнес Мерлин, а рядом возник Ланцелот. — Сэр Ланцелот Озерный, правая рука Его Величества, короля Артура…