— Чтобы мужчине проще было разглядеть мою душу! — сплюнула я прилипшую прядь волос, глядя на жирную гусеницу, которая скоро превратиться в бабушку. — Я их специально выкатываю, чтобы упростить мужику задачу!
— Смертушка, а Смертушка, — в голосе бездны отчетливо слышалось слово «тушка», а я сопела, раздумывая, обидеться или нет. — А почему у тебя такой взгляд тяжелый?
— Потому что легкая атлетика не совместима с моим тяжелым характером! — надулась я, понимая, что выбора нет. Придется вводить в моду мини.
Внезапно меня что-то дернула, я непроизвольно моргнула и очутилась возле добротной двери.
— Тук-тук, — постучала я, тяжко вздыхая. За знакомой дверью, которую только что поливали слезами прощания, послышался шорох, который подозрительно стих. Кто — то шел к двери, а я расправила плечи, пытаясь прикрыть прелести обтягивающей розовой юбкой. Что — то мне подсказывает, что в ней я похожа на игривого поросенка. Дверь открылась, а мужик обомлел, глядя на меня. Видимо, он и не ожидал, что жизнь подложит ему розовую свинку под дверь. Несколько секунд тишины, а потом меня дернули за руку, увлекая в скромную обитель.
Добрый мужик, видимо, сообразив, что меня мучает, решил избавить меня от мучений, пока я старательно отбивалась.
— Иди ко мне! Сегодня последний день моей жизни! И я хочу провести его так, чтобы потом обидно не было! — усмехнулся примерный семьянин, а платье зарычало на него, обнажая швы. — Эх, красавица!
Я? Видимо, герой относился к тому типу мужчин, к которым даже судьбе не стоит поворачиваться задом во избежание последствий. Пока моя жертва упорно пыталась прогнуть меня под изменчивый мир, я решила, что мир прогнется под нас.
— Я хочу, что ты, красавица…. - послышался пылкий голос, который тут же оборвал настойчивый стук в дверь. Мужик замер, выставив губы плотоядным хоботком, а я розовый цветочек имени меня, уже наваливался на него, норовя повалить на пол и занять опылением. Пыли на полу было предостаточно, так что…
Тук-тук! — снова послышалось в тревожной тишине.
— Это жена! — запаниковала жертва, лихорадочно мечась по дому. — Что-то забыла! Это жена вернулась!!!
Лихорадочные метания закончились тем, что меня поволокли к ветхой тумбочке. Глазомер у мужика явно страдал, поскольку мне было проще спрятать тумбочку, чем тумбочке меня.
— Полезай! — прошептал мужик, оглядываясь на дверь, по которой кто — то настойчиво барабанил. Маленькая щеколда подпрыгивала, а мужик пытался впихнуть меня в тумбочку.
— Быстрее, — взмолился горе-любовник, пока тумбочка пыталась повторить подвиг удава.
— Я туда не влезу! — категорично заметила я, а тумбочка с облегчением скрипнула. — Зато я могу притвориться статуей. Скажешь жене, что купил новую статую!
— Так, так, так, — бегал раненым зайцем застигнутый врасплох герой, придерживая штаны, пока кто-то усиленно колотил в дверь. Откуда в хрупкой женщине столько сил?
— Давай, прячься за вазу!!! — выдохнул мне в лицо любовник, который вот-вот станет героем посмертно.
— Только при условии, что мне подарят цветы! — возразила я, пока мужик скакал по комнате, обещая себе иметь только мелкогабаритных, карманных любовниц.
— Лезь под кровать! — сообразил мужичок, а я скептически посмотрела на семейное лежбище. — Быстро!
— Если в щель между кроватью и полом спокойно мог пройти упитанный таракан, или плашмя проползти крыса-задохлик, то это не факт, что я туда помещусь! — возмутилась я, впервые оказавшись в подобной ситуации. Что-то мне подсказывало, что даже если я выдохну, то вдохнуть уже не смогу. Прыткий любовник носился, как угорелый, не забывая громко и елейно повторять: «Дорогая, сейчас-сейчас! Одну минутку!».
— Ладно, — меня дернули за руку, подводя к шкафу. — Давай, в шкаф! Только сиди тихо, как мышка!
— А если мне пи-пи захочется? — уточнила мышатина, понимая, что моя служба и опасна, и трудна. — Ты об этом поду.
Дверь распахнулась, обнажив чей-то унылый гардероб. Словно по мановению волшебной палочки оттуда вылетела стая моли, а меня уже трамбовали среди деревянных вешалок. Вот так унылая гусеница превратилась в бабочку. Ночную. Шкаф протяжно завизжал створкой, ухнул, а я очутилась в темноте.
— Дорогая, я уже иду! — послышался все тот же елейный голосок, а шаги удалялись в сторону двери.
В шкафу пахло сыростью, а задумчиво решила присесть на какую-то лохматую шубу, свернутую…
— Ой! — пропищала шуба, когда я уже основательно опустилась на нее. — Ой! Что вы делаете?
— Кто здесь? — прошуршала старая накидка. — Кто там?
— Это я, почтальон Почкин, — мрачно отозвалась я, понимая, что кто-то испуганно дышит мне в затылок. — Принес заметку про нашего мальчика. И, видимо, это — некролог.
— Женщина! — возмущенно просопело что-то снизу. — А не могли бы вы как-нибудь по-другому разместиться! Уже на голову залезли!
— Ах ты, поганка! — яростно зашипел ворох тряпок. — Мой!
— Сама мой, я не гадила! — ответила я, занимая большую часть шкафа. Рядом послышалась возня, а я мысленно пересчитала «подруг по несчастью». Четверо? Одна в тряпках сидит, одна подо мной, еще одна за накидкой и еще одну расплющило вместе с чем-то мохнатым.
— Ай! Как ты посмела меня дернуть за волосы! — возмутилось «мохнатое», а подо-мной что-то зашевелилось и попыталось меня толкнуть.
— Можешь упасть и укусить за ногу, — предложила я очевидный и вполне себе реальный выход. — Я вообще-то на работе!
— Так она. — послышался шепот, а позади меня кто-то засопел. Странно, стоит мне облокотиться, как тут же слышится такое сопение. Я, между прочим, двустворчатая любовница! Где моя вторая створка? Прозвучало слово, которое я ни разу не слышала в свой адрес, но которое мне слегка даже льстило!
— Какие трусы заговорили? — шепотом возмутилась я, пока ворох тряпок раздраженно сопел. — Я — не ночная бабочка, я — моль!
Запах свидетельствовал, что где-то рядом лежит носок, который добрая душа оставила как памятник.
— Какой ужас, — горестно всхлипнула груда тряпок. — Я думала, что я у него единственная. Неповторимая. Он мне сам говорил.
— И мне, — тихо поддакнула накидка, шмыгая носом. Послышался тихий плач. — И жену он не любит. Совсем-совсем. И не спит с ней. Уже пять лет.
— Я, конечно, ни на что не намекаю, но как-то подозрительно, что младшему ребенку три года, — заметила я, пока подо мной что-то шуршало.
— Позор — то какой, — тихо икнуло что-то за моей спиной. — Я не знала, что он женат! Честно, не знала! Если бы знала, то никогда бы! Никогда!
Моя скрюченная спина уже передавала мне горячий амурный привет. На этот раз как-то по-особенному, ласково и приветливо. Об меня терлась чья-то норка, которая по ощущениям напоминала Мурку, нос чесался и болел, видимо, на нем вскочил прыщ.
— Ай! — попыталась я потереть кончик носа, а шкаф тихо заворочался. «Подле-е-ец!», — послышался тихий всхлип.
— Что случилось? — прошуршал кто-то рядом.
— Прыщик вскочил на носу, — огрызнулась я, страдая и пытаясь потереть его о какую-то рубаху.
— В тебя кто-то влюбился! — икнуло меховое нечто, а мне на секунду показалось, что это именно та мохнатая тварь, которую бояться дети.
— Судя по размерам, мне поклоняется тайная секта! — выдохнула я, скрючившись, и стараясь не шевелить затекшей ногой. Вокруг слышались горестные всхлипы, тихое хныканье и вздохи.
— Девочки, он же страшен настолько, что увидев его в первый раз, я бежала так быстро, что успела на работу! — пыталась я утешить ноющее братство кольца, конца и альдьютера. «Он жениться на мне обещал…», — прошуршал кто-то тихонько во что-то сморкаясь. Я понимаю, что у кого-то посиделки и им удобно, но у меня пока что «постоялки».
— Ты что? Волосы рвешь? — прислушалась я, услышав характерный звук.
— Нет, не свои. На шубе, — истерично икнул кто-то, а я успокоилась. Из комнаты доносились такие стоны и скрипы кровати.
— А что они там делают? — поинтересовался обиженный голос из-под моей попы, пока доносившиеся звуки сомнений не вызывали.
— Кровать двигают, — утешила я человека, над которым нависла большая угроза.
Внезапно раздался стук. «Жена! Прячься!!!», — послышался испуганный мужской голос. «Быстрее! В шкаф!», — шлепал босыми ногами Казанова, а ключ на двери повернулся, дверь распахнулась, ослепив меня и телогрейку по соседству ярким дневным светом, а через мгновенье я почувствовала, как ко мне прилипло еще что-то теплое.
— Ты кто? — баском спросила я, пока телогрейка позади меня сардонически хихикала.
— Ой! — икнуло что-то, пока я слышала поворот ключа в замке. Пока нас трамбовали, на мне оказалась шуба. — Вы кто такие?!!
— Давай, знакомиться. Я — самая любимая любовница, — баском пояснила я, чувствуя дыхание на груди. — Поэтому у меня есть шуба. Вот носочек и варежка, которые искали себе пару. Их периодически натягивают. Вот телогрейка, подо мной сидит тряпочка. Что-то совсем раскисла она. Выбирай, милая, кто у нас ты?
— Я — любимая и единственная! — возразило мне что-то, дыша в пупок.
— Мы тут все любимые и единственные, — заметила я, понимая, что нужно выбираться. — У нас тут все по дням недели расписано. Я — понедельник. Потому что тяжелый… А ты у нас будешь пятницей.
— Это почему еще пятницей? — возмутилась новенькая. Коллективное предчувствие не обманывало. Еще одну «единственную и неповторимую» шкаф не выдержит. Мне уже хотелось передавать привет шпротам.
— Потому что без алкоголя не посмотришь, — хихикнула ревнивая телогрейка.
В комнате послышалось: «Дорогая! Милая! Любимая! Я, конечно, рад, что ты пришла поддержать меня в этот сложный день. Дети у сестры?».
— Я вообще-то за солью зашла, — оправдывалась новоявленная девица, ерзая по мне.
— А мы за яйцами, — мрачно ответила я за всех. — Долго еще тут сидеть будем? У меня дома мужик некормленый!
— Я с утра сижу. — жалобно прошептала телогрейка, сдавленно поскуливая.
— Вот так появляются скелеты в шкафу, — решила поднять общий настрой и боевой дух я. — Их еще по наследству передавать будут!