– Повзрослел, – сказал дядя Гриша, когда увидел меня.
– Наверное, – ответил я.
– Ну что, барменом работаешь?
– Нет, давно уже не работаю.
Дядя Гриша улыбался и смотрел так, словно хотел много еще о чем поговорить. А я чувствовал, что мне совсем нечего ему сказать. Я даже не понимал, зачем хотел его увидеть.
Мы выкурили по сигарете. Дядя Гриша крепко пожал мне руку и спросил напоследок:
– Книгу-то прочитал?
– Прочитал, – ответил я и добавил: – И не раз.
– Вот и хорошо, – сказал дядя Гриша.
Я сел в электричку. Следующая остановка Новогиреево. Осторожно, двери закрываются.
Глава 49
Я сидел на Курском вокзале и не понимал, как дальше действовать и куда идти. Голосовые объявления на вокзале приказывали мне бояться: оставленных случайно или специально забытых сумок, каких-нибудь коробок или пакетов. В таких случаях надо сообщить куда надо, придет обученная собака, все проверит.
Потом сказали, что, если увижу что-нибудь, пропагандирующее нацизм, я должен сообщить куда надо. Это было что-то новенькое. Вряд ли в таком случае придет обученная собака. Ее никак нельзя обучить отличать нарисованный на заборе хуй от свастики. Но кто-нибудь обязательно придет. Назначит экспертизу.
Потом сказали, что нужно быть внимательным и «сообщить о подозрительных лицах».
Я спустился в метро. В метро сказали, что еще нужно сообщать, если заметил «лиц в пачкающей или грязной одежде». Что делать, если лицо в грязной, к тому же пачкающей одежде забыло сумку, нарисовало на вагоне хуй, а на стене вестибюля свастику, зигануло и убежало вверх по эскалатору – не сказали. Но я догадался. Наверняка, есть кто-нибудь, кому можно сообщить и кто во всем разберется.
Я доехал до центра и вышел на станции «Охотный ряд». Набрал номер Андрея Ниподатенко. Я не был уверен, что он возьмет трубку, да и прежний ли у него номер. Но он ответил. Ответил и обрадовался.
– Ян, ты! Ты где пропадал?
Мне показался странным его вопрос. Он и сам ни разу мне не позвонил за все это время.
– Давай, приезжай ко мне! – почти орал он в трубку.
– Куда ехать? – спросил я.
– В Чертаново, сейчас адрес эсэмэской кину.
Телефон брякнул сообщением.
– Получил?
– Получил, – ответил я, – скоро буду.
Декабрь в этом году выдался снежным. Снег валил хлопьями, но тут же таял. Люди спешили спрятаться в метро. Многие шли с зонтиками, что мне казалось нелепым. Никогда не понимал, как можно прятаться от снега под зонтиком.
Андрей Ниподатенко открыл дверь и крепко обнял меня. Я почувствовал, что от него разит недельным перегаром.
– Проходи, проходи, я сейчас в магазин сбегаю, – сказал он и действительно убежал в магазин.
Глава 50
Андрей Ниподатенко принес три бутылки водки, курицу гриль, банку соленых огурцов, апельсиновый сок, томатный сок и буханку черного хлеба.
Такой классический набор говорил только об одном – отступать он не собирается, а я не смогу бросить товарища одного. Судя по запаху в квартире, линия фронта здесь проходит уже давно и пока никто не побеждает.
Андрей Ниподатенко отломил от куры лапы, разлил по рюмкам водку.
– Ну, за встречу, – сказал он.
– За встречу, – поддержал я тост и опрокинул рюмку в себя.
Он тут же налил следующую. Темп мне стал понятен. Мы выпили по три. Я прикурил сигарету.
– Где пропадал? – спросил Андрей.
– На Алтае был.
– На Алтае красиво.
– Согласен, – ответил я и спросил: – А ты?
– Я же контракт подписал. Служу.
– Во как!
– Четвертый десяток дураку.
– И как там? – спросил я.
– Нормально. Чего я в этой армии не видел?
Мне показалось, что Андрей Ниподатенко сильно постарел. Он и так никогда не блистал красотой, а сейчас походил на обычного спившегося мужика. Рожа опухшая. Под глазами мешки, но гладко выбрит.
– Ты сам как? – спросил он и налил еще по одной.
– Нормально в принципе. Не знаю, правда, где остановиться, с жильем проблемы, – ответил я.
– Можешь у меня остановиться.
Я представил эту перспективу и четко увидел себя уже через месяц такого же опухшего, с мешками под глазами, как Андрей Ниподатенко.
– Я подумаю.
– Слушай! Есть же у меня знакомая одна, вроде комнату сдает за копейки. Правда, в Подмосковье.
– Годится, – обрадовался я.
Андрей начал куда-то звонить.
– Все, договорился. Только заехать можешь после Нового года, в январе. Там какой-то тип живет, у него до Нового года оплачено.
– Нормально, – согласился я, не представляя, где буду обитать почти месяц.
– Я уже сказал, можешь у меня пожить.
– Решим.
Следующую бутылку разливал я.
Глава 51
Уходить от Андрея Ниподатенко я собрался уже под утро. Точнее, выползать. Я слабо понимал, где нахожусь и кто я вообще. Это та стадия алкогольного опьянения, когда практически достигаешь просветления. Тело еще слушается. Оно даже готово куда-то идти, но разум не подчиняется.
– У меня тут есть кое-что, – сказал Андрей, когда я вышел из квартиры и повис на перилах, чтобы перевести дух.
Он протянул мне какой-то белый порошок, завернутый в пищевую пленку. Совсем немного, с ноготь большого пальца.
– Что это? – спросил я.
– Скорость, – ответил Андрей. – Все сразу не нюхай, это где-то раза на четыре.
– А зачем?
– Если протрезветь резко захочешь.
– О! Тогда ладно. – Я убрал порошок в карман.
– И номер запиши, ну, квартира в декабре. – Андрей продиктовал мне номер и спросил: – Увидимся еще?
– Увидимся, – ответил я, но почему-то был уверен, что вижу Андрея Ниподатенко в последний раз. Я обернулся и спросил у него: – Андрей, что такое любовь?
– Не знаю, Ян, но что-то хорошее, – ответил Андрей Ниподатенко и добавил: – Узнаю, скажу.
Я вышел на улицу. От свежего утреннего воздуха закружилась голова. Сел на скамейку возле подъезда. Меня мутило. Я не мог остановить «вертолет».
Это был один из тех противных декабрьских дней, когда еще не зима, но уже не осень. И вроде температура плюсовая, но все равно мерзнешь, как скот.
Я достал из кармана порошок, что дал Андрей. Отсыпал на скамейку на две дорожки. Раскатал карточкой на метро. Я не знал, что это такое – скорость, но протрезветь мне очень хотелось. Андрей обещал, что так и будет.
Через двадцать минут я обнаружил себя тут же, на скамейке, но абсолютно трезвым, словно и не бухал всю ночь. Голова прояснилась. Хотелось срочно куда-нибудь идти. Кому-нибудь звонить. Да делать что угодно. Главное, делать. Настроение было великолепным.
Я до обеда бродил по городу. Иногда нужно выйти из квартиры, побродить по городу просто для того, чтобы убедиться в том, что мир и люди в нем по-прежнему существуют. Нырнуть в толпу, почувствовать ее бессознательный поток. Зажмурить глаза от слишком яркого солнца или вздрогнуть от холодных капель дождя.
У мира одно потрясающее качество – он существует сам по себе. Просто так. Ничего не нужно придумывать, ничего создавать. Не нужно держать в памяти каждую деталь, достаточно внимательно наблюдать, и мир обязательно откроет для тебя элементарную красоту момента.
Иногда кажется, будто мир существует только для красоты. Для самой идеи красоты. Всего лишь стоит держать глаза открытыми, чтобы не пропустить тот момент, когда он обнажает красоту.
Никогда нельзя сказать точно, где и когда тебя поджидает красота. Можно убить целый день, бродить в поисках красоты в картинной галерее или на выставке современного искусства, но так и не встретить ее. Сдаться под вечер, перестать искать, и в этот момент красота обрушится на тебя причудливо отраженным светом уличных фонарей от луж под ногами. Не успеешь поднять глаза, как она тут же вцепится в твой взгляд случайной игрой цвета в витрине магазина.
С красотой нужно быть осторожным. Ее может стать слишком много. Справишься с ней или станешь очарованным – неизвестно.
Стать очарованным – заболеть красотой. Есть опасность начать искать ее повсюду вместо того, чтобы наслаждаться случайными проявлениями.
А город сегодня был красив. Скорее всего, это от порошка, но тем не менее.
Любовь – это красота.
Глава 52
К вечеру я оказался в интернет-кафе. Еще в поезде Таланин рассказывал, что сейчас в интернете набирают популярность социальные сети. Я не очень понимал, что это такое, но, когда он объяснил, что там можно найти людей из прошлого – одноклассников, однокурсников, – мне очень захотелось посмотреть, что это такое. Таланин сказал, что нужно искать во «ВКонтакте».
Я зарегистрировался и начал вспоминать людей, с кем учился. Первым делом решил найти Юлю Кондратьеву. Мою первую школьную любовь.
Как же я по ней страдал. Влюбился я в нее в десятом классе, когда уже понимал примерно, как устроена женщина, и яростно дрочил на порнографические карты, которые мы с другом детства Леней стащили у его отца.
Мы честно поделили колоду пополам. Сначала хотели, чтобы я взял себе всех брюнеток, а он всех блондинок, но потом решили положиться на удачу.
Любимой картой у меня стала дама червей. Там сисястая дамочка отсасывала огромный черный хуй.
Но на Юлю Кондратьеву я дрочить не мог. Мне казалось, что я тем самым ее оскорбляю. А ведь я ее любил. Как я мог оскорбить это нежное создание.
Любовь в этом возрасте ранимая, нежная и, наверное, ненастоящая. Она, как рисунок на песке, исчезает при первом же дуновении ветерка взрослой жизни.
Но тогда, в десятом классе, я не знал покоя.
Конечно, это была безответная любовь. Юля была слишком красива и слишком быстро взрослела, чтобы обращать внимание на своих одноклассников. Юля общалась с мальчиками постарше. Кто уже окончил школу, но еще не ушел в армию или уже учился в университете.
Я писал для нее стихи. Тетрадями. Даже научился играть на гитаре, чтобы спеть ей песню собственного сочинения. Я писал так много стихов, что на полном серьезе планировал стать поэтом.