Решил, что съезжу к Карине на Новый год, а потом не знаю. Мне больше ничего не хотелось. Даже ебать ее не хотелось. Вся наша близость заключалась в очередном ее отсосе и удивлении, когда я кончал ей в рот.
– Мог бы и трахнуть меня, – говорила она в таких случаях.
– Прости, не сдержался, – отвечал я.
В последнюю неделю декабря мне написала сообщение еще одна дамочка из интернета и сказала, что завтра будет в городе. Она жила на Украине, но сама была из Москвы и в ближайшее время собиралась приехать.
Ее звали Нелли. Когда общались с ней в переписке, она спрашивала, чем я занимаюсь. Я почему-то назвал себя фотографом. Наверное, потому что уже устал называть себя писателем, но все еще хотел казаться человеком творческим. Я даже пообещал ей фотосессию. Почему я тогда не понимал, что здоровая реакция человека на слова «я – творческий человек» – желание плюнуть в лицо? Сейчас женщин больше возбуждают мужчины более приземленных, но стабильных профессий. Инженеры, например, какие-нибудь. Может, если бы я это знал, когда еще пубертатные прыщи пышно цвели на моем лице, я не стихи бы писал, а изучал устройство какой-нибудь гидроэлектростанции.
Мы сидели в баре с обладательницей огромных карих глаз. Ее звали Даша. На самом деле один глаз у нее был немного светлее, другой темнее. Мне казалось, что я никогда не встречал женщины красивее. Да так оно и было. Я никогда не встречал женщины красивее. По крайней мере, из тех, что были от меня на расстоянии вытянутой руки, хотя бы.
Блондинка с карими глазами – это по определению красиво, а если к этому прилагается плоский живот, тонкая талия, идеальные полушария сисек и крепкая задница, что тут вообще можно сказать?
Я ничего и не говорил. Я злился на то, что должны были прийти еще какие-то люди. Ее друзья, с которыми она договорилась о встрече. Думал, вот же сучка. Я тут на полном серьезе рассчитывал на интимность встречи и последующую еблю, а у нее друзья.
Часам к одиннадцати ночи, когда вся компания уже собиралась расходиться, я получил сообщение от Нелли. «Я в Москве, можем встретиться», – написала она.
Посмотрел на Дашу. Она была увлечена своими друзьями. «Здесь мне сегодня не дадут», – подумал я и написал Нелли: «Давай встретимся».
Декабрь в этом году не спешил убить осень, и она пока еще дышала, хоть и мерзла от мокрого снега.
Глава 73
Когда я увидел Нелли, ждущую меня возле метро, мне захотелось спросить вселенную: «За что мне такие подарки?» Она была совсем не похожа на Дашу. У нее не было огромных карих глаз. У Нелли были раскосые зеленые глаза, длинные темные волосы и такие длинные ноги, что я задумался, а настоящая ли она.
Нелли оказалась высокого роста. На каблуках такого же, как и я. «Это удобно», – подумал я и подошел к ней.
– Ян, – сказал я.
– Нелли, – представилась она.
Я видел Нелли на фотографиях, но в жизни она была намного эффектнее. Я почувствовал себя некомфортно, словно не заслуживал этой красоты рядом.
– Пойдем погуляем? – предложил я.
– Пойдем, – ответила Нелли.
Часа в три ночи мы оказались в баре, где пили водку с ред буллом. Разговор не клеился. Мы просто смотрели друг на друга. Я не знал, как ей предложить куда-нибудь уединиться. Она откровенно скучала, но не пыталась уйти или как-то растормошить меня.
Видимо, она поняла, что у меня ступор, и сказала:
– Ты можешь сесть рядом со мной?
– Могу, – сказал я.
Я понимал, что, если сейчас что-нибудь не сделаю, мы так и будем молчать.
Я потянулся к ней с поцелуем, и Нелли тут же мне ответила. Голова закружилась. Больше не нужно было думать, о чем говорить. Вообще больше не нужно было говорить.
«Любовь – это когда не надо говорить», – подумал я.
– Хочешь дунуть? – спросила Нелли, когда мы вошли в гостиничный номер.
– Хочу, – сказал я.
Она достала из лифчика кусок гашиша и резво налепила плюшек. Мы обкурились и завалились на кровать.
Нелли любила, когда жестко. Ей нужен был не секс, а животная ебля, чтобы ее драли, как последнюю шлюху. Она так и сказала: «Выеби меня, как шлюху». После этих слов я намотал ее волосы на кулак и засунул хуй ей в рот по самые яйца.
Без преувеличения могу сказать, что это был лучший секс в моей жизни на тот день. Еще понял, что я – садист.
Мы курили гашиш и трахались, пока совсем не обессилели.
Телефон брякнул сообщением. «Ты приедешь на Новый год?» – спрашивала Карина. Я ответил, что приеду. «Я люблю тебя», – написала она. Я не стал отвечать на это сообщение.
– Кажется, я тебя обожаю, – сказал я Нелли.
Глава 74
Нелли уехала к своему парню на Украину на следующий день. Про парня я узнал еще в гостинице. Он названивал ей и писал сообщения. Нелли злилась. На сообщения не отвечала. Звонки сбрасывала.
Мне нравилось трахать ее, когда он звонил. Я с каким-то особенным остервенением всаживал ей, когда слышал дребезжание мобильника. Мне, сука, было приятно.
Не хотел бы очутиться на его месте. И сколько, интересно, раз я был на этом месте и не подозревал об этом?
Я ехал в экспрессе «Москва – Калуга». За окном проносились полустанки и маленькие, казавшиеся отсюда заброшенными, города. Мне почему-то хотелось найти всех, кто говорил мне: «Вот исполнится тебе хотя бы восемнадцать, поймешь». Помню, найти их я хотел уже в девятнадцать. Подойти, взять за грудки и сказать: «Ну, и?»
Хуже тех умников были только те, кто говорил: «Тебе хоть двадцать пять есть? Нет? Поймешь, когда исполнится». Что я должен был понять, я так и не понял. Но когда мне исполнилось двадцать шесть, никакой возможности найти и тех умников у меня не было. Видимо, что-то поняли и «распались на Дхармы».
Так ничего и не поняв в двадцать пять, я уже почти не реагировал на тех, кто говорил: «Да после тридцати только и станет что-то ясно». В тридцать один, ровно в день рождения, я подошел к окну, глянул на сраный московский март за окном и понял, что абсолютно нихуя не ясно.
Ходил по местам, где раньше были те, кто обещал мне мудрость в тридцать, но они либо сдохли, либо хрен его знает, что с ними стало.
И вот теперь я частенько слышу: «Да только после сорока и станет ясно, что вообще и как». Но теперь я мудрее и сразу пытаюсь плюнуть такому умнику в харю, потому что уверен, что и в сорок один я не обрету ясности. Пусть лучше все так и останется непонятным. Может, оно и к лучшему? А то так встанешь утром, а тебе вдруг все стало понятно. Вообще все.
Ясно так, что пиздец, и вот что делать с этой ясностью? Непонятно.
Я планировал пробыть с Кариной все новогодние праздники, но сорвался в Москву уже второго января.
Даша написала сообщение, что соскучилась.
Карина психовала. Она не понимала, почему я уезжаю, а я ничего не мог объяснить. От этого она психовала еще больше. Я сказал ей, что люблю, поцеловал и понял, что больше ее не увижу. Когда она закрыла за мной дверь, я еще немного постоял в подъезде. Курил и прислушивался к себе. Вообще ничего не услышал.
Ничего.
Глава 75
Я сидел в баре и ждал Дашу. Давно уже ждал, поэтому успел порядочно накидаться пивом. Людей в баре было битком. Впереди была еще целая неделя новогодних выходных, и люди что было сил уничтожали организмы алкоголем.
В телевизоре, в интернете – да везде – обещали, что этот, две тысячи двенадцатый, год будет последним и жить нам всем осталось до декабря. Так сказали в незапамятные времена индейцы майя. А я не был против. Мне всегда хотелось, чтобы наступил глобальный пиздец. Наверное, если положить меня в какую-нибудь ультрасовременную больницу, подключить к сложнейшей аппаратуре, призвать самые светлые умы современной медицины, психологии, психиатрии, позвать астрологов, хиромантов, пару тибетских лам и одного алтайского шамана, обвесить проводами, побрить налысо и приклеить к голове всяческие электроды, ну, с такими странными присосками – можно было бы найти причину, отчего мне так хочется, чтобы он наступил.
Каждый раз, когда я слышал новость, что сегодня очень близко с Землей пролетит астероид, когда показывали убеленных сединами специалистов из НАСА, которые успокаивали и сообщали, что, дескать, волноваться нечего, все прекрасно, все пролетит мимо и ничего никуда не упадет, я расстраивался. Я надеялся, что они ошибаются и уже завтра все будет плохо. Телевизор зашуршит помехами, и покажут пустую студию новостей. Вот камера, направленная на то место, где должен быть ведущий новостной программы, но там никого нет. Иногда в кадре пробегают взволнованные люди, роняют бумаги и куда-то звонят. Появляется ведущий, не загримирован, небрит, в странном свитере и джинсах. Вот он собирается, справляется с волнением и начинает зачитывать заготовленный текст, но потом смачно плюет себе под ноги и говорит: «Да в пизду ваш текст. Люди, нам всем пиздец, через час на нас ебанется невъебенная хуйня с неба, и все, просто все. Я не знаю, что еще сказать», – и убегает в панике.
Небо озаряется всполохами, протяжно воют собаки и тянутся носами в холодное небо. Я выхожу на улицу, закуриваю сигарету – и вот! Вот оно! Ура! По небу несется огненный шар, и все – пиздец.
Помню, в детстве, когда смотрел ужастики и фильмы-катастрофы, тоже расстраивался. Я очень хотел, чтобы хоть раз зло победило добро. Чтобы летели ядерные ракеты и не было на них Брюса Уиллиса. Чтобы с неба падали метеориты, и динозавры с Кинг-Конгами разрушали города, а главного героя и спасителя человечества в конце фильма убивали с особой жестокостью. Чтобы супермена сварили в кипятке, чтобы у бэтмена сломались гаджеты и он разбился, чтобы Человека-паука сожгли на костре.
Но даже в кино ничего не долетает до Земли. Если какой потоп – то все равно все живы. Что может быть лучше, чем стать свидетелем глобального пиздеца, конца света, атаки инопланетян? Я очень надеялся, что этот, две тысячи двенадцатый, год меня не подведет.