Мне даже начало казаться, что я знаю, что такое любовь.
Любовь – это беречь друг друга. Но что-то подсказывало, что через годик-другой формулировка изменится.
Единственное, чего я так и не понял в женщинах к тридцати восьми годам – почему они не пукают? В просторечье – не пердят.
Я никогда не слышал, чтобы женщина пукала. Даже в самых беззащитных состояниях – сон. Даже в самых невменяемых состояниях – опьянение. Никогда. Как у них получается? Может, в них какой-то дополнительный резервуар для накопления есть, черт его знает. Странные существа.
Самый неприличный звук, который я слышал в исполнении женщин – это когда трахаешь ее сзади. В женщину воздух набивается, и потом очень смешной звук получается. Одна барышня мне рассказала, что даже задавалась в свое время вопросом, а понимают ли мужчины, что это воздух выходит и откуда он выходит. Понимают. Угу.
Любовь – это не пердеть.
Глава 105
Я позвонил Краснову. Мы так и не виделись после ретритного центра. Краснов обрадовался. Сказал:
– Давай нажремся.
– Давай, – ответил я.
Он жил на ВДНХ. Когда сказал адрес, я подумал: «Откуда у тебя, сука, деньги, чтобы снимать там квартиру?»
Он и не снимал. Краснов жил у женщины.
Мы выпили почти две бутылки водки, когда она пришла.
– О! Ян! – сказала она.
– Маша? – спросил я.
– Я, – ответила Маша.
Это была та самая сумасшедшая Маша, которую выгнали буддисты. Я обрадовался ей. Сейчас она совсем не походила на странную женщину в палатке. Красивая, стильная, такое ощущение, что из-за нее может пожар в доме случиться.
– Как? – спросил я у Краснова, когда Маша ушла в другую комнату.
– Да как. Вот так, – ответил Краснов, и я почему-то его понял.
– И как она? Не буянит?
– У нее теперь другая шиза. Хочет из России уехать.
– А чего?
– Слишком много сидит в фейсбуке. У нее кругом враги теперь, ФСБ и тирания.
– Ясно, – сказал я.
– Через месяц уезжаем.
– С ней поедешь?
– Да. Это любовь, походу, Ян.
– Ну ты, я даже не знаю, пиши, что ли.
– Ладно, – сказал Краснов.
А дальше я не помню. Помню только, что утром не мог оторвать голову от подушки и думал, что умру.
Глава 106
Я приехал домой и включил телевизор.
«Пожар в торгово-развлекательном центре „Зимняя вишня“. Пожару присвоен третий номер сложности по пятибалльной шкале, на территории Кемеровской области введен режим „чрезвычайная ситуация“ федерального уровня и объявлен федеральный уровень реагирования. Площадь пожара – 1600 квадратных метров. В результате пожара погибло 60 человек, в том числе 41 ребенок», – сказали в новостях.
Я сходил в магазин и купил бутылку конька. Пил весь день.
Глава 107
На следующий день с утра я занавесил все окна в квартире тяжелыми покрывалами, чтобы солнце не пробивалось в квартиру. Солнце уже вовсю разгоняло зиму и вваливалось по утрам бесцеремонно. Весна в этом году пришла рано.
Это было прекрасное утро. Я чувствовал покой. И точно знал, что буду делать.
Я открыл ноутбук и запустил Word. Удалил из файла все, что было написано в нем за все годы. Я не хотел начинать книгу с огромных карих глаз.
Написал: «Глава 1». Первый абзац дался легко: «В девятом классе я полюбил прогуливать уроки. Моя семья жила в унылой серой пятиэтажке. Я забрасывал портфель под лестницу на первом этаже, где стояла разбитая детская коляска, а на стене красовался метровый хуй, старательно выцарапанный гвоздем».
И больше я не останавливался. Каждое утро вставал, пил кофе, выкуривал пять сигарет и писал. Я писал весь апрель, и к началу майских праздников книга была готова.
Глава 108
Распечатал на принтере книгу и долго искал томик Горького «Письма начинающим литераторам».
Бросил в рюкзак Горького, шариковую ручку и распечатанные листы.
В Лаврушинском переулке стало красивее. Посадили деревья. Поставили новые скамейки.
Я не помнил номер квартиры, где жила та бабулька, что обещала сдать мне квартиру, когда я напишу книгу про любовь. Помнил только этаж и расположение квартиры на лестничной клетке. Табличка на доме была на месте. Блестящая и красивая. Дом писателей.
Долго ждал у подъезда, когда кто-нибудь выйдет. Наконец какой-то мужик пошел гулять с собакой, и я прошмыгнул внутрь.
Позвонил в дверь.
– Кто? – спросил женский голос, не открывая дверь.
Только сейчас я понял, что не знаю, как зовут ту бабульку.
– Здесь раньше бабушка жила, сдавала эту квартиру. Можно с ней поговорить? – сказал я.
– Она умерла, – ответил женский голос и добавил: – Лет десять назад.
– А где она похоронена? – спросил я.
Глава 109
Могила была заброшенной. Так заросла травой, что не было видно могильного холма.
Я долго драл траву. Выровнял холмик. Поправил крест. Протер фотографию.
Достал из рюкзака распечатанные листы, Горького и шариковую ручку.
Открыл книгу на последней странице. Под последним предложением – «Художественная правда создается писателем так же, как пчелою создается мед: от всех цветов понемножку берет пчела, но берет самое нужное» – было место. Там я и написал, как она просила.
«Любовь – это причина космоса. А космосу нужны звезды. Для того, чтобы с кем-то вместе разгадать, что там – за Поясом Ориона, и сказать: „А вот Большая Медведица“».
Но вместо этого любовь положили на стол патологоанатома, обнаженную, мертвую. Доктор жизнь вспорол ей брюхо и режет причину космоса скальпелем сомнений. Режет и выворачивает кишки, чтоб убедиться: в этом органическом хламе не предусмотрено места для того, что вчера случайно пробежало вдоль позвоночника, обдав сначала жаром, а потом холодком предвкушения.
Там, где сомнения, звезды больше не нужны. А без них кончается космос.
Теперь я все знаю про кишки и ничего про звезды. И ничего про любовь.
И звезды больше не нужны.
Я положил Горького на могилу. Рядом положил распечатанные листы.
Начинался май.
Рассказы
Хороший человек
«АНТОН ГУСЫНИН – ПИДР»
И ведь как написано! Почти во всю высоту бетонного забора вдоль железной дороги. Каждая буква метра два, не меньше. Ядовитая оранжевая краска. Антон Гусынин – пидр!
Еще вчера этой надписи не было и Антон Гусынин любовался в окно электрички на граффити между станциями «Кусково» и «Чухлинка».
Некоторые из них были совершенно непонятными, но исполнены так искусно, что Антону Гусынину до ужаса хотелось узнать, что именно написано. Среди сложных и заковыристых рисунков попадались лозунги, призывы брать «зимний дворец», угрозы фанатам «Спартака» и простое, но не уступающее по энергетике древним рунам слово – «хуй». Больше всего Антону Гусынину нравились последние перед Курским вокзалом надписи, идущие подряд: «космос рухнул», «Русь», «Таня я тебя выебу», «мы не рабы».
Теперь в самом начале стены, перед огромным синим китом, красуется надпись «АНТОН ГУСЫНИН – ПИДР».
Когда Антон Гусынин увидел ее в первый раз, он вздрогнул и посмотрел по сторонам. Ему показалось, что весь вагон сейчас смотрит на него и все, абсолютно все понимают, что это он, он – тот самый Антон Гусынин.
Почему? Кто? Откуда автор надписи знает, что Антон Гусынин каждое утро едет в этой электричке на работу? Почему не пидор? Это хотя бы понятно. Не педик, в конце-то концов. Какое-то пренебрежительное – пидр. Чтобы больнее было. Наверняка, чтобы больнее было. Но кто?
После синего кита и череды бессмысленных каракулей Антон Гусынин увидел еще одну надпись. Точно такую же. Ярко-оранжевая, ядовитая краска и огромные буквы. И так до самой Москвы. На перегонах между станциями надпись повторяется по два, по три раза.
Когда электричка заползла на перрон Курского вокзала, Антон Гусынин понял, что он захворал. Болезнь сидела где-то между висками и маленьким тяжелым молоточком била по мозгам. Антон Гусынин – пидр!
Почему? За что? «Может, это не обо мне?» – думал Антон Гусынин. Мало ли Гусыниных в мире. Но какое четкое попадание в имя и фамилию!
Антон Гусынин привык, что его имя рифмуется с контрацептивом, и к тому, что в школе и во всех последующих коллективах его называли гусем в глаза или за спиной, но чтобы так вот прямо. Антон Гусынин – пидр! Это точно про него, конкретно про него, про Антона Гусынина, который никому не сделал ничего плохого.
Вечером по дороге домой Антон Гусынин старался не смотреть в окно электрички. Он прислушивался к стуку колес, смотрел, как девушка, сидящая напротив, листает «Инстаграм», но на подъезде к своей станции все-таки глянул в окно и, конечно, увидел ярко-оранжевую надпись.
В три часа ночи Антон Гусынин понял, что уснуть не получится, и стал перебирать в памяти всех людей, кому он мог так насолить, что человек не поленился на свой страх и риск пройтись вдоль всего пути до Курского вокзала, дабы сообщить миру о том, что он, Антон Гусынин, пидр.
На ум приходили только бывшие женщины. Только женщина, которая тебя любила в прошлом, может по-настоящему ранить в настоящем. Именно потому, что любила и знает все твои слабости. А слабость у Антона Гусынина была только одна – он считал себя хорошим человеком.
Всю жизнь он опирался на эту аксиому. Антон Гусынин – хороший человек. Он не переводил бабушек через дорогу и не кормил бродячих собак, но только потому, что ему ни разу за всю жизнь не попалось ни одной бабушки, которую нужно перевести через дорогу. Единственная бродячая собака, которую он хотел покормить, чуть не оттяпала половину кисти. Антон Гусынин всегда поступал хорошо.
Коллеги по работе, друзья и просто случайные люди удивлялись его умению оставаться хорошим. Даже в социальных сетях, если ты пользуешься ими активно, сложно оставаться хорошим. Рано или поздно ты обязательно что-нибудь напишешь такое, что не понравится другим. Поэтому Антон Гусынин всегда избегал каких-то острых социальных или пол