Так и не решившись в одиночку пойти в спальню, Настя отправилась на кухню.
— Настя, проснулась? — улыбнулась ей Татьяна Сергеевна.
— Ага. — Она уселась за большой стол в центре кухни, на котором Татьяна Сергеевна нарезала овощи для какого-то блюда.
— А я вот ужин готовлю. Не обещаю сегодня изысков, — объяснила женщина. — День-то какой сумасшедший.
— А папа где?
— Не знаю, милая. Где-то с Мурадом, что-то всё выясняют и выясняют они. А ты чего босиком? — Бросила Татьяна Сергеевна взгляд на ноги Насти.
— Так туфли в спальне остались, а я теперь боюсь туда идти, — призналась она.
Татьяна Сергеевна тем временем поставила перед ней чашку кофе с молоком. Настя с удовольствием отхлебнула и потянулась за сахарным печеньем, корзинка с которым стояла тут же, на столе.
— Там все уже убрали. Можешь не бояться, — подбодрила ее Татьяна Сергеевна.
Настя помотала головой.
— Нет. Все равно страшно. Спать там я теперь точно не смогу. Как представлю! — Настя поморщилась.
— И то правда, — кивнула Татьяна Сергеевна. — Сейчас Катя вернется — я ее в кладовую послала — и поможет тебе вещи собрать. Поживи пока на третьем этаже.
Так они и сделали. Домработница Катя помогла Насте перенести самые необходимые вещи в спальню на третьем этаже. Настя хоть и заглянула в свою бывшую комнату, но так и осталась стоять у порога, боясь его переступить. Объяснив Кате, что из одежды ей сегодня понадобится, Настя ушла наверх. Она решила принять ванну перед ужином и смыть с себя весь ужас сегодняшнего дня.
В столовую она спустилась, когда отец и Алла уже были там. За едой отец рассказал, что удалось узнать, и попробовал утешить Настю, заявив, что Мурад теперь точно никуда не уйдет и будет следить за домом днем и ночью.
— Пап, ты же отложишь свою поездку в Европу? — спросила Настя. Она была уверена, что отец никуда не уедет теперь, когда кто-то проник в их дом и так жестоко подшутил над Настей. Была это шутка или все же угроза?
Настя услышала сдавленный смешок Аллы и увидела, как та смерила ее ироничным взглядом.
— Мы улетаем завтра вечером, детка, — сказал Чербицкий.
— Как! — ахнула Настя. — Вы же… Ты же планировал улететь не раньше среды, а то и четверга.
— Секретарша взяла билеты на завтра. Не было более удобного рейса, — объяснил отец.
— Но я думала… — Глотая подступившие слезы, Настя пыталась справиться с эмоциями. — Я думала, что после сегодняшнего ты останешься со мной.
— Настя, — мягко сказал отец. — У меня важная встреча в пятницу. Я не могу ее отменить. А потом мы с Аллой давно планировали отпуск…
— Отпуск! — Настя вскочила, опрокинув стул, который с грохотом упал позади нее. — В наш дом пробрался какой-то маньяк. Подсунул мне эту дрянь с моей же фотографией, а ты говоришь — отпуск!
— Детка, с тобой будет Мурад…
— При чем тут Мурад? — кричала Настя. — Неужели тебе все равно? Мне страшно! Понимаешь? Страшно!
— Господи, Настасья, ты настоящая драматическая актриса, — с издевкой в голове проговорила Алла.
— Лучше заткнись! — отшила ее Настя.
— Детка… — попытался вразумить дочь Чербицкий. — Ты должна понимать, что, несмотря ни на что, я не могу отменять деловые встречи просто так. От этого зависит моя деловая репутация.
— Деловая репутация? — Настя в слезах взглянула на отца. — Это все, что тебя волнует? Деньги и бизнес! Бизнес и деньги! Что ж, надеюсь, что к твоему возвращению меня еще не распнут, как ту лягушку, и тебе не придется созерцать мой труп.
Алла захлопала в ладоши и рассмеялась.
— Драма достигла кульминации. Браво!
Настя не выдержала и, схватив бокал с водой, стоявший возле тарелки, выплеснула жидкость в лицо мачехи.
— Я же просила тебя заткнуться, — прошипела Настя.
Алла захлебнулась негодованием и тоже вскочила, вытирая лицо салфеткой. Настя не стала досматривать конец сцены и поспешила вон из столовой. До нее долетели слова Аллы:
— Ты видишь, что она вытворяет? Долго еще я буду терпеть такое хамское ко мне отношение?
Настя прекрасно знала, чем бы закончился сегодняшний вечер, останься она в столовой. Алла бы продолжила обвинять ее во всех смертных грехах, будто сама не задевала Настю специально, не смеялась над ней, не издевалась. А отец… Отец бы в результате попросил Настю извиниться. Он все чаще и чаще принимал сторону Аллы, словно не видел, как она лжива. Настя же видела ее насквозь.
Заснула Настя с трудом и уже под утро: ей все мерещилось, что кто-то стоит за дверью и пытается открыть ее. Настя пыталась заставить себя не фантазировать, ведь она заперла замок, да и комната Мурада находилась здесь же, на третьем этаже, но в другом конце коридора. Она его так и не увидела в этот день, но слышала, как около одиннадцати он поднялся сюда, обошел весь этаж, потом тихонько стукнула дверь в его комнате. Настя знала, что никто к ней не проникнет и не сделает из нее лягушачье чучело, ее просто хотели напугать. Однако страх не отступал. Страх и обида на отца. Вся Настина эйфория от пришедшего ранее осознания, что все ее любят и переживают за нее, улетучилась, как только отец заявил, что, несмотря на произошедшее, завтра он улетает в Европу. Иначе пострадает его деловая репутация. Ха! Вот что действительно важно. А Настя… Ей придется остаться одной со своими страхами.
— Все из-за Аллы, — пробормотала Настя с негодованием. Она была уверена, что, если бы не Алла, отец наверняка бы остался. В детстве, когда Насте было страшно, отец всегда бросался утешить ее, откладывал дела, а теперь… Теперь у него была Алла, которую он слушал во всем. «Неужели мой отец так влюбился в эту стерву, что изменился до неузнаваемости?» — недоумевала Настя.
К утру она забылась тревожным сном и проснулась довольно поздно для себя, уже ближе к одиннадцати. Ей не хотелось никого видеть, а потому Настя позвонила на кухню и попросила принести ей кофе, сыр и фрукты наверх. Она твердо решила не спускаться вниз и не провожать отца. Кроме домработницы Кати, принесшей ей завтрак, Настю тоже никто не беспокоил.
Она залезла на подоконник с блокнотом — альбомные листы для рисования эскизов она забыла вчера прихватить. Однако, поводив простым карандашом по странице записной книжки, Настя поняла, что у нее в голове не было ни одной идеи. После отказа отца снять для нее помещение в центре города под бутик у Насти пропало какое бы то ни было желание рисовать или шить. «Наверное, у меня начинается депрессия», — решила Настя и зашвырнула блокнот подальше. Он шлепнулся в угол комнаты, под штору.
Окна ее новой спальни тоже выходили на лужайку перед домом. Она видела, как от ворот прошел Петр. Он не поднял глаз и не заметил Настю. Потом вышел Мурад, обошел дом, а когда возвращался, взглянул наверх. Увидев Настю на подоконнике, он ей кивнул в знак приветствия. «Соизволил», — хмыкнула Настя.
Ей стало скучно, и она взяла телефон, чтобы написать или позвонить подругам, но, вспомнив, как Фифи обвилась вокруг Мурада там, на яхте, поняла, что не хочет ни видеть ее, ни слышать. Жанне она тоже решила пока не звонить. Да и что ей рассказать? Что кто-то пробрался к ним в дом и распял жабу на ее кровати? Насте не хотелось посвящать подруг в подробности своих бед, как не хотелось отвечать на их вопросы об отце или, не дай бог, Мураде.
С окна она перебралась в кресло и сидела, бездумно листая странички в интернете. Настя услышала, как ко входу подъехала машина, и, выглянув в окно, поняла, что отец с Аллой вскоре уедут.
Раздался стук в дверь.
— Настя, детка, — послышался голос отца. — Мы уезжаем, я пришел попрощаться.
— Уезжайте! — крикнула она. — Не хочу тебя видеть.
Она слышала, что отец потоптался у двери, а потом, чертыхнувшись, ушел. А ведь мог бы хотя бы извиниться, сказать, что любит ее. Она бы тут же открыла дверь. Но нет! Теперь вся его любовь предназначалась Алле.
Сквозь приоткрытую створку окна Настя слышала, как суетятся на улице. Она подошла и спряталась за шторой, осторожно выглянув, чтобы снизу ее никто не заметил. Алла расфуфырилась так, будто собралась на конкурс «Мисс Мира», а не на самолет. Настя поморщилась, когда отец прижал молодую жену к себе и поцеловал ее в губы. Потом они сели в машину, водитель захлопнул за ними дверцы, и автомобиль тронулся с места. Отец даже не взглянул на Настино окно, хотя прекрасно знал о ее привычке сидеть на подоконнике. Что ж, во всем этом был один жирный плюс: Алла уехала. Скорее всего, они с отцом пробудут в Монако недели две, а то и три. А значит, Настя будет полностью свободна. Конечно, был еще Мурад, но, как бы презрительно он ни относился к Насте, он хотя бы не плевался ядом, как мачеха.
Настя спустилась в столовую к ужину, который Татьяна Сергеевна приготовила к семи вечера. Сидеть в одиночестве в огромной комнате в окружении позолоты и хрусталя Насте не хотелось. Пока домработница расставляла тарелки, Настя отправилась искать Мурада. Нашла она его в холле. Телохранитель как раз вошел в дом с улицы.
— Ты ужинал? — спросила Настя, и это были ее первые слова, обращенные к нему после того, как она уехала с Максом, бросив Мураду презрительное «или ты будешь держать нам свечку».
— Нет, — сухо ответил он.
— Тогда поужинай со мной в столовой, я попрошу Катю поставить тебе прибор.
Настя развернулась и почти бегом помчалась на кухню, не давая Мураду шанса отказаться.
Сначала они сидели друг напротив друга в полном молчании. Настя попросила бокал белого вина. Мурад пил воду. Настя все думала, что сказать, потому что повисшая тишина угнетала, но так и не смогла ничего придумать. Однако вино, кажется, подействовало, и Настя почувствовала, что будто сжатые в комок нервы расслабились.
— Спасибо, — шепнула она, покосившись на Мурада.
— За что? — не понял он.
— Что вернулся.
Мурад отложил вилку и нож в сторону и серьезно взглянул на Настю.
— Я знаю, что веду себя неправильно, — выпалила она, — но… но…