Если в первый день Настя еще капризничала, ворчала по поводу одежды, клоповника, в котором они остановились отдохнуть, да невкусной еды в придорожных кафе, то потом на нее, кажется, напала апатия. Девчонка смирно сидела рядом с Мурадом — то любовалась пейзажем вокруг, то, закрыв глаза, дремала. Он же рядом с ней не находил себе покоя. Мысли о ее искрящихся глазах, шелковистой коже, молодом упругом теле будоражили его фантазию. Ее характер раздражал Мурада. Эти детские капризы, истерики, нежелание понимать всей опасности ситуации. Иногда ему хотелось взять ее за шкирку и хорошенько встряхнуть. Он боялся встретиться с ней взглядом, хотя никогда не отводил глаз, если Настя смотрела на него. Боялся того неизведанного, что она пробуждала в его зачерствевшем сердце. Ругал себя, бранил на чем свет стоит. И все равно украдкой, пока она дремала, любовался ее красотой. Мураду казалось, что за всей напускной пустотой, за всей этой конфетно-мятной мишурой, присущей молодым женщинам ее круга, скрывалось что-то более глубокое, настоящее. Может, он выдавал желаемое за действительное? «Она — твоя работа, — напоминал себе Мурад. — Ты не смеешь думать о ней как о женщине».
Попетляв между невысоких взгорий, машина двинулась вверх по некрутой горной дороге, что вилась по склонам, заросшим лесом. К вечеру третьего дня они наконец добрались до домика. Он стоял на небольшой ровной площадке, будто специально созданной природой между горными хребтами для того, чтобы человек построил здесь жилище. С узкой каменистой дороги, по которой они подъехали к дому, его не было видно: обзор закрывали густо растущие деревья.
Когда Мурад остановил машину, уснувшая Настя вздрогнула и открыла глаза.
— Приехали, — бросил он и вышел из кроссовера.
— Обалдеть! — воскликнула Настя, уставившись на дом. — Я думала, ты привезешь меня в какую-нибудь юрту, — засмеялась она.
— Юрты не из здешних мест, — усмехнулся Мурад.
А про себя он злорадно подумал, что бы сказала Настя, не перестрой он дом старого Мусы. Орала бы на все гору, что не будет здесь жить. А теперь стоит вон в восхищении. Дом был не большим, но двухэтажным. Передняя часть дома почти полностью состояла из огромных окон. Боковые его стены были сложены из серого камня, а задней стороной дом примыкал к горному массиву за ним, практически сливаясь с ним. Настя задрала голову, уставившись на косые двусторонние скаты крыш.
— Как красиво! — выдохнула она.
Тем временем Мурад отпер дверь и загнал машину в гараж. Из гаража же он прошел внутрь дома и отпер входную дверь. Настя все еще оставалась снаружи, оглядываясь по сторонам. Когда она вошла, Мурад сказал:
— Я сейчас включу генератор, чтобы было электричество, но отоплением буду заниматься уже завтра. Ночью придется померзнуть.
— Здесь и вода есть, и туалет? — спросила она с робкой надеждой, и Мурад, не выдержав, рассмеялся.
— Здесь все есть. Точнее, будет завтра, когда начнут работать все системы. Как ты понимаешь, я не был здесь очень давно, дом долго пустовал, поэтому и вода, и отопление пока отключены.
— Можно и без отопления, не холодно, — оптимистично заявила Настя.
— Подожди, пока спустится ночь, — хмыкнул Мурад.
Он ушел, чтобы завести генератор, а вернувшись, застал Настю ходящей из комнаты в комнату.
— И что мы будем здесь делать? — спросила она разочарованно. — Ни телевизора, ни интернета.
— Не волнуйся, дела найдутся. Сейчас мы поужинаем бутербродами, а завтра первым делом я съезжу за продуктами в деревню.
— А я?
— А ты уберешь дом, — ответил Мурад и, прищурившись, посмотрел Насте в глаза, ожидая бурной реакции.
— Чего? — Лицо Насти вытянулось от изумления. — Я никогда в жизни не занималась уборкой.
— Значит, завтра будет первый раз, — безапелляционно отчеканил Мурад.
— Вот еще, — фыркнула она.
Мурад скрестил руки на груди, прислонившись к дверному косяку, и с ехидцей посмотрел на Настю.
— Можешь не убирать, и тогда будем жить в пыли, которая копилась здесь последний год.
— Сам уберешь, — упрямо задрала Настя подбородок.
— Это женское дело, — парировал он.
— Это уже каким-то домостроем попахивает! — возмутилась она. — Не буду.
— Я не настаиваю, Настя. Тебе выбирать, — поднял руки Мурад, сдаваясь.
Он ушел в гараж, чтобы выгрузить из машины вещи и непортящиеся продукты, которыми они закупились в супермаркете в последнем городке, что проезжали по пути сюда. У Мурада мелькнула дикая мысль, что, может быть, ему удастся перевоспитать Настю, выбить из нее всю эту гламурно-помадную спесь богатой избалованной девчонки. «Размечтался», — посмеялся над ним внутренний голос.
Глава 25
Настя проснулась рано, хоть и долго не могла уснуть. Вода из крана в ванной шла ледяная. Мурад сказал, что она должна прогреться к утру. Когда Мурад показал ей комнату, которой теперь предстояло стать Настиной, он принес ей несколько одеял и плед. Она не верила, что ночью может стать так холодно, ведь солнце припекало, и его настырные лучи заливали дом светом. Однако, когда стемнело, Настя поняла, что телохранитель оказался прав. Резко обрушившаяся на них ночь поглотила все тепло, которым дом запасся днем. Лежа калачиком в постели, Настя накинула поверх основного одеяла второе, потом воспользовалась толстым шерстяным пледом — и все равно никак не могла согреться. И что, ей теперь придется мучиться вот так каждую ночь? Уснула она уже глубоко за полночь и спала тревожным сном. Ей снился то отец, то Алла, смеющаяся Насте в лицо и выкрикивающая: «Кто будет вызывать полицию из-за какой-то лягушки?» Потом Настя увидела распятую жабу в своей кровати, проснулась, заворочавшись, а когда снова погрузилась в сон, то ей опять снилась спальня: вот Настя подходит к окну, раздвигает шторы, оборачивается и видит на кровати под покрывалом какой-то бугор. Она медленно подходит и уже знает, чтоувидит под покрывалом. Настя откидывает его, но вместо жабы там лежит она сама с растянутыми в стороны руками и ногами, прибитыми к деревянным перекладинам. Настя стонет, пытаясь пошевелить рукой или ногой, но ничего не выходит. Она прикована, все члены ее тела болят, она не может сдвинуться с места. На грудь давит тяжестью приколотая к ней фотография. Настя пытается закричать, но не может. Из груди вырывается лишь сдавленный хрип.
Она распахнула глаза и поняла, что все это лишь ночной кошмар. Правда, пошевелиться она могла с трудом — на Насте была навалена груда одеял. Кое-как выбравшись из-под них, она потянулась и отправилась в ванную. С надеждой включив воду, Настя поняла, что Мурад не обманул: из крана действительно текла теплая вода. Правда, принять душ не представлялось возможным: она не знала, где тут у Мурада спрятались полотенца. Наспех почистив зубы и умывшись, спустилась на первый этаж. С кухни раздавался тревожащий горький аромат кофе.
— Доброе утро, — кивнул ей Мурад.
— Если его можно так назвать, — проворчала Настя.
Мурад кивнул на кофеварку:
— Кофе я сварил. Захочешь поесть — найдешь что-нибудь. Я поехал в город за продуктами.
— Я что, тут совсем одна останусь? — встрепенулась Настя, с опаской посмотрев на телохранителя.
— Да, — кивнул он. — Не волнуйся, ни одна живая душа не знает об этом месте. Если боишься, запри двери и не выходи наружу.
Мурад взял ключи от машины, лежавшие на столе.
— А ты скоро вернешься? — спросила Настя.
— Нет. К вечеру.
— К вечеру? — В голосе Насте кричало возмущение. — А вдруг кто-то придет или…
— Насть, никто не придет, — устало вздохнул Мурад.
«Он говорит со мной как с глупым ребенком», — поняла Настя и нахмурилась.
— Я поеду за продуктами в небольшой городок. Он довольно далеко отсюда, — объяснил Мурад.
— Почему мы не купили продукты вчера, по дороге сюда? — Насте казалось это более логичным.
— Потому что подъезжали мы с той стороны, где на сотню километров вокруг ни одного города, только деревни. Можно, конечно, было бы закупиться и в деревне, но многие меня там знают.
— Понятно, ты не хочешь, чтобы кто-то просек, что ты приехал, — кивнула Настя.
— Именно.
— Ладно, поезжай, — махнула Настя рукой и налила кофе в чашку, стоявшую рядом с кофеваркой. — Только если к твоему возвращению я околею от холода или умру от страха и одиночества, пеняй на себя.
— Не околеешь, — с усмешкой ответил Мурад. — Все системы работают, отопление я включил, к вечеру станет совсем тепло. Горячая вода уже есть, но расходуй ее с умом. Будешь плескаться — потом придется ждать, пока она снова нагреется. Это тебе не город.
— А что насчет страха и одиночества? — ехидно прищурилась Настя.
— Займись делом, — парировал Мурад. — И тогда глазом не успеешь моргнуть, как я вернусь.
— Каким еще делом? — зевнула Настя.
— Я вчера тебе говорил: прибери дом.
Мурад, явно не желая выслушивать очередное Настино возмущение, скрылся в гараже. Она обняла обеими ладошками чашку с кофе и подошла к широкому окну. Вскоре невзрачный кроссовер, на котором Мурад привез ее сюда, вырулил из гаража, мелькнул за деревьями и скрылся. Настя осталась одна.
Есть не хотелось, поэтому, быстренько осушив чашку, Настя первым делом заперла на засов дверь, что соединяла заднюю, подсобную, комнату с гаражом, потом закрыла и центральную дверь. За окном вчерашнее солнце сменилось свинцовыми тучами, висевшими низко над окружающими холмами, вершины которых прятались в небесной серой дымке.
— Кажется, будет дождь, — вздохнула Настя, поежившись.
Не успела она закончить фразу, как на стекло упали первые мелкие капли. Осень сюда пришла раньше, а там, дома, все еще жара, лазурное море, яхты, вечеринки… Однако тут же перед Настиным мысленным взором всплыла картинка из ее сна: она лежит распятая на кровати. Нет! Прав Мурад. Им нужно спрятаться.
Сначала Настя хотела принять душ, а уже потом начать осматривать дом, но заметила, как четко вырисовываются ее следы на темном лакированном дереве пола: все-таки и тут Мурад оказался прав — дом нуждался в уборке. Будто бы в подтверждение этой мысли, у Насти в носу зачесалось. Она чихнула. Потом еще раз. И еще. Слишком пыльно.