Из раздумий его вывел пронзительный взгляд. От угла магазина, где продавался единственный продукт – банановый самогон «Дон Педро», прячась от света уличного фонаря, на Симакова смотрела женщина с ребёнком на руках. Вчера, проезжая по центральной улице, Илья видел этих альбиносов, несчастных оборванцев и попрошаек, которых гнали отовсюду за их жуткую красную кожу с волдырями, словно кто-то ошпарил их кипятком или облил кислотой. Голод тянул женщину к лётчикам, страх заставлял прятаться в тени.
– Серёга! – крикнул Илья штурману. – Возьми в номере сухпай! Отнеси той даме, – он кивнул головой в её сторону.
– Командир! Я её боюсь! – пытался отшутиться Бикбаев, неспешно двинув к входу в гостиницу. – Она же мне сниться будет!
– А ты перед сном жену вспоминай – очень помогает! – крикнул ему вдогонку Волков.
– Мужики! – Симаков подошёл к основной группе лётчиков. – Завтра будет завтра. А сейчас предлагаю вечерние тренировочные полёты – все экипажи по очереди, минут по двадцать, каждый час. Задача – связь с Бондаревым. Спички – самый демократичный выбор в авиации. Нас тут четыре экипажа. Кто тянет короткую – на старт первым. Володя, дай коробок! – обратился он к Волкову.
Симаков наспех вытащил несколько спичек, отвернулся, зажал четыре из них в пальцах правой руки головками вверх, повернулся к товарищам, демонстративно бросил перед собой на асфальт обломок одной и предложил: «Тяните!»
Три командира экипажа один за другим вытащили по длинной спичке. Никому не дав опомниться, Илья распорядился: «Авдеев, заводи тойоту! Мы – на аэродром!» И довольный собой Симаков решительной походкой направился к машине.
– Я так понимаю, – усмехнулся Волков с заднего сиденья, обращаясь к командиру, когда Авдеев вырулил на центральную улицу, – сломанная спичка у тебя была зажата в левой руке?
– А кого, по-твоему, я должен был отправить? – вопросом на вопрос ответил тот.
Борт Скворцова зарулил на стоянку. Вадим спрыгнул на землю и с улыбкой пошёл навстречу Симакову.
– Знал, Илья, что ты не усидишь, примчишься! – обнял он близкого товарища.
– Откуда столько радости? – смягчил тот свой гнев. – Солнце, что ли, догнал?
– Не поверишь! Ухватили краешек над Атлантикой. Почти на шести тысячах!
– Это ничего не даёт, кроме головной боли – проверено! Если связь есть, она и на четырёх есть. А что это у тебя не полный экипаж? – удивился Симаков на подошедших товарищей: штурмана Шапкина (Шапошникова) и борттехника Джоника (Синицына).
– В каждой семье свои причуды! – развёл руками Вадим, кисло улыбаясь. – Переводчик после ужина закрылся в номере, орёт, что никуда не полетит. Он ещё утром, когда узнал, что чилийка Маргарет улетела с Дмитриевым, принялся пинать заднюю створку: «Я не сяду в эту железяку! Она нас всех угробит!» Я сначала подумал: ну, пьяный, с бодуна, с кем не бывает.
– Клаустрофобия у Юрки, командир. А может, боязнь высоты, – сделал предположение штурман Андрей.
– По-моему, и то и другое, – усмехнулся борттехник Джоник.
– Короче, – продолжал Скворцов, – кино и немцы. Чилийка Маргарет не любит русских. Сын у неё погиб, вроде как за Пиночета. Кто виноват? Мы! Ясный перец! А наш португал оказался на него похож, хорошо ещё, что не на генерала Аугусто. Короче, они нашли друг друга. Утром, как встретятся, забывают про все свои фобии – весь день воркуют в грузовой кабине. Джоник с них балдеет. А сегодня не срослось.
– Сегодня, Вадим, у всех не срослось, – подытожил Симаков. – Дуйте в гостиницу. Там уже очередь на ночные полеты – машину ждут. – Симаков похлопал Скворцова по спине и направился к своему борту.
Ноль Шестой осветил фарой взлётную полосу, одиноким мотоциклистом промчался по ночной автостраде и правым разворотом растаял в чёрной бездне.
Три грустных огонька в районе Уиже были единственным визуальным ориентиром на земле. С набором высоты звёзды брали верх, решительно обступая кабину пилотов. Казалось, они хотели заморозить чужаков. Их тёмный лёд проникал в души, а вибрация двигателей загоняла холод в самые потаённые уголки. Бортовые часы показывали четверть одиннадцатого, в наушниках по-прежнему шипел пустой эфир.
– United Nations Zero One! Ответь Шестому! United Nations Zero One! – повторял с небольшим интервалом штурман Бикбаев.
– Валера! Ответь Илье! – добавлял командир.
Дима Гуров очнулся на боковой двери. В первый момент он вжался в спасительную железяку изо всех сил и ждал, что сверху прилетит лопасть или привалит кабиной, но пронесло, разбитые коленки и подбородок не в счёт. Теперь нужно было выбираться из лужи керосина. Он сплюнул кровавую землю и пополз. Рядом простонал чумазый шеф безопасности Ян. Это была первая радость.
Четверть часа спустя они уже распирали кусками лопастей задние створки грузовой кабины лежавшего на правом боку вертолёта, пытаясь вызволить людей из его помятого брюха. Каждое прикосновение к металлу вызывало подсознательный спазм мышечного страха. Запах авиационного топлива обещал в любой момент взорваться адским пламенем. Хотелось бежать куда глаза глядят. Но они смогли. На помощь прибежали жители деревни. Членов местного избиркома достали быстро. Их тут же увели по домам. Из ооновцев швед Йорген сломал лодыжку, остальные отделались ушибами и порезами.
Командир Бондарев с окровавленным лбом и вывихнутой правой ногой висел вверху на командирской чашке, пристёгнутый ремнями безопасности. Борттехник Лавриков, с разбитой головой, лежал внизу на штурмане Селиванове. Правому лётчику досталось больше всех: у него был сломан позвоночник. Его выносили на парашюте. Он вскрикивал при каждом шаге. Каким-то чудом все остались живы. К великому счастью, Мигель из Зимбабве оказался доктором, а в аптечке у Йоргена были хирургические иглы и нити. Руководитель миссии ООН в Уиже Майкл старался помочь каждому, чем мог. Всех обработали, заштопали. Ближе к ночи стало легче борттехнику – сотрясение мозга взяло перекур. Вдвоём с командиром Бондаревым они сняли с вертолёта радиостанцию и аккумуляторы.
– Илья! Илья! Бондарев на связи! Как слышишь? – прорвалось в эфире, заглушая шипение.
– Отлично слышу, родной! Где вы? – подпрыгнул от счастья Симаков на командирской чашке, танцуя руками.
– Мы в Бэу! Живы все! Селиванов сильно поломался! Знаю, у тебя допуск к ночным полётам! Кругом УНИТА! Только утром! Это приказ! У меня есть доктор! Продержимся. Отключаюсь! Экономлю батареи! Следующий сеанс в шесть утра! До связи!
– Понял, Валера! Буду утром! Связь в шесть! – орал в эфир счастливый Симаков.
– Я сразу понял, что они живы! – толкал в плечи обоих лётчиков счастливый борттехник Волков. – Нет над нами новых звёзд! Посмотрите! Все же старые – ясно!
– Согласен! – смеялся от счастья Симаков. – Эти все тусклые. Даже не разобрать – истребители или вертолётчики! В Афгане летишь ночью – звёзды молодые, борзые – глаза жжёт!
Спасательный круг
Было за полночь, когда Сергей Марков покинул экипаж в надежде увидеть Валери. На джипе-багги от гостиницы «Пара Эстреллас» он с тревожным сердцем выехал на центральную улицу Уиже.
Взметнулось эхо к верхним этажам,
И там перекликалось с сонными домами,
Кружило танго с фонарями.
Те одинокие качались в такт, мигали,
Безликого его изображали в камне и стекле
Набросками, но тайно о луне вздыхали.
«Смотри внимательнее на дорогу», – буркнул себе под нос Сергей.
На первом перекрёстке он свернул влево на тёмную дорогу, которая вела в частный сектор города через низину.
Раскисло эхо, захмелело,
Увяло в прелой дымке ночью.
И ветер в дрёме неумело
Смёл в подворотню его клочья.
«Какая чушь лезет в голову», – улыбался Сергей, вглядываясь в ночную дорогу сквозь туман.
Он выехал из низины на заветную улицу и вскоре заглушил джип у ворот трёхэтажной виллы. Сердце радостно билось: тойота стояла у крыльца. «Вернулась, дома!» – выдохнул он с облегчением.
Садовник-водитель копошился в багажнике, доставал сумки и пакеты.
– Хай, Жозе! Рад видеть тебя живым и здоровым! – крикнул Марков почти на бегу.
– Буа нойте, синьор! Буа нойте! – провожал его чернокожий помощник белыми зубами.
Сергей нашёл Валери на кухне и сгрёб в охапку. Она, маленькая, так и осталась с никелированным чайником в правой руке, а он, огромный, оторвал её от пола и поставил на прежнее место, прижавшись губами и правой щекой к пыльным тёмно-каштановым волосам.
– Это была жуткая неделя! – улыбался он, счастливый, целуя её усталые глаза. – Значит, Аммана решил наказать меня. Запретил тебе летать с нами без характеристик. Показал власть, заставил колесить сутками по джунглям с великими поручениями.
– Для меня это привычно, – отвечала Валери взаимностью, – я и раньше большую часть дня проводила за рулём. С тобой совсем разбаловалась. Вертолёты, скорость – к ужину дома. Главное, что ты здесь. Я еду домой, и сердце бьётся – мы снова будем вместе.
– Когда вчера ты не вернулась из Макела-ду-Зомбо, думал, с ума сойду, но сначала придушу твоего шефа Аммана-Баскервиля. Дежурный по ооновскому городку только в одиннадцать сообщил, что ты осталась ночевать там, на базе. А сегодня вечером, можно сказать, молился на него за то, что ты не полетела с Бондаревым. Они в Бэу совершили жёсткую посадку. Все живы, штурман сильно поломался.
– Сегодня в Бэу? Упали?! – Валери остолбенела.
– Да! – он кивнул головой. – Уже вчера! А сегодня мы двумя бортами с Симаковым летим за ними. Майкл, Ян, из ооновцев пятеро там.
– Я вчера утром была в Бэу, забирала Жозе. Он отпрашивался на ночь к семье. У него там жена, четверо детей. Неприятное место, мрачная деревня. Непонятные мужики в беретах, в форме, с винтовками наперевес, глазища злобные. Если бы не моя ооновская машина и наглость Жозе, они зажарили бы нас на завтрак.