Я был в расстрельном списке — страница 8 из 45

На плантациях ввели севооборот. После сбора урожая луковиц сеяли траву — зеленое удобрение. Когда на следующий год землю перепахивали, трава перегнивала, гумуса в почве прибавлялось. Сажали голландскую картошку, исключительно плодовитую. А после нее — опять тюльпаны.

Теплицу использовали зимой и летом. Особым способом выращивали в ней помидоры. Большие полиэтиленовые мешки заполняли перегноем из компостной кучи, в прорези по бокам втыкали рассаду. В теплице было жарко, земля в мешках хорошо прогревалась. Вырастали настоящие помидорные заросли, сплошь увешанные крупными красными томатами. Услышав о таком чуде, к нам приходили жители из соседней деревни. Вот только никто из них не применил на своем участке технологию предприимчивых горожан.

Бизнес развивался, тюльпаны год от года становились все красивее (сорта «Форготтен дримс», «Апельдорн», «Большой театр»). Пришла мысль: а что если выгонять их не только к 8 марта, но и в январе? Я купил в Латвии 200 кг мелких деток лучших сортов, загрузил в четыре огромных чемодана и повез в Краснодарский край. Весна там наступает на полтора месяца раньше, чем в Ленинграде, значит, и тюльпаны зимой выгонять можно раньше. Вышел на станции Старомышастовская. Сложил чемоданы в канаву, прикрыл травой и пошел по станице, узнавать, кто здесь выращивает тюльпаны. Как правило, это были пожилые крестьянки. Для них продажа цветов на рынке — весомая прибавка к пенсии. Только сорта у них были никудышные, а я меня были высокого класса. Я бесплатно раздал бабушкам по ведру деток под обещание посадить их на отдельных грядках и вернуть мне в июле следующего года ведро крупных луковиц. Так, с нашей помощью, станица Старомышастовская стала лидером Краснодарского края по производству голландских тюльпанов. Я приезжал туда, обходил дома и отбирал крупные луковицы, годные к выгонке. Товарно-денежные отношения находились на высоте, продукция была высокого качества. Мы оказались единственными, кто предлагал тюльпаны к Новому году. Правда, доходов это приносило намного меньше, чем продажа цветов к 8 марта.

Отапливая теплицу керосином, мы опасались пожара. Могла произойти утечка топлива из бака, висящего на стене, и заполыхали бы стоящие рядом бочки с керосином. Поэтому решили перейти на безопасный уголь. Это требовало 3 раза за ночь проснуться и подбросить угольку. Дежурили по очереди. И порой просыпали, если будильнику не удавалось разбудить уставших идеалистов-кооператоров. Если температура в теплице упала, то тюльпаны опускали головки и не выпрямлялись. Их ножки походили на лебединые шеи. Более того, пережив холодную ночь, они зацветали на день позже. Три дня проспим — и урожай получим к 11 марта, когда он никому уже не нужен.

Пару раз так и было. Один год мы прогорели вчистую. Срезку завершили после праздника. В тот год предложение превысило спрос, у продавцов осталось много нереализованных цветов. Раздавали друзьям цветы корзинами, остальное — на помойку. В другой год мы опять опоздали к празднику, но предложение оказалось меньше спроса. Тюльпаны на рынках закончились уже утром 8 марта. Следующие дни были выходными, и многие ехали в гости. Цветы оказались востребованы, а тюльпаны были только у нас.

Праздничный рынок был непредсказуем. Каждый год из Латвии прибывало множество машин с коробками цветов — один год больше, другой меньше. Цена стартовала с 2 рублей за цветок, к полудню 8 марта она либо резко повышалась, либо падала. Никто заранее не знал, будет выше спрос или предложение. Однажды мы оказались последними, у кого еще остались тюльпаны, всего одна коробка. Нас окружила толпа мужчин, которые протягивали деньги, кричали, толкались и готовы были нас разорвать. Мы, честно сказать, испугались и попытались уехать с рынка. Покупатели окружили машину, стали ее раскачивать, требуя цветов. Оказавшийся рядом милиционер в штатском шептал нам: «Трогайтесь, уезжайте скорее, я не смогу вас защитить». Я нажал на газ. Мы чудом спаслись от народного гнева.

К счастью, серьезных потрясений и катастроф нам удалось избежать. Мы выгоняли тюльпаны почти 15 лет. Скопились сбережения, которыми можно было помочь Перестройке. Когда настало ее время.

Вычислительный центр

Когда глаза говорят одно, а язык другое, опытный человек больше верит первым.

Ральф Уолдо Эмерсон

Моя работа в спортшколе неожиданно закончилась. Руководство «Локомотива» закрыло горнолыжное отделение: мол, на склонах Всеволожска настоящих горнолыжников не вырастишь, да и слишком это затратно. Воспитанников приходится возить в горы за тридевять земель. Лучше развивать горнолыжный спорт в Кировске или на Кавказе. А мне без горных лыж в спортшколе делать было нечего. Я оказался без работы, правда, ненадолго.

Помог случай. В электричке разговорился с попутчиком о реальной экономике, использовании математических методов в управлении производством. В конце разговора он предложил мне работу на заводе подъемно-транспортного оборудования имени Кирова. Договорились встретиться. Зная, что хорошего специалиста всегда пытаются переманить, а оставшийся без работы воспринимается как потенциальный бездельник, я, даже еще не оформившись, «взял быка за рога» — выяснил, какие у них проблемы. Оказалось, что хотят внедрить автоматизированную разработку технологических процессов в отделе главного металлурга, но не знают, как подступиться.

Эти техпроцессы были типовыми: отливки, ковка валов и иных деталей простой формы. Имелся набор стандартных программ для каждой группы. Настроить, привязать их к месту потребовало дня два. Пока мои документы проходили проверку в Первом отделе, я распечатал первые техпроцессы. Эффект был ожидаемый. Мне тут же пересмотрели условия найма, повысили оклад. А тут еще через месяц, пока я возился с отладкой программ и воевал с технологами по базам данных, уволился начальник заводского вычислительного центра.

Директор завода Карпухин, не допускавшим возражения тоном, предложил принять на себя его обязанности. Это было рискованно. Я проверил: разработки, которые несколько лет велись в вычислительном центре, шансов на успех не имели. А от начальника центра ждали результатов. После двух дней колебаний я согласился, но потребовал свободы действий. Понимал, что оптимизации в классическом смысле не получится — помешают личные интересы директора и министра. Но есть задачи, такие, как календарное планирование, обеспечение комплектности деталей на сборке — узкие места производства. Такие задачи обычно решаются с помощью эвристических алгоритмов. Просто машина считает быстрее. А мне это направление позволяло уйти от проблемы локального критерия оптимизации в плановом хозяйстве. Я доложил свои соображения директору и получил карт-бланш.

За основу автоматизированной системы управления мы взяли американские разработки. Это сегодня наши программисты по своей квалификации вполне конкурентоспособны. А в те годы отставание было огромным, особенно в прикладных разработках. Да и вообще, зачем изобретать велосипед? Правда, не обошлось без конфликта с отраслевым московским институтом: ведь столько лет под их «общим» руководством клепали собственные весьма примитивные программы, денег потратили уйму, и вдруг все в корзину! Честно говоря, только там этим разработкам и было место. А наша американо-советская автоматизированная система управления производством уже через год была внедрена и проработала много лет. Позже, читая об успехах Южной Кореи и Китая я понял, что мы поступили правильно: для «догоняющих» экономик наиболее дешевый и эффективный способ развития — копировать уже освоенные лучшие образцы.

В должности начальника вычислительного центра я столкнулся со специфической проблемой учета этнического происхождения или национальности по паспорту. Это во Франции или Англии граждане считаются французами или англичанами, независимо от цвета кожи, происхождения и веры. В СССР нас делили по предкам и записывали этнос родителей в паспорт, в графу национальность, чтобы точно знать, на кого можно положиться, а кому место на поселении в пустынях Казахстана.

Доля программистов с еврейскими корнями была достаточно заметной в их количестве, занятом в целом по стране, что настораживало тех, у кого бдительность входила в служебные обязанности. Директор завода оказывался под ударом, ведь каждый сотрудник, подавший заявление на отъезд в Израиль, не просто становился «предателем Родины», но и покушался на его карьеру. Когда он вызвал меня по этому поводу «на ковер» я прихватил программу КПСС и на каждый вопрос директора зачитывал цитату. Чем привел его в бешенство. Но работающая автоматизированная система управления была важнее моего упрямства, поэтому он отступил. Этим приемом мне удалось отстоять европейское понимание нации. А спустя 15 лет, став народным депутатом России, я с удовольствием проголосовал за исключение графы «национальность» из российского паспорта.

И все же, проработав в должности начальника вычислительного центра 3 года, я решил уйти. Мучил вопрос: что нам делать с нашей страной. Это было важнее. Нужно было продолжать библиотечные раскопки крупиц мирового опыта.

Механик на автобазе

Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно.

Джон Актон

Я искал такое рабочее место, где можно было бы читать и писать в рабочее время. Да еще чтобы график позволял регулярно работать в библиотеке, а весной выгонять тюльпаны. Идеально подходила должность дежурного механика на автобазе — сутки на дежурстве, трое выходных. Для кого-то выходных, а для меня рабочих. Но то была работа, творческая, интересная.

Дежурный механик обязан у каждой машины проверить перед рейсом люфт руля, исправность указателей поворотов и стоп-сигнал, ближний и дальний свет, тормозной путь, подписать путевку. Если у автомобиля не сработают тормоза и он в кого-нибудь врежется, то под суд пойдет механик, а не главный инженер автобазы и не директор. Это был своеобразный громоотвод. Но риск перевешивала возможность днем читать принесенную с собой книгу, а ночью даже поспать часов пять.