Встречаться перестали, но отношения продолжали оставаться дружескими. Когда родился внук, пригласила Ивана Степановича домой.
– С физиологией всё в порядке, а вот нервная система немного недоразвита. Ему бы ещё месячишко в животике у мамы посидеть.
Посмотрел в мою сторону – у меня тут же закружилась голова. Он это почувствовал и чуть заметно улыбнулся.
Татьяна МарковаВоспоминание
Я снова проезжала тем путём,
Где ты когда-то поцелуем сладким
Мне объяснил, зачем живут на свете.
И это лучшее моё воспоминанье.
О, если б только я вернуть могла
И этот день, и это наважденье!
Смогла б я, верно, робость побороть,
Чтоб лучшим стать твоим воспоминаньем…
Ольга КаверзневаВсе совершается на небесах
Что-то было в его лице такое, что ей сразу захотелось с ним заговорить. После двенадцатичасового перелёта из Лос-Анджелеса слезились глаза, реальность сначала покачивалась, а потом раздвинулась, впуская её и этого непонятно почему с ходу понравившегося ей таксиста в новое измерение.
Сразу же стало его жалко неуместной материнской жалостью, которая заставила принять не слишком удобную, но дававшую возможность его получше рассмотреть позу. Это был невысокий, ладно скроенный довольно молодой мужчина славянского типа. Серо-зелёные глаза не были прищурены, но создавалось впечатление, что они смотрят куда-то внутрь. А там внутри… лучше туда чужим не заглядывать.
Справа на лице шрам. Драка? Война? На драку не похоже – спокойный, сдержанный, вежливый. Скорее, война. Волосы короткие, похож на военного. Видимо, бывший офицер. Ему бы в кино сниматься – играть защитника Родины.
– Скажите, вы давно в такси работаете? Заработать удаётся? – услышала она свой голос, хриплый от плохого сна и отсутствия горячей пищи на завтрак из-за турбулентности.
– Да нет, третий месяц.
– Машина своя или в лизинге?
– Чужая! Взял – теперь маюсь. А на моей жена ездит.
Он усмехнулся, но мягко, по-доброму. Любит жену. Да, точно – офицер. Машину ведёт уверенно, играючи. Руки с ровными, коротко остриженными ногтями. В салоне не накурено, никаких посторонних запахов и предметов. Аккуратно, чисто – как в казарме. Отвечает прямо, без лишних слов. Наконец она не выдержала.
– Вы, наверное, военный?
– Да, майор внутренних войск. В прошлом.
– Сам ушёл или что-то случилось?
– Да как вам сказать. Отдел, который я возглавлял, расформировали. Остался без работы. Два месяца до подполковника не дослужился. Руководство решило, что проблемы, которой я занимался, уже нет.
– А что за проблема?
– Торговля людьми.
– Давно расформировали?
– Три года назад.
– На что жил?
– Были запасы.
– Семья большая?
– Жена. Бывшая. Двое детей.
– А лет вам сколько?
– Восемьдесят третьего года рождения.
Год рождения её младшего сына. Как ты вырос, мальчик мой! Кто же тебя так покалечил? Захотелось разгладить эти морщинки в углах глаз, поцеловать этот шрам, развеселить эти жёсткие глаза, так не подходившие к облику обычного доброго парня из глубинки. С глазами хотелось непременно разобраться.
Они подъехали к дому.
– У меня свой бизнес. Будет интерес – звоните.
Протянула визитку, почти уверенная, что тот не позвонит.
Дома продолжала думать о майоре, и слёзы, казалось, уже давно выплаканные, стали медленно скапливаться где-то внутри. «Всё совершается на небесах», – решила она и, успокоившись, пошла в душ.
Через три дня майор позвонил.
Татьяна МарковаИскуственные цветы
Большая купальня. Не пляж, а именно купальня. Где-то внизу скорее угадывается, чем видится – вода. А от неё вверх уступами (как лавки в парилке) идут галереи. На галереях теснятся люди разного возраста. Много детей. Кто-то устраивается поудобнее: расстилают одеяла, садятся, ложатся. Кто-то, наоборот, осторожно ступая, спускается вниз. Людей так много, что я никак не могу найти себе места. Рядом со мною мама – помогает мне устроиться. И ещё где-то здесь младший сын. Мы с мамой поднимаемся всё выше и выше по уступам-лавкам, ища свободное место. Очень похоже на поиски места в подземном гараже большого супермаркета в разгар выходного дня. Этажом ниже в синих плавках с белым пояском пробегает мой бывший муж. Я слегка толкаю его ногой сверху – мол, что не здороваешься? Он злобно зыркает на меня своим большим тёмным глазом. Жалуюсь маме – смотри, каков! Поиски продолжаются. Опять спускаемся вниз, к воде. Сердобольная женщина начинает нам помогать – разгребает местечко, сплошь усеянное искусственными цветами. В руках появляется веник – начинаю подметать цветы, а они никак не кончаются…
И тут раздаётся звонок. Судорожно нащупываю мобильник.
– Алло! Татьяна? Это Сергей из Нижнего. Поздравляю вас с Женским днём 8 марта!
– Да, да… Спасибо…
– Я вас разбудил, наверное?
– Нет, ничего. Даже хорошо!
Просыпаюсь окончательно, с мыслью: как поживает бывший муж?
И ещё: как там всё-таки тесно!
Ольга КаверзневаСвятая Нино
От Тбилиси до Кахетии ехали час с небольшим и сразу направились к национальной грузинской святыне.
В Бодбийском женском монастыре покоятся мощи просветительницы Грузии святой равноапостольной Нино, в последние годы жизни служившей в местечке Бодбе, умершей и похороненной там же в 347 году.
В IX–XI веках над её могилой был возведён храм в честь святого Георгия – небесного покровителя Грузии, близ него возник и монастырь. Этот храм не сохранился, а могила в нём осталась. Позднее на его месте был построен собор во имя Святого Георгия.
Сразу за храмом – смотровая площадка. Оставила друзей наслаждаться видами Алазанской долины. По крутой, размытой дождями, скользкой от прелых осенних листьев тропинке стала спускаться вниз к источнику святой Нино, всё время норовя сверзнуться, особенно в местах, где не было перил. Идти вниз три километра. Грузины верят, что источник целебный. Ползла вниз и очень хотела в это верить, сильно волновалась, будто перед экзаменом.
Народу у пещеры с купелью было немного. Около небольшого ручья, отходящего от источника, люди набирали воду в бутылки, встав в очередь. Рядом с пещерой сидела монахиня-смотрительница – строгая, в чёрных одеждах, глаза странные – внимательные и отрешённые одновременно. Подошла, спросила, как можно окунуться. Та встрепенулась, словно проснулась, встала, неожиданно улыбнулась. Светлая всё-таки, хоть и строгая, – подумалось.
Ответила чудным голосом, умиротворяющим, и всё моё волнение куда-то исчезло.
– Отодвинете штору, войдёте в пещеру – в ней темно. Постойте немного, пусть глаза привыкнут. Потом направо – там раздевалочка. Повесите свои вещи на крючки. Снять с себя надо всё. Вот вам хитон, наденете его и идите аккуратно к ступеням. Они влажные, не поскользнитесь. И спускайтесь, спускайтесь в воду, там глубина небольшая, – она смерила глазом мой рост, – вам по ключицы будет. – Монахиня явно обрадовалась. Похоже, кроме меня, в этот холодный и ветреный ноябрьский день никого желающих окунуться в 12-градусный источник не было.
– А окунаться с головой надо? Холодно всё же. Я не простужусь?
– Это как вы хотите. Можете просто ноги помочить. Никто вас не осудит. Я каждый день окунаюсь с головой три раза.
– И не заболели ни разу?
– Ни разу. Это вопрос веры. Войдёте в воду и читайте молитву, просите о здоровье.
– А можно просить не за себя? – внутри всё сжалось.
Монахиня молчала. Потом спросила:
– За ребёнка?
– Да, за дочку. Нина зовут, – сказала и чуть не заплакала, боялась отрицательного ответа.
– Просите за свою Нино, всё будет хорошо, – и, вручив мне пластиковые сланцы, села, вновь застыв чёрным камнем.
В пещере было темно. То есть совсем ни зги. Но глаза привыкли через несколько минут. Стояла и слушала, как капают капли с потолка, как течёт струя из источника, наполняя природную купель. Потом пошла раздеваться. Пол – каменный ледяной, влажный, сразу сковал ступни и лодыжки. Знала, что в пещере никого нет, а раздевалась словно перед толпой – нервно, неуклюже торопясь. Хитон был ниже колен, грубая мешковина покусывала тело. «Войти в воду и просить», – уговаривала себя шёпотом.
Главное, не помереть. Ноги мне сводит уже при температуре плюс 19, а здесь всего 12. Было не страшно, но казалось как-то обидно – утонуть в святом источнике имени моей дочери.
Сняла шлёпки. Вошла в воду по щиколотку. Алес капут, помогите: могильный холод. Ещё шаг по ступеням вниз. Вода коснулась хитона, намочила, забралась по нему вверх к коленям. Хитон воспротивился – надулся, вспух, но я его смирила резкими движениями, и он понуро прижался к бёдрам. Ступени закончились. Вода касалась ключиц. Я думала о своей Нине, просила святую Нино даже не о чуде, а о том, чтобы всё плохое ушло навсегда. И не только болезнь, а вся непереносимая тяжесть последних двух лет. Вспомнила, как Нина, за день до этой поездки в Кахетию, вошла в маленькую часовенку в Мцхета, в которой, по легенде, жила святая Нино, оглядела стены, упёрлась взглядом в икону.
– Вот сейчас поняла про виноградную лозу, из которой Нино сделала крест. Она срезала свои волосы, чтобы ими обмотать ветки. Кажется, что-то подобное было не так давно и с другой такой Ниной, хоть и совсем не святой. Не находишь?
Спросила с лёгкой горечью, самоиронией и тут же вышла из часовни, не дождавшись ответа. Стремительно, не оглядываясь, побежала в автобус. А я ещё минут пять, ошарашенная, рыдала шёпотом.
Просто стоять вспоминать было невыносимо – решилась и окунулась с головой. Вынырнув с вытаращенными глазами, вдруг услышала божественное многоголосие где-то сбоку от входа.
– Ангелы поют. Вот так, что ли, всё и заканчивается? – мелькнуло в обмороженной голове. И нырнула опять. За эти секунды пришла ещё одна идея, более здравая: может, эта чёрная монахиня мне магнитофонную запись включила для, так сказать, вдохновения?