А ещё этот тест называется «Филадельфия». Назван так из-за наличия или отсутствия филадельфийской хромосомы, которая решает всё. И её быть не должно! Кстати, в Филадельфии мы с Митей были. Заезжали, путешествуя по Америке. Там потрясающий частный музей импрессионизма. Такие дела, как написал бы мой любимый американский писатель Курт Воннегут из штата Индиана.
Митя пошёл за кофе и бутербродами. Сидела на стуле, повёрнутом к выходящим из дверей зала прилёта, наблюдала за радостными встречами, поцелуями, готовностью прибывших и встречающих ринуться в праздничное гулянье прямо из аэропорта. Думала, как прожить эти четырнадцать дней, как не свихнуться, как никому не показывать свой страх.
Очнулась от движения, которое заметила краем глаза. Митя стоял у стола – снимал тарелки и чашки с подноса, и те дрожали мелкой дрожью, слегка позвякивая, в его руке. Смотреть на это было невыносимо, отвернулась и полезла в сумку, будто что-то искала. Увидела, что Саня делает то же самое. Ведь ничего, совсем ничего в его поведении, голосе, походке не выдавало испуганного, растерянного, ударенного судьбой человека. Только вот руки. Но мы отвернулись. Мы не видели. Мы видели по-настоящему сильного мужчину, который съел бутерброд, выпил кофе и был готов к вой не.
Дневник Ольги
24.12.2016
Смерть – это то, что бывает с другими.
Из Брюссельского аэропорта поехали сразу в университетский госпиталь. Оказалось, что близко, практически на окраине, и не надо по вечным пробкам пробираться через город. Детский корпус отдельный, но имеет, как я выяснила уже через пару часов, сложную коридорную связь с основным зданием, где лечатся взрослые, находится кафетерий, магазинчик, аптека и даже парикмахерская. Все отделения корректно не имеют названий. Только номера. Расшифровку номеров можно посмотреть на специальном стенде в холле. Когда человек идёт в какое-то отделение, то только он, врачи и обслуживающий персонал, соответственно, знают, куда идут.
Митя повёл нас, следуя указателям с нумерацией, в отделение детской гематологии и онкологии, куда поместили Нину. Он уже знал наш номер. Двери в отделения открываются по звонку с внешней стороны или магнитными карточками, которые нам выдали уже на следующий день. С их помощью можно также заезжать на больничный паркинг бесплатно.
Нина была бледная и растерянная, но страшно обрадовалась нам с Саней. Прижимала к себе так крепко, что «трещали» ребра. В этом отделении все палаты индивидуальные, с душем и туалетом, с обязательным тамбуром, где посетители надевают одноразовые халаты, если надо, маски, протирают руки спиртовым раствором из диспенсера, прикреплённого к стене. Халаты стопкой сложены на полке, рядом коробка с масками и коробка с перчатками. Медсёстры заходят, всегда надевая одноразовые халат, маску и перчатки, даже если они делают это по 100 раз на дню, чтобы не переносить возможные инфекции и бактерии из одной палаты в другую. О ни-то ходят в разные палаты. Кроме нас, ближайших родственников, заходить к ребёнку можно только одному постороннему посетителю для соблюдения безопасности. И тогда на двери висит зелёное яблоко. Но если ребёнок болен – у него инфекция, температура, ему на дверь вешают красное яблоко. И это означает, что посещения запрещены. В палате могут быть только родители. Родители, кстати, могут находиться круглосуточно. Есть диван, постельное бельё, подушка.
Мы уселись рядком на диван рядом с Нининой кроватью. Было тяжело. Да что там тяжело. Паскудно было. Отвлекались вязкими рассказами о бытовых мелочах. Обсуждали планы, уже расписанные врачом. В ближайшие два дня нужно было провести несколько важных исследований, МРТ, КТ, УЗИ всех органов, ЭКГ сердца. Я удивилась, когда же врачи успеют всё сделать, ведь на носу Рождество. Мне всегда казалось, что в Европе уже к 20 декабря рабочая жизнь замирает, уступая место веселью, ярмаркам, глинтвейну и иллюминации. Главная врачиха, профессор, с абсолютно невыговариваемой фламандской фамилией, ростом под два метра, худая, моложавая, в короткой юбке и сиреневых колготах, удивилась моему удивлению. Приподняла слегка насмешливо бровь и сказала: «В нашем отделении нет выходных и праздников, мы работаем круглосуточно, поэтому Ваши волнения напрасны». И так строго и чётко это произнесла, что мне стало как-то немного легче, будто она взяла часть груза ответственности на себя, разделила с нами. Мы тут же дали ей прозвище – Долговязая. Ну абсолютно невыговариваемая фамилия. Нина хотела есть, больничная еда ей не нравилась, и мы ушли с Митей в кафетерий, где я впервые за последние сутки выпила кофе и съела бутерброд. Мы сидели за маленьким столом напротив друг друга. Кругом было шумно и полно народа – больных и их посетителей, на нас никто не обращал внимания. Митя гладил мне пальцы. Он ничего не мог мне обещать, ничего. И я ему тоже. «Нужно Нине купить подушку, – прервал он наше молчание, – она сказала, что больничная очень неудобная, спать совсем невозможно. Я узнал, какую подушку ей можно – только синтетическую. Пуховые запрещены – в них могут завестись клещи, бактерии». Я поняла, как сейчас любая бытовая тема спасает нас от отчаяния. С воодушевлением мы полезли в интернет искать ближайший магазин. Да, нужно ехать за подушкой, нужно купить наволочки к ней, постирать их в общежитии, погладить, нужно купить продукты, чтобы готовить себе и привозить Нине. Список дел взбодрил, придал смысла, наполнил вакуум движением. А любое движение, как вещает реклама Nike, – это жизнь.
И это главное.
Пока мы были в кафетерии, Саня поговорила с Ниной как старшая сестра – спокойно, рассудительно, но жёстко. Она умеет. Сказала, что если она хочет, если ей это очень важно, то надо обо всём спрашивать врачей или нас, родных. Не надо лазить в интернет и искать в нём ответы. Это неверный путь, потому что слишком много искажённой и недостоверной информации там. И уж тем более советоваться с подружками. Нина обещала. Мы пришли в палату с едой и, накормив проголодавшихся девочек, засобирались уходить – нужно было успеть до закрытия магазинов купить подушку. Уже у самых дверей Нина нас окликнула.
– У меня есть вопрос: я умру?
– Нет, – выкрикнули мы одновременно и даже засмеялись. – Ты не умрёшь.
– Ты выздоровеешь и проживёшь прекрасную жизнь, но сейчас надо за неё побороться как следует. Ты умеешь, ты же боец, спортсменка! – добавила я и удивилась своему абсолютно уверенному голосу без дрожи, без истерических нот.
Потому что я не могла думать по-другому.
Мы вместе
[11:51, 30.12.2016] Tatyana: Оля, привет! Как Нина?
Что нового?
[11:52, 30.12.2016] Olga: Доброе утро. Вчера всё было хорошо. Сегодня ещё спит, видимо. Не писала нам пока. Мы с Митей к ней по-любому собираемся. Должен прийти парикмахер её постричь, хотя бы каре.
[11:54, 30.12.2016] Olga: Нина написала картину акрилом 24.12. Я назвала: «Рождение Иисуса». Она рисовала раньше, а потом как-то перестала. И вот вдруг опять: приходила психолог, предложила холст, краски, и Нина обрадовалась.
[11:55, 30.12.2016] Tatyana: Здорово!
[11:55, 30.12.2016] Olga: Мне тоже понравилось. Очень мощная энергетика в ней, мне кажется.
[11:56, 30.12.2016] Tatyana: Скажи Нине, что Иисус с ней. «Пред Ним преклонится всякое колено» – так написано в Библии. Значит, и болезнь тоже преклонится!
[11:57, 30.12.2016] Olga: Обязательно! А мне, знаете, захотелось сделать оливье на Новый год впервые лет за десять. С курицей. Вчера уже курицу сварила и нарезала. Но вспоминаю наши с вами креветки васаби в «Изя гриле»:-)
[11:59, 30.12.2016] Tatyana: И я! И я! И я! Уезжаю на дачу. До связи.
[12:55, 30.12.2016] Olga: До связи.
[10:30, 31.12.2016] Tatyana: Оля, привет! Что нового у Нины? Как ТЫ себя чувствуешь? Как к Новому году готовитесь? Напиши, как будет время.
[21:03, 31.12.2016] Olga: Нину отпустили к нам в общежитие на Новый год. Мы вместе, и это главное! Обнимаем. С Новым годом!
[21:18, 31.12.2016] Tatyana: Ура!!!!!!!!! Вы вместе – это чудо! Чудес вам и благословений в Новом году!
Верьте! Вера – это главное условие для чудес! Обнимаю всех!
[23:56, 31.12.2016] Olga: Мы готовимся шампанское открывать!
В новогоднюю ночь
В ту новогоднюю ночь
я не могла купить
лобстеров,
хотя деньги были.
Я не могла есть манго,
хотя так празднично
выглядели они —
как янтарные серьги.
Я не могла накрыть стол
белой с вышивкой скатертью,
потому что стол не мой, и нет
в общежитии этой самой скатерти.
Мне мешала вина,
что всё это было
с лихвой у меня,
а ей не надо.
Ей хотелось уже тогда
после первых капельниц
уснуть в новогоднюю ночь
пусть в казённой постели,
но проснуться наутро здоровой.
Чудес нет, есть грядущее.
Как ни просила я поменяться судьбами —
перестала спрашивать, почему, за что.
Оливье настрогала лоскутьями
и бокал вина без вины
под куранты позволила.
Начало серых будней
Переживание – это борьба против невозможности жить. Это в каком-то смысле борьба против смерти внутри жизни. Это некая восстановительная работа.
Беречь силы
[13:36, 02.01.2017] Tatyana: Привет, Оля! Как дела? Дети улетели? Как Нина? Ещё с вами? Как встретили Новый год? – дай знать, когда найдёшь время.