На стойке регистрации спрашиваем, как доехать до дома, где находится квартира Брэдфорда. Это недалеко, всего метров восемьсот.
– Пойдем пешком, – предлагаю я. Время есть, а я так нервничаю, что просто сидеть и ждать не смогу. И вот по пыльным улицам мы доходим до выцветшего добела оштукатуренного здания, рядом с которым только засохшая трава и потрескавшийся цементный бассейн.
Но все равно еще слишком рано. Всего пять часов.
– Наверное, прямо тут ждать неразумно, – говорю я, и мы отходим к винному магазину за несколько кварталов.
– А когда пойдем? – спрашивает Бэн.
– Я пойду в полшестого.
– А я?
– Я как бы должна сделать это одна.
Бэн щурится:
– А мне так не кажется.
– Это, конечно, очень мило с твоей стороны, но мне надо поговорить с ним с глазу на глаз.
– А мне что, в кустах прятаться? – такой вариант ему, видимо, не по душе.
– Брэдфорд очень осторожен. Если он заподозрит, что я не одна, то и разговаривать со мной не станет. – Не сказать, что я его не боюсь. Боюсь. Но я должна сделать это сама. – Жди здесь.
– Здесь? – Бэн словно ушам своим поверить не может.
– Здесь, – прошу я.
– То есть я чисто как водитель ехал, да?
– Ты же знаешь, что это не так.
– Тогда зачем я тут?
Потому что ты мне нужен. Это правда. И она почти такая же страшная, как и то, что ждет меня в том доме. Но Бэну я этого не говорю.
– Потому что к тебе это тоже имеет отношение.
Он дергается.
– Так в этом все дело? – голос у него резкий, злой, жесткий, как в тот день, когда он приходил за своей футболкой. – Если так, то и не жди, что я позволю тебе с ним встретиться. Мне смерти Мэг на совести хватит. Твоя до кучи не нужна.
– Он меня не убьет.
– С чего ты взяла? Мэг убил. Ты разве не это все время твердишь?
– Да, но не в этом смысле. Ножом он меня не пырнет или типа того.
– С чего ты взяла? Откуда у тебя уверенность, что он целый арсенал оружия там не держит? Может, эти гребаные самоубийства – просто второстепенный проект? Может, у него там на дворе дюжина трупов закопана, откуда тебе знать?
Брэдфорд Смит использует оружие другого типа, оставляя всю грязную работу тебе самому.
– Оттуда, – тихо говорю я.
– Знаешь что, Коди? Ни хрена ты не знаешь.
Я ни хрена не знаю? Вот смотрю я на Бэна и думаю: Да кто ты, блин, такой? И откуда ты взялся, я тоже знаю. Мы с тобой в одном дерьме погрязли, Бэн МакКаллистер. Я разозлилась. Но это хорошо. Лучше, чем бояться.
– Жди меня здесь, – повторяю я.
– Ни за что. Ты хочешь, как и твоя подруга, прямо в ловушку угодить? Я тебе запрещаю. Этот чувак опасен, и идти с ним разговаривать – идиотская затея. Мэг я не предупредил, но тебя предупреждаю. Вот в чем разница между мной и тобой: я учусь на ошибках.
– Бэн, о разнице между нами можно целую книгу написать. – Я не понимаю, почему от этих слов отдает такой фальшью, но в то же время так приятно на душе.
Бэн в последний раз смотрит на меня, качает головой и уходит.
Думать о том, что он меня бросил, времени нет, я, наверное, этого всю дорогу ждала. Остались только мы с Брэдфордом. Как и должно быть.
Он живет в блоке «J» совершенно безликого комплекса. Белая дверь. Рулонные занавески «Леволор». Что за ними – не видно. Его соседи сидят в патио и пьют пиво. Они на меня даже не смотрят, но мне спокойнее оттого, что они здесь.
Я звоню в дверь.
Открывает блондин с бородой. В шортах и рубашке с гавайским принтом, которая ему слишком велика. В руке у него большущий запотевший полный стакан, лед даже еще не растаял. Я пока не знаю, что чувствую: облегчение или разочарование. Это ведь точно не он. Скорее, какой-то Санта Клаус-неряха.
Но тут он начинает говорить.
– Я могу чем-то помочь? – И этот голос: мягкий, настороженный и знакомый.
Дар речи возвращается ко мне лишь через пару секунд.
– Я ищу Брэдфорда Смита.
На его лице мелькает какая-то мысль – он что-то заподозрил, планирует.
– По какому делу?
По какому делу? Я придумывала, что сказать, чтобы попасть в квартиру, но все заготовки как испарились. Ничего в голову не идет, кроме правды. Он с самого начала так на меня действовал, этот человек, которому я врала.
– По вашему.
Он щурится:
– Извините, а мы знакомы?
Сердце колотится сильно и быстро, не сомневаюсь, что он это видит и через блузку.
– Меня зовут Коди. – И добавляю после паузы: – Но вы меня, наверное, лучше знаете как Еще Раз.
Он молчит.
– Еще раз повторить?
– Нет, – спокойно отвечает он. – Я понял. Но ты зря пришла.
Он пытается закрыть дверь. А я думаю лишь об одном: Я попросила тебя помочь мне умереть, а ты у меня дверь перед лицом захлопываешь. И во мне вспыхивает злость. О, как она мне сейчас нужна.
Я просовываю в щель ногу.
– Нет, не зря. Я, помимо прочего, знаю девушку по имени Мэг Гарсиас. Тебе она, возможно, известна как Светлячок. Ты знал, что она на самом деле Мэг? И что ее лучшую подругу звали Коди? И что у нее еще есть мать? Отец? Брат? – Я вспоминаю текст, отрепетированный за весь этот долгий путь.
Я раскрыла карты и в некоторой степени жду, что он сейчас хлопнет дверью, но он, наоборот, выходит. Кто-то из соседей бросает в мусорный бак пустую бутылку, она со звоном разбивается. Брэдфорд смотрит на них, поджав губы. Затем открывает передо мной дверь.
– Наверное, тебе лучше войти.
Я на миг задумываюсь о Бэне, об арсенале оружия, о закопанных трупах. Но все равно захожу.
Обстановка тут спартанская и куда аккуратнее, чем в домах, которые я убираю, – даже после уборки. Ноги трясутся, если я сяду, он заметит, как дрожат коленки, но если не сяду, они могут подогнуться. Так что я просто облокачиваюсь на клетчатый диван.
– Ты ее знала? – переспрашивает он.
У него такое своеобразное выражение лица. Страшным совсем не кажется. Оно, скорее, полно желания. И тут я понимаю, что кровавых подробностей он не знает – но хочет услышать. Я молчу. Такого удовольствия я ему не доставлю.
– Значит, она это сделала, – продолжает Брэдфорд. Разумеется, это он теперь понял. По тому, что я появилась. Это удовольствие я ему все же доставила.
– Из-за тебя. Ты ее убил.
– Как я мог ее убить? Я ее даже ни разу не видел. И имени до сего дня не знал.
– Не своими руками, но ты это сделал… Подло, трусливо. Как ты там говорил? «Антоним смелости не трусость, а подчинение». – Я рисую кавычки пальцами. Это я тоже спланировала. – А я бы сказала, что антоним смелости – это ты!
Сама себе при этом я кажусь такой смелой. Вовсе не похожа на ту трусиху, какой на самом деле являюсь, ведь я едва держусь на своих ватных ножках.
У него кривится рот, будто он только что попробовал что-то не совсем свежее. Но потом Брэдфорд снова берет себя в руки и улыбается почти доброжелательно. У меня в ушах звучит пронзительный скулеж, пот выступает даже на тех частях тела, на которых его отродясь не бывало.
Брэдфорд смотрит на меня, гладя большим пальцем остальные. Ногти у него аккуратные, куда более ухоженные, чем мои, у меня они в жутком состоянии от постоянного мытья раковин и унитазов.
– Ты потеряла свою лучшую половину, – говорит он. – Ты так писала. Это была она. Мэг. Твоя «лучшая половина». И ты ищешь искупления, поскольку она приняла это решение без тебя.
Он все мои ходы просчитал. Как всегда. Даже когда мы на форуме переписывались, Брэдфорд видел меня насквозь. Мой глупый план «поймать» его мгновенно терпит крах, лишая меня последних сил, благодаря которым я стояла на ногах. Я плюхаюсь на диван.
– Мудак, – говорю я, потому что разработанный мной сценарий уже бесполезен.
Брэдфорд продолжает говорить почти что нежно.
– Хотя, может, ты и не имела в виду, что она твоя «лучшая» половина. Может, просто «вторая», – он делает глоток. – Иногда нам встречается такой человек, с которым у нас выходит полный симбиоз, как будто мы единое целое – с одними мыслями, одной судьбой.
Брэдфорд говорит так же, как на форуме, в рекламном стиле, и я не сразу понимаю, на что он намекает.
– Ты что, говоришь о том, что я хочу умереть, как и Мэг?
– Я лишь повторяю твои слова.
– Нет! Ты свои слова приписываешь мне. Ты хочешь, чтобы я умерла. Так же, как хотел, чтобы умерла Мэг.
– Как это я «хотел», чтобы Мэг умерла? – теперь он рисует кавычки в воздухе.
– Ну как: рассказал ей, как купить яд. Как написать прощальное письмо. Скрывать все от семьи. Как сообщить полиции. Стереть все письма, которые указывают на тебя. Отговорил принимать антидепрессанты. Сказал покончить с жизнью.
– Я ничего из этого не говорил.
– Все говорил! И мне говорил!
Брэдфорд пристально смотрит на меня:
– Коди. Коди, я не ошибся? Что конкретно я тебе говорил?
Я отчаянно пытаюсь восстановить в памяти подробности, но в голову ничего не идет, кроме всех тех идиотских цитат.
– Так, я вспоминаю… Планета без солнца. Это тоже ты была? – спрашивает он.
Да. Это была я.
Он садится, устраивается поудобней, словно собрался пересмотреть любимый фильм.
– Мне понравилась метафора. Хотели бы вы жить, если бы погасло солнце? Коди, а ты, вообще, знаешь, что будет, если солнца не станет?
– Нет, – пищу я. Словно мышка.
– За неделю температура воздуха на земле опустится ниже двадцати градусов мороза. Через год – до минус семидесяти. Океан скует лед. Ясное дело, расти ничего не будет. Скот передохнет. Люди, которые уцелеют в таком холоде, погибнут от голода. Планета без солнца, так ты себя называла, да? Она уже мертва. Даже если еще крутится.
Я – планета без солнца. Уже холодная и мертвая. Вот что он хочет сказать. Так что остается лишь формальность.
Но почему тогда в моем теле, словно электрический ток, пульсирует жар? Жар. Антоним холода. Антоним смерти.