- Имеется тайная дорога через Ольшу.
- Он тоже о ней знает, как и я, господин. И если у него хоть немного ума в голове, то приготовит там засаду на тебя. А дорога там такая, что несколько человек способны остановить и погубить в болотах даже сотню баварцев с сотней лестков, а с ними – тебя и меня.
- Так что ты мне советуешь, Здзех?
- Пошли письмо Арнульфу, попроси денег. В Вроцлавии имеется достаточно людей, которых можно нанять на бой. С крупной армией неожиданно ударишь на Честрам и добудешь ее.
- Арнульф выступил против норманнов, а Вичинг не даст мне денег, поскольку, как я слышал, они нужны ему, чтобы оплатить милость Сватоплука.
- Повелитель Вроцлавии – это князь Кизо из древнейшего рода шлезанскихЯроминов. Говорят, что с тех пор, как не стало Калисии, ему пришлось открыть новую комнату, чтобы класть туда золото, получаемое им от купцов и ремесленников. Попытайся, господин, завоевать благосклонностьКизо и возьми у него в долг деньги или людей и оружие.
- И что я могу ему предложить? Милость Вичинга или короля тевтонцев? – с насмешкой спросил Дабуг.
- У него два сына и дочка, Аска. Сообщи ему, кто ты такой, и что сделаешь, если победишь дядьев. Пообещай, что если Пестователь признает тебя повелителем земель по Барыч, ты женишься на его дочери и поможешь ему сделаться повелителем всех Шлёнжан. Потом договоришься с женой Пестователя, Любушей, а так же у епископа Вичинга, чтобыВроцлавия и Шлёнжане не платили Великой Мораве столь большую дань. Кизо человек богатый. Но Пестователь учил, что если кто имеет много, то желает иметь еще больше. Ежегодно, как говорят, Кизо должен опорожнять от золота одну комнату, чтобы заплатить Сватоплуку. Кто знает, а не проложат ли богатства Вроцлавии нам дорогу через трясину Бездны и откроют врата Честрама. Ибо, если у кого много золота, у того может быть много войск и множество изменников, которые разорвут врата града Отрика.
Дабуг соглашался с Здзехом. Этот рыцарь сорока с парой лет, чрезмерно высокий и костистый, с чрезвычайно длинными усами, которые мог завивать чуть ли не на уши – родом был из окрестностей Гнезда. Как молодой воин он служил княжне Хельгунде и был из тех, кто оставался ей верным, несмотря на изгнание Пепельноволосого. После поражения княжны, как и большинство ее воинов, перешел на сторону Пестователя и поклялся ему солнцем, обещая верность и послушание. Он стал лестком, но только белый плащ мог причислять его к ним, так как в глубине душе считал, что страной должны управлять комесы и князья. Среди многих отличался он своим усом и любопытством ко всяким наукам, потому-то из толпы лестков его выловил Херим и дал работу в своей канцелярии, где Здзех довольно быстро овладел языком тевтонцев. Он искусно владел оружием, потому-то именно его Пестователь выслал к Карломану, с которым Здзех пробыл поход в Италию и едва-едва сохранил жизнь, когда чудовищная зараза оставила от войска едва каждого десятого. И как раз в этом походе понял он, сколь большую роль в могучей державе франков играет новая вера, римский папа, императоры, короли, маркграфы, та самая высокая лестница власти, которая была там устоем государства и его могущества. Потому после возвращения он не скрывал, что тиулПестователя не значит ничего к западу от Альбис, и Даго Повелитель по образу франков обязан принять титул комеса, палатина, а потом и короля.
Только иными путями шли мысли Даго Пестователя, и потому, наверное, отодвинул он Здзеха от всяческих постов, не вознаградил за труды и страдания у Карломана. А потом вообще избавился от него, отсылая с Дабугом к Арнульфу, потому что именно так оценил это Здзех. Пестователь избавился от него в Гнезде, обосновывая это огромными знаниями, которыми Здзех владел о державе франков. Только очень быстро тот понял, что Даго Пестователь избавляется не только от него, но и от Дабуга Авданца, небрачного сына, поскольку не желает он неприятностей от могущественных Авданцев. Что должно было случиться с Дабугом – этого Здзех предвидеть не мог. Наверняка в планах лежала мысль, что Дабуг навсегда останется у Арнульфа, женится на какой-нибудь богатой девице и станет франконским рыцарем. И, возможно, как раз так оно бы и стало, если бы мстительный Здзех в течение всех лет пребывания у Арнульфа не поддерживали раздувал в Дабуге желание вернутся на отчизну, за наследством, за землями Авданцев. Пока не пришел момент, когда Дабуг решил возвращаться – не спрашивая у Пестователя разрешения. Здзех все время был при нем и всеми силами желал ему победы. Ему хотелось видеть в ДабугеАвданце будущего комеса или палатина, а может и маркграфа – вассала тевтонских королей и императоров, коронованных в Старой Роме. Здзех считал, что только таким образом страна полян когда-нибудь войдет в мир великих государств, как это произошло с Великой Моравой. Даго Пестователь был великаном и свершил великое дело объединения полян. Но теперь пришло время его сына, Дабуга, чтобы он – даже вопреки отцу – увеличил и сделал более могущественным творение родителя. Нужно было вырваться из клетки, в которой державу полян замкнула Великая Морава, и сделать страну в равной степени могучей.
Не иначе рассуждал и Дабуг Авданец. По ночам ему снились скрытые помещения крепости Вроцлавии, наполненные золотыми монетами и серебряными гривнями, кольчугами, мечами, щитами, наконечниками для копий и стрел. Крепость была маленькой и тесной, размещалась она на песчаном мысу острова, окруженного ответвлениями и разливами Вядуи, теперь называемой Одрой. Вал, высотой с десяток человек окружал тесный дворик и еще более тесный двор князя Кизо. Это именно там скрывались бессчетные богатства, которые повелитель этого купеческого города постоянно копил. Богатыми были купцы, двухэтажные дома, склады и маленькие дворики занимали весь остров. Из града два моста вели через реку в сторону двух берегов, и там тоже – под защитой палисада и крепостного рва – стояли жилые дома, склады для товаров, торжища. Весь град и посады не казались способными устоять перед нападением хорошо вооруженного противника. У Кизо не имелось больше стражей и солдат, чем было нужно для поддержания порядка в городе и защиты перед какой-нибудь ватагой разбойников. Когда-то Вроцлавии угрожали висуляне и проходящие здесь через Моравскую Браму хорошо вооруженные отряды князя Ростислава. Но после того висулян победил великий князь Сватоплук и наложил на город громадную дань, распались малюсенькие государства дзядошан, тшебовян и ополян. Могучий князь Сватоплук позаботился о том, чтобы купцы могли свободно прибывать сюда даже из Майнца и спокойно отъезжать в города на берегах Понта, в Византион, а также на север – к курам и эстам. Купцы выплачивали пошлины, которые собирал Кизо, а потом ежегодно выплачивал дань Сватоплуку. Взамен за это, многочисленные вооруженные Сватоплука дважды в год проходили через Моравскую Браму, вылавливали разбойников, вводили порядок между поссорившимися между собой ополями Шлёнжан. Тогда одну комнату в крепости Кизо опорожняли от золота и других ценностей.
Князь Кизо казался человеком мудрым и серьезным. К северу и к югу от гор Карпатос не было более могущественного повелителя, чем Сватоплук. Вместе с двумя сыновьями и дочкой Аске совершил он поездку в град Валы, называемый еще Микулицами, и там, в одном из двенадцати построенных костёлов дал себя окрестить Мефодию, которого затем изгнал Сватоплук, пригласив тевтонского епископа Вичинга.
Князь Кизо обещал распространять христианскую веру так же и себя, во Вроцлавии. Он разрушил несколько купеческих домов и на острове, неподалеку от крепости, начал возводить каменные фундаменты под святилища для сторонников Христа. На этом же все и закончилось, поскольку у Вичинга не было достаточного количества священников и миссионеров, чтобы он мог прислать их во Вроцлавию, а здешние люди, преимущественно Шлёнжане, с неохотой глядели на эти каменные фундаменты. Впрочем, ни Вичинг, ни Сватоплук близко к сердцу этого не принимали; было достаточно того, что после крещения Кизо, его сыновей и дочери, Вроцлавию признали страной христовой веры и брали дань – невообразимо громадную.
Рассказывают, что когда-то три длинных ладьи аскоманнов, которые добрались по одре до самой Вроцлавии, коварным ночным нападением попытались овладеть посады и захватить крепость на острове. Половину нападавших перебили стражи и воины Кизо, который сам был родом из старинного и великого рода Яроминов. Таким вот образм попала в неволю красавица Сигрида, норманнка, командующая одним из аскоманнских кораблей. Именно ее взял в жены молодой Кизо, и у них родились два сына, Дегнона и Одилена, и дочку Аске. Именно воинственная Сигрида вызвала, что был отменен действующий до сих пор обычай, что повелителя Вроцлавии избирали каждые десять лет. Кизо объявили наследственным властителем, после него должен был править его старший сын, Дегнон, не слишком-то расторопный силач, зато первородный; Одилен, хотя и моложе, был более умелым в бою, похитрее – только не ему должен был достаться град Вроцлавия, потому скрыто ненавидел он старшего брата и даже, вроде как, через тайных посланцев искал у Сватоплука помощи против Дегнона. Вот только отклика у князя Моравы не нашел. Была еще и дочка, Аске. Было ей пятнадцать лет, и Кизо только начал выискивать достойного ее мужа, жалея, что Сигрида уже умерла, так что никакого совета от нее дождаться было нельзя.
Так было до того дня, когда на Одре тронулись льды, люди делали глиняные яйца и красиво их расписывали, чтобы достойно почтить день умерших и приветствовать весну. Знал князь Кизо от пребывающих в городе купцов, что в дни торжеств народу позволялось позабавиться. Ему хотелось, чтобы и его, владыку Вроцлавии, купцы тоже прославляли во время дальних поездок. Так что приказал он доставить могучих и мускулистых монгольских силачей и постановил, что для народа на торжище над рекой в день приветствия весны состоится показ борьбы. В том числе и Одилен желал похвастаться перед всеми своей способностью владения кистенем, мечом и топором. Пускай отец убедится, кто лучше, он – Одилен – или старший брат, Дегнон. Пускай и другие покажут свои умения в сражении на мечах, кистенях и топорах, а так же искусством стрельбы из луков. Задумал Одилен вызвать на бой своего брата, Дегнона, и убить его. Но Дегнон знал об этом и потому объявил, что недостойно, чтобы будущий повелитель Вроцлавии выходил на боевой плац публично, словно обычный наемник или ищущий славы воин. Когда было принято такое решение, не мог уже и Одилен, как второй сын властителя, вступать в бой с наемниками, что его еще сильнее разъярило.