- Ты желаешь меня погубить? – гневно спросил он.
- Поцелуй меня. Будь моим, - умоляла Зоэ.
И с необычной, как для женщины, силой пыталась его обнять, прижать к себе. Тогда Петронас ударил ее по лицу, чтобы та пришла в себя.
- Ты – моя сестра. Всего лишь сестра, - начал он трясти ее за плечи.
- Я люблю тебя. Только тебя.
- Ты погубишь себя. Погубишь меня. Все наши надежды пойдут прахом, - говорил Петронас резким, не выносящим какого-либо протеста голосом.
Неожиданно тело Зоэ обмякло. Петронасу пришлось придержать сестру, чтобы та не кпала, он посадил ее на покрытой шкурой лавке. Голова Зоэ упала на грудь. Женщина начала плакать.
Петронасу сделалось ее жалко. И он ласково и спокойно обратился к ней:
- В течение стольких лет мы составляли планы, как, благодаря помощи императора, мы возвратимся сюда и попытаемся захватить власть. Разве ты не видишь, что я вырастаю в великана, хотя должен был быть всего лишь карликом? Буквально шаг отделяет меня от цели, а ты не желаешь сделать этот шаг. Что это с тобой? В Византионе мы дали друг другу присягу, что будем только лишь братом и сестрой. Ты говоришь, будто бы меня любишь, но твоя любовь может нас погубить. Опомнись, Зоэ.
- Через десять дней я стану его женой, а ты возьмешь себе женщину, которую он тебе определит.
- Возможно, так все и случится. Но ведь это нас друг от друга не отдалит. Ты сядешь на троне, и с твой волей должны будут считаться.
Петронас сел рядом с сестрой, обнял ее рукой, поцеловал в щеку, после чего погрузил свое лицо в ее мягкие, буйные, пахнущие ромашкой волосы.
Та ужевзяла себя в руки, оттерла слезы с глаз.
- Самое паршивое то, что, чем сильнее я его ненавижу, тем большее пробуждается во мне желание, чтобы он мною овладел, - призналась Зоэ. – Думаю, таким образом я изменяю тебе, Петронас. В конце концов, начну я его любить, ну а любовь к тебе во мне умрет.
- Не удивлюсь. Ведь он все еще очень красивый мужчина, - согласился брат.
И все же, в нем шевельнулась ревность.
Зоэ встала с лавки, Петронас тоже поднялся. И вдруг почувствовал, что теряет сестру, возможно, навсегда. Потому, наверное, и показалась она ему такой красивой в белой вышитой блузке, обтягивающей ее небольшие, крепкие груди; в платье, сшитом из разноцветных клиньев, которое делало ее еще более стройной.
Петронас неожиданно обнял Зоэ и притянул к себе. Склонил к ней лицо и своими губами стал искать ее губы. Их поцелуй продолжался так долго, что дыхания в груди едва хватило. Петронасу пришлось напрячь всю свою волю, чтобы отодвинуться от сестры.
- И все же, ты до сих пор любишь меня, - с триумфом в голосе заявила та.
- Иди уже, - умоляюще попросил он.
Зоэ покинула его комнату с гордо поднятой головой, он же бросился на свое ложе и долго лежал на нем без движения, всматриваясь в потолок. "Это я повел себя словно карлик, а не как великан, - насупился Петронас. – Быть может, Пестователь и был прав, когда увидел во мне мелкого уродца? Ведь считается только власть. И только власть следует любить".
Через какое-то время он поднялся с ложа и начал ходить от одной стены до другой, обдумывая самые странные и даже наиболее дикие планы, которые должны были поработить Пестователя и дать Петронасу власть в Гнезде. И в мечтах своих он вкушал то, что не имело вкуса, смаковал, ибо до сих пор никто не мог назвать того, что чувствует человек, обладающий властью над другими людьми. Нет на свете такой пищи, такого питья, такого запаха, которые припоминали бы то нечто, наполняющее уста и ноздри властителя, когда он глядит на людей как на маленьких муравьев. Ведь на самом деле любое людское существо для властителя представляет собой только тень на стене в комнате, в которой горит всего одна свеча – он, повелитель. И нет людского существа, которое повелителю казалось бы красивее и умнее его самого, ведь, если бы было не так – тогда другой человек был бы властителем. Потому и нет такого ученого человека, по сравнению с которым властитель не чувствовал себя умнее, поскольку всегда думает он, что он во сто крат умнее такого умника, поскольку обладает над ним властью. Потому-то корона для властителя никогда не будет обременительна, хотя многие жалуются на это публично, ибо корона возносит его над толпой, над ничтожностью и над ненужностью других людей. Нет так же для властителя и льстецов; бывают лишь люди, которые вслух говорят властителю то, что сам он в глубине души мыслит о себе. И, раз уже сделался он властителем, то уже этим самым фактом не доказано, что был кем-то лучшим, исключительным, необыкновенным, истинным великаном среди мелочи? И разве не было доказано в Книге Громов и Молний в главе о правлении людьми, что властитель никогда не блуждает, что ошибки допускают исключительно его несовершенные подданные? Нет для властителя и позорных, безнравственных поступков, ибо власть над людьми остается за пределами добра и зла.
Очень жаждал власти Петронас. Желал он ее настолько сильно, что на следующую ночь охватывали его попеременно: то чудовищная горячка, то его страшно морозило.
То он истекал потом, то вновь стучал зубами, приказывая покрывать себя самыми теплыми мехами.
При известии о болезни Петронаса к его ложу прибежала Зоэ, а затем прибыл и сам Пестователь. Они оттирали у парня пот со лба, а потом укрывали мехами. Он же, то лежал неподвижно, то охватывали его конвульсии и судороги, он кричал или стонал, бормотал какие-то странные слова, пена выступала на его губах, пальцы ладоней то раскрывались, то вновь сжимались, словно бы он желал схватить что-то неуловимое.
Перепугавшись за жизнь Петронаса, Зоэ желала привести во двор мудрецов, которые умели лечить и заговаривать всяческие болезни, но Даго Господин удержал ее.
- Я знаю, что с ним, - сообщил он Зоэ. – Эта болезнь мне известна.
- И что же мучает его? – спрашивала встревоженная Зоэ.
- Это болезнь, называемая Жаждой Деяний, - задумчиво ответил ей Даго Пестователь. – Меня учили, что ею страдают только лишь великаны. Выходит, случилась ошибка. Обычные люди тоже могут заболеть ею.
Зоэ топнула ногой и, с необычной смелостью, крикнула Пестователю:
- Откуда ты знаешь, повелитель, что он не родился великаном? Разве не породила Македония многих истинных великанов? Ты не знал его матери. Так же, ничего не знаешь о его отце. Тогда почему же ты говоришь, будто бы он обычный человек?
Пестователь не ожидал, что на лице, как правило, спокойной и мягкой Зоэ увидит он неожиданно выражение страшного гнева и возмущения. На краткое мгновение показалось ему, бдто бы понял он язык ее тела и глаз, и перепугался. Вот только длилось это недолго. Вновь рядом с ним была ласковая и спокойная Зоэ, которую он так полюбил. Тем не менее, он отошел от ложа Петронаса и, покидая его покои, обратился к Зоэ:
- Только лишь великими деяниями можно доказать, что родился великаном. О Петронасе не беспокойся. Говорю, что утром он уже будет здоровым. Ведь недостаточно того, чтобы родиться из семени великанов. Ни от одного из своих сыновей не получал я известия, чтобы заболел он Жаждой Деяний. Не знаю я матери и отца твоего брата. Но, кто знает, а не предсказывает ли его болезнь чего-то необычного. Но знай, что я сделаю все, чтобы стал он великаном, если в этом возникнет необходимость.
- И что это значит: "если возникнет необходимость"? – спросила Зоэ.
- Уже скоро ты будешь сидеть рядом со мной на троне. Так что должна знать, что я устроил здесь мир на много лет. И я не желаю иметь здесь великанов, поскольку они могут этот мир разрушить. Пока же что вытирай пот со лба Петронаса и накрывай его теплыми мехами. Но помни, что, как однажды сказала мне Любуша: эта земля слишком мала для слишком многих великанов. Тебе должно хватить знания, что это я являюсь неподдельным и единственным великаном. Ты поймешь это тогда, когда наполню тебя собой и своим семенем.
Даго встал перед Зоэ, гордо выпрямившись, громадный, с гривой белых волос и блистающей на лбу Святой Андалой. Женщина почувствовала себя маленькой и беспомощной. Но как раз в этот момент Петронас пришел в себя, он поглядел на Зоэ и гордо вытянувшегося Пестователя. Было ли возможным, что он услышал его слова? "Я сделаю тебя карликом, - казалось, говорил взгляд Петронаса, которым он окинул Даго Пестователя. Но через мгновение вновь охватила его горячка, и он начал обильно потеть. Когда же опять открыл он глаза, Пестователя рядом с ним уже не было. Зоэ усердно стирала пот с его лица и улыбалась ему, словно маленькому ребенку.
- Оставь меня одного, - попросил сестру Петронас. – Я был болен, но теперь чувствую себя здоровым. В шкатулке под ложем лежит золото. Возьми из нее четыре золотых солида за то, что позаботилась обо мне. Потом иди на посад и купи себе новые серьги, чтобы выглядеть красиво в день своей свадьбы.
Через пару дней, в самый полдень, перепуганные служанки сообщили Пестователю, что Зоэ была похищена четырнадцатью вооруженными всадниками. Они рассказывали, что вместе с Зоэ отправились на третий посад, на торжище, где недавно прибывшие из Майнца купцы продавали золотые височные кольца. И как раз там, на торгу, неожиданно появились те самые четырнадцать воинов. Один из них схватил Зоэ, перебросил ее через спину своего коня, и вся куча галопом выехала из града, никем не задерживаемая, поскольку никто из стражей въездной башни не знал о произошедшем. Петронас тут же выступил в погоню во главе двух десятков согдов, но пока что не дал знать, нашел ли он след похитителей.
Задул Пестователь в свой огромный коровий рог, ударил молотом в висящее в крепости железо, что означало вызов для его дружины. Очень быстро для него оседлали нового белого жеребца, более сотни воинов были готовыми к погоне. Вскоре все они пронеслись галопом через посады, чуть ли не давя людей, находившихся на главной улице. Они помчали по следу Петронаса, который на сырой, болотистой дороге оставил четкий след копыт двадцати или больше лошадей, идя по следу тех четырнадцати всадников. След вел на север, к пуще, зараставшей берега реки, называющейся Велна. По дороге они преодолевали множество вышедших из берегов ручьев, что было обычным для весны. Приглядываясь к следам, оставленным Петронасом и согдами, Пестователь сориентировался, что юный вождь не уверен, вкаким направлении следует ему ехать. Вероятно, похитители, встретив первый же широкий ручей, помчали по его руслу, а их следы размыла вода. Дважды Петронас разделял свой отряд, и дважды его люди вновь собирались. Раздавленные копытами на большом пространстве места свидетельствовали о том, что воины советовались, делились наблюдениями, но следа похитителей, похоже, не нашли, так что не знали, куда ехать дальше. На закате, на самой опушке дремучего леса, Даго увидел костры, лошадей, согдов и отдыхающего у огня Петронаса.