- Ты потерял их след, а твои кони затерли след бандитов! – обвинительным тоном крикнул Пестователь Петронасу. – Где их теперь искать? Куда ехать?
- Округа населенная, повелитель. Они должны были проезжать мимо какой-нибудь веси. Кто-то должен был видеть полтора десятка всадников, увозящих женщину, - утешал его Петронас.
Только у Пестователя было другое мнение обо всем этом деле:
- У первого же крупного ручья они разделились. Одни поехали по руслу потока навлево, а другие – направо. Потом они вновь разделились. Обогнули селения и добрались до пущи. Там у них условленная встреча.
- Ночью в пуще мы их не найдем, - кивнул Петронас.
Вечер, пускай и ранней осени, был очень холодным. Парила шкура набегавшихся лошадей, у некоторых их них бока были покрыты белой пеной, поскольку всю дорогу они мчали рысью или галопом. Животным нужен был отдых. Даго отдал своего жеребца воинам и приказал вытереть его бока тканью. Сам он уселся с Петронасом у костра, воины разожгли для себя несколько других. Лицо Даго посерело, глаза странным образом провалились.
- Зоэ уже нет в живых, Петронас, - шепотом произнес он. – Ее похитили люди Сватоплука, но не затем, чтобы она жила, но чтобы умерла.
- Почему ты так считаешь, повелитель?
- Потому что именно так я поступил бы на месте князя Сватоплука. – Не за тем дал он мне в жены Любушу, дал ей щедрое приданое и заключил со мной вечный мир, чтобы, опасаясь, что ее убьют, сбежала она в Руду и там погибла в огне.
- Четырнадцать человек из Великой Моравы не могло незаметно пробраться в глубину нашей земли. Кто-то должен был их заметить.
- А ты не расспросил купцов из Майнца? А вдруг эти четырнадцать присоединились к ним в качестве охранников? Впрочем, тут хватило бы двоих или троих воинов, остальных можно было найти и наших землях. Разве мало изменников крутится по моей стране?
- Кто-то следил за Зоэ, знал ее намерения, ему было ведомо, что она отправится на торжище за золотыми висюльками.
- А ты думаешь, что у Сватоплука нет здесь своих глаз и своих ушей, подобно тому, как я имею своих при его дворе?
- Если они хотели убить Зоэ, то могли бы это сразу сделать на торжище, а не похищать. С женщиной труднее бежать. Я верю, что она жива. Вот только искать ее нужно не в пуще, но в градах Авданца, Палуки или у Лестека.
Сурово свел брови Пестователь:
- Почему ты обвиняешь моих сыновей? С какой целью забирали они мою Зоэ. Авданец с Палукой, а так же Семовит – это бастарды. Только Лестеку может достаться власть после меня. Даже если бы Зоэ родила мне сына, Лестек и так остается первородным. Впрочем, мне не хотелось бы сына от Зоэ, поскольку, рожая мне великана, она могла умереть, я же хотел бы ей жизни.
- А ты уверен, повелитель, что женщина обязана умереть, когда рожает великана?
- Да. Я уверен в том, поскольку моя мать умерла, точно так же, как матери Лестека, Палуки, Авданца и Семовита.
- Я верю, что Зоэ жива. И я, господин, найду ее для тебя, - с силой в голосе заявил Петронас.
- Если ты свершишь это, тогда, возможно, я и поверю, что и в Македонии некоторые люди обладают мощью великанов.
- Я найду ее. Причем – живую, - повторил Петронас.
Даго молчал. Наряду с чувством, что Зоэ уже нет в живых, его охватило странное онемение. Не знал он, почему именно эта стройная, черноволосая девушка высвободила в нем чувства, до сих пор ему не ведомые. Ведь до сей поры он не любил ни одну женщину, но любил одну лишь власть. Рядом с Зоэ же он словно пробудился от сна и познал радость и беспокойства любви. Власть кже не доставляла ему такого наслаждения, как ранее, потому что теперь кое-что, помимо владения, показалось ему важным. Теперь же у него отобрали то, что в глубине души он считал огромным счастьем. Он не спал до самого утра, не хотел ни с кем разговаривать и, онемевший, сидел у костра, вглядываясь в пылающие поленья. Не пошевелился он даже тогда, когда утром прибыло почти что пятьсот воинов, приведенных пятью владыками. Это Петронас от его имени отдал им приказ разъехаться по всей округе, ища следов тех четырнадцати всадников с похищенной девушкой. Где-то там, в какой-нибудь деревушке, кто-то должен был их видеть, кто-то должен был пересечься с ними.
Даго Повелитель и Пестователь неожиданно встал от костра, вскочил на своего жеребца и направился в сторону Гнезда. Петронас сделал то же самое, ведя за собой два десятка согдов.
- В пуще сложно искать. Быть может, самый важный след я найду у тех купцов из Майнца? – пояснял он Даго свое возвращение в Гнездо.
Только Даго его не слушал. Он казался немым и глухим. Его охватила болезнь, названная хворью печали. Он закрылся в своих покоях и только редко принимал пищу и питье. Целыми днями он стоял у окна и глядел на двор крепости, представляя себе, что видит идущую стройную Зоэ.
Купцы из Майнца не знали воинов, которые на торжище похитили Зоэ, хотя само похищение и этих воинов видели. Разосланные по округе отряды Пестователя и даже шпионы никаких известиях о похитителях не доставили. Так проходил день за днем, и для окружения Пестователя, да, похоже, и для него самого, все более яркой и выразительной становилась мысль, что Зоэ уже нет в живых. В ее смерти обвиняли мстительного князя Сватоплука, который решить наказать Пестователя за смерть Любуши. В народе укреплялась уверенность, что Даго Пестователь уже вскоре пожелает отплатить Сватоплуку, а это означало долгую и кровопролитную войну с сильным противником. И, казалось, уверенность эту подтверждал факт, что Петронас вооружал тысячу новых конных воинов, покупая для них лошадей и оружие, готовил к боевым действиям.
Но странным было то, что Даго Господин никогда об этом ни с кем не разговаривал, даже в Великим Сборщиком Налогов и Великим Канцлером. По его приказу опустел двор в Гнезде. Не было в нем слыхать голосов девок или слуг, сам же он, подобно медведю в клетке, мрачно прохаживался по опустевшим от людей помещениям и, как ходили слухи, громко разговаривал сам с собой. Единственным лицом, кто имел к нему доступ, был Петронас, но и он, пускай и скрывал это от окружающих, не был в состоянии вынудить, чтобы ему были даны хоть какие-нибудь приказы, даже по важным государственным делам.
Трижды Петронас падал перед Даго на колени и умолял:
- О, Даго Повелитель и Господин, дай мне название, ибо важно лишь то, что было названо. Знаю я, что несчастье способно отобрать у человека волю. Но ты ведь не обычный человек, а только повелитель. Дай мне название, и буду я твоей волей и твоим указанием.
Только Даго Господин молчал и глядел на стоящего на коленях у его ног Петиронаса так, словно бы вообще не видел его.
Только лишь в четвертый раз он неожиданно вышел из своей задумчивости и, положив ладонь на голову стоящего на коленях Петронаса, произнес:
- Не желаю я видеть людей. Желаю быть сам, ибо это единственное лекарство для моей болезни.
- Так следует ли мне, повелитель, готовить войну со Сватоплуком?
- Я ведь уже сказал: не должно быть ни войны, ни мира, - гневно ответил Пестователь.
- Тогда дай мне название, повелитель. Без названия я никто.
Задумался вновь Даго Пестователь, а потом заявил:
- Исполняй волю мою, вот твое название.
И ушел, чтобы снова кружить по опустевшим помещениям двора, а Петронас долго еще стоял на коленях, где повелитель оставил его.
Тем временем, в Гнездо пришло известие, что Лестек, первородный сын Пестователя, во главе тридцати воинов, выступил из Познании, чтобы предстать перед Пестователем и получить от него разрешение на поиски Зоэ.
Выехал навстречу ему Петронас во главе пяти сотен воинов и преградил Лестеку дорогу.
- Нельзя ехать тебе, господин, в Гнездо, - сообщил Петронас. – Даго Господин и Повелитель не желает никого видеть, не желает ни от кого ничего слышать, не желает ничьей помощи.
- Кто ты такой, что смеешь говорить мне это таким образом? – с презрением к македонцу спросил Лестек.
Красиво и гордо выглядел он на вороном жеребце, в золоченых доспехах, в шлеме, украшенном павлиньими перьями, и в белом плаще, заколотом на правом плече брошью, блестящей от драгоценных камней. Но еще более достойно выглядел Петронас, поскольку он был крупнее телом и выше Лестека. Шлема на его голове не было, ветер развевал длинные белые волосы, а его позолоченный панцирь был сделан будто из рыбьей чешуи.
- Я, Великий Вождь Даго Господина. Еще он назвал меня Тем, Кто Выражает Его Волю.
- И какова же его воля?
- Он не желает тебя видеть, господин... – склонил перед ним голову Петронас; одновременно он дал знак своим воинам, и вна весеннем солнце внезапно блеснуло пять сотен мечей.
Чем были три десятка воинов Лестека по отношению к пятистам всадникам Петронаса. Перепугался Лестек, поскольку по натуре своей был он трусоват, что сейчас македонец прикажет ударить. Потому он молча развернулся и уехал в Познанию.
После того пришла весть, что Дабуг Авданец во главе трех сотен воинов прибывает в Гнездо, чтобы поклониться Даго Повелителю и предложить ему свою помощь в том, чтобы отомстить Сватоплуку. Ему заступил дорогу Петронас во главе всей младшей дружины, насчитывающей тогда полторы тысячи хорошо вооруженных всадников.
Усмехнулся Дабуг Авданец Петронасу, поскольку уже знал, как отправили назад Лестека.
- Хочу я поклониться Пестователю, - сказал Дабуг, - чтобы получить согласие на завоевание Земли Шлёнжан. Ничто не будет столь больным для Сватоплука, как потеря тех земель.
И ответил ему Петронас:
- Пестователь назвал меня Тем, Который Выражает Его Волю. И вот что я отвечу тебе: Даго Господин не желает со Сватоплуком ни войны, ни мира. Так что поступай так, как приказывает тебе разум.
- Мне хотелось бы услышать это из уст самого Пестователя.
- Так не случится. Уйди с миром, Авданец, - жестко заявил Петронас.
И отбыл изпод Гнезда Авданец, и не только лишь потому, что его отряд был слабее воинов Петронаса. У него имелись свои большие планы, так что не хотел он ввязываться во внутренние стычки, чтобы не погубить собственных оружных.