-Это правда, - кивнул Лестек, делая вид, будто бы, как и Авданец, он прекрасно ознакомлен с положением дел в Гнезде. Впрочем, правдой было, что когда он прибыл к Гнезду, чтобы помочь Пестователю в поисках Зоэ, этот Петронас попросту прогнал его домой.
- Мой господин, Дабуг Авданец, - продолжал Здзех, - в тебе, господин по имени Лестек, признает единственного преемника нашей державы. Четверых великанов породил Даго Господин: Палуку, Авданца, Семовита и тебя, господин по имени Лестек. Но среди этих великанов ты самый великий и могущественный, и на твоей стороне закон, позволяющий управлять иными братьями. Потому Дабуг Авданец, озабоченный тем, что нет уже у Пестователя своей воли, обращается к тебе, господин, с вопросом: согласен ли ты, чтобы он принес тебе свою присягу и отдался в твое пестование. Мало того, он желает уговорить Палуку, а еще и Семовита, чтобы и те дали тебе присягу, тем самым спасая единство нашей державы.
- Знаешь ли ты, что за подобные слова тебя ожидает смерть? – произнес перепуганный Лестек.
- Я уже стар и смерти не боюсь. Мой господин, Дабуг Авданец, не уговаривает тебя стать Пестователем и властителем Гнезда. Но, раз у Даго Пестователя нет уже собственной воли, что остается его сыновьям, как отдаться в пестование величайшего из них, то есть в твое пестование, господин? Мой повелитель, Дабуг Авданец, не подговаривает тебя отобрать власть у собственного отца, но он имеет в виду лишь то, чтобы не македонец Петронас, но ты, господин, стал судьей среди своих братьев-великанов. Ты не станешь по этой причине Пестователем, но юдексом, то есть судьей своих братьев. Такие царят законы в свете, к примеру, в Византионе, равно как и среди франков, что, когда повелитель серьезно болеет или чувствует недомогание, один из его сыновей становится тем, кого остальные братья слушают, от него получая милости и разрешения, он же разрешает их споры. Нельзя ведь допустить до того, чтобы какой-то чужой македонец управлял от имени Пестователя и отдавал приказания его сыновьям. Титул юдекса и корона, которую ты получишь от своих братьев, ни в коей степени не уменьшают прав твоего отца. Державой полян и далее владеет Даго Пестователь, а на время его болезни ты, господин, станешь тем, кого станут слушать, и у кого должны будут просить совета твои братья и наиболее влиятельные люди этой страны.
- А согласны ли с таким Палука и Семовит? – спросил исполненный тревоги Лестек, поскольку возвышения опасался, хотя и сильно того желал.
- Дабуг Авданец выслал посланца к Палуке и получил его согласие. В том числе и Семовит из Крушвицы выразил желание, чтобы стал ты юдексом, а он мог дать тебе присягу, что означает: он согласен стать твоим вассалом.
- А что желает Дабуг Авданец взамен за то, что наденет на голову Лестека корону юдекса? – хитро спросил Наленч, подозревая, что в предложении Авданца кроется какая-то опасность.
Поклонился ему старый Здзех и сознался:
- Обратился Дабуг Авданец к Даго Пестователю с просьбой дать разрешение на завоевание Земли Шлёнжан. Но Даго Пестователь болеет Отсутствием Воли, и не сказал на это ни "да", ни "нет".
- Захват Земли Шлёнжан грозит войной со Сватоплуком, - перепугался Лестек.
- Нет, господин. Дабуг Авданец является вассалом короля тевтонцев, Арнульфа, а еще у него имеется позволение епископа Великой Моравы, Вичинга. Не будет войны со Сватоплуком, поскольку господин мой, Дабуг Авданец, начнет платить дань Сватоплуку, причем, больше, чем та, которую сейчас выплачивают жупаны Шлёнжан. В свою очередь, как считает мой господин, тебе ничего не грозит за захват Земли Любушан вплоть до самой Вядуи. Пестователь дал тебе во владение Познанию, но вот земель поскупился.
Тут отозвалась слепая наставница:
- Как я слышу, твой господин, Дабуг Авданец, является вассалом Пестователя, а еще - вассалом короля тевтонцев, Арнульфа, теперь же желает сделаться вассалом Лестека. Достойно ли иметь столько повелителей над собой?
- Таковы обычаи, госпожа, - ответил ей с презрением Здзех.
- Прав он. Таковы теперь обычаи на свете, - кивнул Лестек, так как не желал раскрыть свое неведение и отсутствие знакомства с обычаями на свете.
Только не освоился он легко с мыслью о столь неожиданном возвышении над могущественным Авданцем, над тщеславным Семовитом и над красивым здоровяком Палукой. Он решил обдумать предложение и сказал:
- Завтра получишь от меня ответ.
Здзеху предоставили самую красивую комнату во дворе Лестека, изысканную еду и вино, а еще молодую девку, чтобы та согрела его старые члены.
А еще тем же вечером в палаты слепой наставницы, которая его воспитала, пришел Лестек, чтобы посоветоваться с ней.
- Что следует мне делать, матушка? – голос у него ломался. – Не попаду ли я под гнев отца, если стану судьей своих братьев?
И слепая наставница усмирила его беспокойства.
- Ты же не протягиваешь руку за отцовской властью. Это твои братья жаждут, чтобы ты стал их судьей и разрешил их дела. Я воспитала из тебя великана, и все это видят. Тебе поклонится могучий Авданец, Семовит, а так же и Палука. Кто же тогда станет отрицать, что именно тебе дано править над Державой Полян, раз твои сводные братья признали тебя самым мудрым и самым могущественным?
- А если отец разгневается на меня за то, что без его воли избрали они меня юдексом? – спрашивал все еще не успокоившийся Лестек.
- Но как же должен он выразить свою волю, раз нет у него воли? – объявила наставница. - Неужели ты столь сильно боишься его? Говорят, что в нем отозвалась кровь карликов.
- Не говори так, умоляю, - упал перед женщиной на колени Лестек. – Даже если когда нет воли у Пестователя, имя его страшно.
- А я хочу, чтобы твое имя было столь же страшным, как имя Даго Пестователя. Авданец желает сделать тебя юдексом, ибо ты дашь согласие на захват Земли Шлёнжан. Но подумай и о себе. Разве не должен ты, с помощью Палуки, захватить страну Вольных Людей до самой реки Вядуи? Чем ты докажешь, что являешься достойным преемником Пестователя, если не станешь вести войн, какие он сам вел в молодости?
И когда она эт говорила, вся предыдущая жизнь встала перед невидящими ее глазами. Когда вышла она замуж за Спицимиру, никогда недумала о власти. Самое большее, притягивала ее власть любви, которую имела она над мужем. Но со временем – разве не пожелала она, чтобы все чаще Спицимир и слуги рассказывали ей, какая она красивая, какое восхищение пробуждает, когда едет на коне рядом со своим мужем? Сколько раз уговаривала она Спицимира устроить прогулки верхом в околицах Гнезда, поскольку, проезжая посады, чуткие ее уши слышали наполненные восхищением слова людей, мимо которых они проезжали. От слуг знала она, что Спицимир является карающей десницей Даго Пестователя, и что побаивается его даже всесильный канцлер Херим. На самом же деле, это она управляла державой и отдавала приговоры, поскольку Спицимир советовался с ней по каждому серьезному делу. Разве не возвысили ее, давая на воспитание Лестека, будущего преемника Пестователя? И она сделала все возможное, чтобы тот полюбил ее словно настоящую мать; она же полюбила его как сына, а, возможно, даже еще сильнее. "Не вижу никого, но все видят меня", - так она думала и, со временем, так чувствовала. В особенности, с того момента, когда, зная о ее тайном могуществе, сотни обычных, да и лучших людей, приходили к ней, целовали край ее платья и умоляли замолвить словечко у Спицимира, Херима или даже Пестователя. И убедилась она, что имеется в ней некая громадная сила, поскольку эти могущественные люди слушали ее и делали то, чего она у них просила. Разве не случился такой день, когда через слуг сообщила она Пестователю, что желает с ним переговорить, и тот незамедлительно появился у нее в комнате и выслушалто, что собиралась она ему сказать? Разве не пришел момент, когда с маленьким Лестеком на коленях не уселась она на троне ядом с Пестователем, словно его жена и владычица? Не видела она перед собой никого, но слышала шорох дыхания людей, лязг оружия, высказанные слова, даже те, которыми перешептывались между собой. "Какая же она красивая, - говорили люди. – Какая добрая и милостивая". И разве плохо то, что если даже судьба у человека чего-то и отберет, к примеру – зрение, та же судьба чего-нибудь и дает взамен, допустим, власть над тысячами людей и дел.
Но тут прибыла сюда Любуша, и никогда уже воспитательница не уселась на троне рядом с Пестователем, но поселилась с Лестеком в боковом крыле тесного двора в Гнезде. У нее еще оставалось немного власти; еще то один, то другой искал у нее совета и заступничества у Спицимира или Херима Только это уже не было таким, как раньше: она словно бы грелась у гаснущего огня. А когда Спицимир умер, попросила она у Пестователя дать согласие на свой и Лестека выезд в Познанию.
В соответствии с ее указаниями, Нленч сделал изПознании град крупнее и могущественнее Гнезда,двор был красивее и богаче. Вновь могла она заседать с Лестеком в парадном зале, выслушивая просьбы и советы, восхищения над своей милостью и красотой, хотя говорили, что волосы ее поседели. Крайне внимательно слушали ее Наленч и Лестек. Это она была истинной владычицей Познании. Вот только Познания не стала Гнездом, а Лестек не заменил Пестователя. Она радовалась тому, что Любуша рожает одних девочек, ибо, хотя ведомо было ей о том, что Пестователь купался в похлебке долголетия, был он, тем не менее, смертным, и каждый день мог принести Лестеку власть над Державой полян. От Спицимира было ей известно, что такое шпионы и доносчики, как следует их выслушивать и вознаграждать. Так что знакомо ей было всякое, даже самое малое событие из жизни двора в Гнезде. Услышала она о Петронасе и прекрасной Зоэ, об удивительной страсти, охватившей Пестователя к юной сестре Петронаса, а так же о возвращении Дабуга Авданца и его расправе над дядьями. Сама она не очень-то понимала, что означает страсть к мужчине. Она позволяла Спицимиру входить в себя столько раз, сколько он желал, но никогда в жизни не возбудило в ней это страсти. Только лишь через множество лет, уже в Познании, окруженная служанками, постоянно прислуживавшей ей как слепой, когда ее мыли и купали, познала она наслаждение от одной из невольниц с далекого юга. С того времени случалось ей призывать на ночь какую-нибудь девушку и приучала ту давать наслаждение другой женщине. Никогда о том не узнал ни Лестек, ни Наленч, поскольку было очевидным, что слепая женщина даже в ложе требует заботы и опеки женщины видящей. Впрочем, даже эта с