А ведь не только через Витляндию поляне торговали и с западом, и с востоком. Многочисленные купеческие караваны шли черезПознанию и Гнездо к эстам и курам, в купеческие города русов. Крупный торговый тракт вел с запада через Вроцлавию и Каракув до самого Киева. И хотя Вроцлавия с Каракувом полянам не принадлежали, но в годы мира, поляне со своими товарами бывали и там, покупая за них вещи даже от таких далеких народов, как серы. И стоит знать, что сами они тоже обучились различным ремеслам и могли производить различные вещи, столь же красивые, а то и красивее, чем вещи с запада или востока. Вокруг градов находились веси, в которых жили и работали кузнецы, производящие замечательные мечи, острия для копий, металлические части для упряжи, а еще лемеха для пахоты. Многие веси были знамениты производством красивого и тонкого льняного полотна, удобной обуви, драгоценных седел, замечательно украшенных глиняных горшков. По чужестранным образцам и по своим собственным золотые украшения производили злотники-ювелиры, потому не было чем-то необычным встретить у полян женщину или девицу с золотыми серьгами-заушницами. Золотыми височными кольцами или с бесценной диадемой на голове. Богато ходили и состоятельные мужчины – зимой они кутались в меха диких животных, поскольку таких хватало в обширных пущах, летом дже они одевали легки одежды из мягкого сукна, у них имелись красиво вышитые рубахи, шляпы из заячьего фетра. Золотые или серебряные цепи украшали им грудь, на бедрах были застегнуты драгоценные пояса. О богатстве полян по всему свету рассказывали купцы, восхищенные их склонностью к поддержанию чистоты, их культурным обращением и гостеприимством.
Правдой остается, что они не возводили каменных домов, как это делали народы запада и в Византионе. Каменным зданиям – холодным и сырым, которые к тому же сложно было обогреть – они предпочитали обширные дворища из дерева. Деревянно-земные валы возводили они вокруг собственных градов, и такой способ обороны был столь же действенным как стены из камня. Таких валов могли они насыпать по нескольку вокруг дворища своего вождя или богача; говорили, что грады их похожи на павлиньи перья, поскольку валы те как будто бы сходились у малейшего глазка, делая его невозможным для добычи. Поляне не строили каменных замков не потому, что не умели подобных сделать, но потому что их предками были лендицы и гопелляны, а у этих племен с камнем было туго; впрочем, деревянные дворища они считали более теплыми и более легкими для отстройки, если были уничтожены огнем или неприятелем.
Так что не следует удивляться тому, что на свою встречу четыре сына Пестователя прибыли в роскоши и богатстве. С собой они привели отборные отряды, чтобы каждый мог похвастаться перед другими достатком. Многие их воины носили посеребренные панцири, золотые шпоры, пояса, инкрустированные драгоценными камнями. Бесценными казались их мечи и кольчуги, шлемы на головах, тарчи, называемые "щитами". Говорят, что если бы в это время на этой лесной поляне появился король тевтонцев или западных франков, он остановился бы в изумлении – столь громадным богатством и столь большой способностью к бою отличались воины сыновей Пестователя. Впрочем, и они сами казались вне всякого выражения великолепными.
Слепая наставница, которая прибыла вместе с Лестеком, видеть их, понятно, не могла, правда, для нее Лестек и так был самым замечательным и красивым. Но вот собравшиеся на поляне воины видели нечто иное. Авданец, Палука и Семовит были похожи друг на друга как три капли воды – высокие, широкоплечие, с длинными, практически белыми волосами красивыми лицами. Один Лестек по сравнению с ними казался кем-то чужим, рожденным из семени иного отца. От своей матери, Гедании, он унаследовал высокую и худощавую фигуру, но в плечах был узким, грудная клетка его была впалой. Желтоватая кожа и крючковатый нос не прибавляли ему красоты, равно как и постоянно бегающие серые глаза, посаженные в глубоких глазницах. Говорили, что каждый из его братьев сильнее и богаче его, рожденного в законном ложе, от матери княжны; трое остальных сводных братьев постановили по подсказке Авданца сделать его юдексом, то есть судьей среди братьев. И наиболее мудрые богачи догадывались, почему так случилось. Слабым и непостоянным был характер Лестека, а сыновья Пестователя желали войны и добычи, желали они расширить свое владычество, завоевывая соседние народы и племена. А раз Пестователь – как о том ходили слухи – заболел Отсутствием Воли, так кто мог бы дать им согласие на начало приготавливаемых ими войн, как не слабый и непостоянный Лестек из Познании?
И приходило ли в голову Лестека, а почему это братья именно его выбрали в качестве юдекса? Ведь достаточно ему было глянуть на Палуку, Авданца или Семовита, чтобы понять, что никак он не заслуживает такого отличия. Те были истинными великанами, а он по сравнению с ними казался карликом. Только жажда власти ослепляет человека столь же сильно, как истинная слепота. "Возможно, и не обладаю я столь великанской, как у них, фигурой, - размышлял о себе Лестек. – Зато они знают, что у меня имеется мудрость, которой им не хватает, и величие, которое я унаследовал вместе с кровью матери". Еще Лестеку казалось, что его братья дарят его любовью. Не знал он Книги Громов и Молний, которая учила, что "никто не любит властителя, один лишь властитель любит самого себя".
И так случилось, что одним солнечным днем, в своем громадном шатре, на привезенном сюда из Познании деревянном троне уселся Лестек, а рядом с ним, на втором троне наняла место слепая наставница, а ее сын, Наленч, встал у нее за спиной. Шатер заполняли десятки нарядных воинов из дружины Лестека и его братьев. А у входа в шатер встали три небрачных сына Пестователя – Авданец, Палука и Семовит, и все трое попросили они, чтобы Лестек принял их. Лестек приказал задуть в коровьи рога, и вод их пронзительные звуки в его шатер по красному длинному ковру вошли три великана. Первым шел Авданец, держа в руках украшенную шкатулку. За ним шествовал Семовит, а в самом конце шел Палука с глупой улыбкой на красивом лице, что никого не удивляло, поскольку издавна его знали как красивого, но глупого верзилу.
На полпути к трону Лестека Авданец вдруг пал на колени, открыл шкатулку и вынул из нее блестящую драгоценными камнями корону юдекса.
- Господин мой и брат, - заговорил Авданец. – Повелитель наш, Даго Пестователь, погружен в отчаянии после утраты любимой женщины. От имени Пестователя править нами елает чужой человек, македонец по имени Петронас. Достойно ли такое, чтобы чужой человек обладал властью над сыновьями Пестователя? Наш отец, Даго Господин, наверняка вскоре обретет силы и стряхнет с себя отчаяние. Но на то время, которое отделяет нас от этого великого момента, должны мы иметь кого-то, кто будет нам судьей и разрешит, что хорошо, а что плохо. Потому, господин наш, Лестек, сын Пестователя и наш брат, мы желаем предложить тебе корону юдекса, то есть судьи между братьев. Ты один ее заслуживаешь, поскольку рожден ты от истинной княжны, владычицы полян. Так что суди нас и владей нами.
Произнеся это, Авданец на коленях пополз к трону Лестека. За ним, правда, уже не на коленях, пошли два других сына Пестователя: Палука и Семовит.
У ступеней трона Авданец поднялся и наложил блестящую корону на белобрысые волосы Лестека.
Всех оглушил пронзительный грохот ударов мечей о тарчи, что означало, что воины, заполняющие шатер Лестека, дают свое согласие на действия Авданца.
Тогда Лестек вытянул свои ладони в сторону братьев. Те оочередно подходили к нему – поначалу Авданец, затем Семовит и Палука. Опустившись на одно колено, вкладывали они свои ладони в ладони Лестека.
Когда же произошло это, Лестек приказал подать табуреты своим братьям. Он позволил им усесться у ступеней своего трона и так произнес дрожащим от волнения голосом:
- Правду сказал мой брат, Авданец: отец наш, Даго Пестователь, заболел от отчаяния. Что же тогда должны сделать его сыновья, чтобы в нашей державе царил порядок и лад? Принимаю от вас корону судьи, и буду говорить вам, что есть добро и что есть зло, до тех пор, пока господин наш, Даго Пестователь, не обретет вновь своей воли.
И снова раздался оглушительный лязг ударов в щиты, хотя собранные в шатре воины Лестека лучше, чем кто-либо видели, что те трое, которые сидят на табуретах, более красивые, более рослые, сильнее истекают золотом, чем тот исхудавший и желты лицом человек, который стал их судьей. Белые волосы Авданца, Палуки и Семовита буквально блестели. Волосы Лестека были серыми и редкими, лицо уродливое по причине крючковатого носа. Но именно на голове Лестека блестела корона юдекса.
- Мне знакома история различных народов, - заявил Лестек, когда наступила тишина. – Бывало такое, что когда властитель заболевал, его сыновья начинали войны один с другим. У нас такого не должно случиться. Потому я принимаю корону юдекса. Не распадется наша держава, всегда мы будем представлять единство.
Поднялся со своего места Авданец, вновь опустился перед Лестеком и громким голосом сказал:
- Брат мой и судья, господин мой, Лестек. Похищена была любимая женщина нашего отца. Можем ли мы согласиться с таким оскорблением? Знаю я, что след ведет в Землю Шлёнжан. Позволь мне, господин наш, Лестек,мой судья и повелитель, спросить у тебя: будет ли в том что-либо плохого, если я пойду по тому следу в землю Шлёнжан?
Долгое время молчал Лестек. Он прекрасно понимал, что пойти последу похитителей означало начать завоевание Земли Шлёнжан, что, в свою очередь, могло грозить войной со Сватоплуком. Этой войны Лестек боялся. Потому-то, только лишь после того, как толкнула его локтем слепая наставница, сказал он:
- Согласен я, Авданец. Отправься по следу тех, кто похитил любимую женщину нашего отца. Отомсти за страшное оскорбление.
Уселся на своем табурете Авданец, но тут же встал Семовит и сказал:
- Любимый мой брат и судья. Ты, знающий, в чем заключается зло и добро. Дошли до меня вести, что и князь Ватай из Градов Червенских замешан в похищение женщины отца нашего. Дай мне право изучить это дело. Хочу я завоевать Грады Червенские.