Кивнул головой Лестек:
- Брат мой, Семовит, исполняй повинность свою. Имя отца нашего, Даго Пестователя, не может быть опозорено. Если ты чувствуешь себя в силах, пойди по указанному тебе следу. Я, Лестек и юдекс, объявляю, что все, что сделает Семовит – есть хорошим.
Уселся на табурет Семовит, но тут же поднялся Палука со словами:
- Господин мой и брат, Край Вольных Людей, прозываемых любушанами, с давних уже пор просит тебя, господин Лестек, и меня, Палуку, о включение их земель в твое владычество. Выражаешь ли ты согласие, чтобы я, вместе с тобой, взял любушан во владение?
- Но это грозит войной с велетами, - заметил Лестек.
- Разве не поддадутся велеты перед твоим, господин, и моим могуществом? Разве не пришло время, чтобы исполнилось древнее предсказание, что Край полян расширится вплоть до реки Вядуи, прозываемой Одрой? Ради тебя, юдекс, и вместе с тобой желаю я овладеть землей вплоть до Вядуи.
Много золота потратил Авданец, чтобы Палуку уговорили произнести эти слова. Лестек войн боялся. Но вместе с тем он жаждал расширить свое владычество и доказать народу, что он великан. Слова Палуки и ответы Лестека давно уже были сложены слепой наставницей и Авданцем. Лестек громко произнес:
- Если народ любушан желает находиться в границах Края полян, тогда не могу я поступить иначе, как только согласиться на твой поход. А раз дело 3то доброе, я помогу тебе.
Словно громом бури заполнился шатер Лестека. Не осознавая себя, воины били мечами по щитам, выражая свое удовлетворение. Слова Лестека предсказывали множество военных походов. Война могла принести добычу и богатство для выживших. Разве не слишком долго край полян дремал в спокойствии? Разве не пришло, наконец-то, время, чтобы каждый воин мог проявить свои умения в самом настоящем бою?
Радость воинов и удары мечами поразили Лестека. Он даже съежился на своем троне, напуганный мыслью о войне, хотя ведь то, что он только что произнес, давным-давно было составлено для него Авданцем и слепой наставницей. Но одно дело выучить наизусть полтора десятка слов, а другое дел – произнести их публично, поскольку тогда становятся приказом и деянием. Согласие на завоевание Земли Шлёнжан, на поход против князя Ватая, на захват Земли любушан – все это означало самую настоящую войну, в которой и он, Лестек, должен был принять участие. А разве плохо ему было спокойно жить в Познании, пускай и без короны юдекса? И что с ним станется, если на защиту Шлёнжан и Ватая встанет всемогущий Сватоплук?
Невидящая наставница знала чувства того, которого считала чуть ли не собственным сыном. Сидя на троне рядом с ним, вновь толкнула она его локтем, чтобы прибавить ему отваги. Женщина не была глупой. Когда к ней прибыл посланец Авданца и предложил отдать Лестеку уорону юдекса, она долго откладывала выражение согласия.
Поначалу она послала в Гнездо своего сына Наленча, чтобы тот встретился с Пестователем и получил от него согласие на коронование Лестека.
Только Наленч не предсталпред лицом Пестователя. Перед самым Гнездом перегородили ему дорогу воины Даго, которыми командовал македонец Петронас.
Наленч ожидал увидеть грека с кудрявыми черными волосами, поскольку именно так выглядящих греков видел он среди купцов. Тем временем, он предстал перед огромным мужчиной с длинными, почти что белыми волосами, настолько похожим на Авданца, что на какое-то время утратил дар речи. Потом, все еще не умея овладеть собственным изумлением, покорно сообщил Петронасу, с какой целью желает он встретиться с Пестователем.
Македонец оказался вежливым, а тон его голоса мог показаться даже униженным. Чуть ли не извиняясь, он начал оправдываться:
- Прости меня, господин, являющийся посланником Лестека, за то, что не встретишься ты с Пестователем. Даго Господин разыскивает похищенную женщину, и никто не знает, где можно его найти. Но он приказал чтобы я был Выразителем Его Воли, потому я приглашаю тебя в Гнездо, где я стану говорить с тобой от его имени.
Поначалу Наленч хотел прекратить переговоры и повернуть назад, вПознанию, поскольку презирал македонца, который вкрался в милости Пестователя. Но, поразмыслив, он сдержал свою нехоть и даже обрадовался приглашению в Гнездо. Он опасался пронзительного разума Даго Пестователя и подумал, что с македонцем будет легче договориться по делу короны юдекса, которую хотели Лестеку предложить его братья.
И, похоже, он не ошибся. Петронас принял его достойно, в его честь дал пир, а на следующий день разговаривал чрезвычайно дружески:
- Может ли быть что-нибудь более замечательное, чем братская любовь и согласие? – спросил Петронас у Наленча. –Что в том плохого, что сводные братья желают сделать Лестека из Познании своим судьей или же юдексом?
- Так, господин. Это замечательное и доброе дело, - кивнул обрадованный Наленч. – Вот только, согласится ли на это Пестователь? Не посчитает ли он, что подобным образом будет ограничена его власть над сыновьями?
Петронас милостиво улыбнулся и заявил:
- Даго Господин и Пестователь любит то, что правильно и служит добру. Почему бы стал он осуждать предложение Лестеку короны юдекса?
И тогда Наленч решил играть в открытую. Он признался:
- Корона юдекса дается Лестеку не даром, мой господин. Авданец желает завоевать Землю Шлёнжан. Семовит же желает получить согласие на военный поход против Ватая. Ну а Палука с Лестеком желают захватить Землю любушан. Пестователь, он же человек мира, а все эти походы грозят войной.
- А разве война не является ремеслом воина? – вопросом на вопрос ответил Петронас.
- Захват Земли Шлёнжан, любушан и поход против князя Ватая может разгневать князя Сватоплука. Мы не знаем большей мощи, чем имеется у Великой Моравы.
- Даго Пестователь не обязан знать о каждом шаге своих сыновей. Это ведь Лестек, как судья собственных братьев, должен выдать им разрешение на ведение войны. Разве не случается так, что если кто-то держит на своем дворе очень злых собак, случается, что те срываются с цепи и кусают чужого человека.
- Это почему же ты сравниваешь сыновей Пестователя с злыми собаками? – отшатнулся Наленч.
- Извини, если я чем-то тебя оскорбил, но я не могу более верно выразить то, что желают сделать сыновья Пестователя. Ведь если военные их походы закончатся неудачей, они возвратятся, словно собаки с поджатыми хвостами. А если они одержат победу, разве не обрадует Пестователя известие, что его держава сделалась еще большей и могущественной? Ибо сказано ведь: пускай не знает правая рука, что делает левая.
- Но Сватоплук, господин... – начал было возражать Наленч, но Петронас перебил его:
- Сватоплук пришлет послов к Пестователю и спросит его, он ли разрешил военные походы против племен, подчинявшихся Великой Мораве. И ответит ему Пестователь: "Я ничего не знаю о каких-либо войнах. Наверное, это мои неуклюжие сыновья устраивают какие-то разборки со своими вассалами. Накажи их, если желаешь, или их накажу я".
- Не играйся, господин мой, в непонятные мне разговоры. Я не воспитывался, как ты, в Византионе. Но хочу знать правду. Можно ли Лестеку принять корону юдекса и выразить согласие на военные походы?
И ответил ему византиец Петронас:
- Эта страна уже слишком долго живет в мире. Заржавели мечи воинов и острия копий. Нельзя слишком долго держать на привязи свору злых псов. Если мои слова тебе неприятны, то, возможно, и лучше, что ты разговариваешь со мной, а не с Пестователем. Потому что я согласен с тем, чтобы кто-нибудь выпустил из руки поводки, на которых пленены псы Пестователя. Давно уже надлежит нам получить Землю Шлёнжан и княжество Ватая. И нам должна принадлежать Земля любушан. Так что пусть покроет голову Лестека корона юдекса. Только это уже не мое дело, что юдекс посчитает добрым или злым.
- Не выражаешься ты ясно, благородный господин, - осторожно заметил Наленч. – Говоришь так, будто знал все мысли Пестователя, но ведь ты всего лишь его слуга.
- Да, я его слуга, - Петронас покорно склонил голову. – Но я стал Выразителем Его Воли. Ты не сможешь увидеться с Пестователем, поскольку он того не желает. Впрочем, разве не догадываешься ты, что не услышишь от него ни "да", ни "нет"? Потому послушай моего совета: возвращайся вПознанию и вместе с Лестеком обдумай мои слова.
Сказав это, Петронас поднялся из-за стола и попрощался с Наленчем глубоким поклоном. А тому не оставалось ничего иного другого, как ехать вПознанию, а потом вместе с Лестеком и слепой наставницей раз десять всяческими способами обдумывать слова Петронаса.
- Да кто такой этот приблуда, что может говорить подобным образом? – возмущался Лестек. – Быть может, он желает рассорить меня с отцом и направить на меня его гнев?
- Это правда, - признала наставница. – Но считается только одно: желаешь ли ты, Лестек, сделаться опорой своих братьев и носить корону юдекса, а когда-нибудь, возможно, и корону полян?
- Да. Хочу, - твердо сказал Лестек.
И вот теперь, когда все исполнилось, и он сделался юдексом – Лестек сидел на троне и дрожал от тревоги, что, быть может, подпал под гнев Пестователя. Но вместе с тем в его жилах растекалась удивительная сладость власти и изгоняла страх из его души. Ибо, разве не было чем-то чудесным сидеть на троне и в присутствии многих лучших людей и обычных воинов глядеть сверху на трех своих братьев: Авданца, Палуку и Семовита. И разве не было правдой, что, как говорили, войска четырех сыновей Пестователя были раза в два, а может – и в три раза, сильнее младшей дружины Пестователя; о могуществе Даго Господина теперь могла решать исключительно воля Лестека как юдекса. Ибо, если бы Петователь пожелал вести с кем-нибудь войну и вызвал себе на помощь старшую дружину, он должен был бы просить предоставить ему воинов своих сыновей, а по данному вопросу решение принимать мог исключительно Лестек как судья и повелитель собственных братьев. И вот так по правде, именно он, Лестек, был уже сильнее своего отца, Даго Господина. Так чего было ему бояться? Что значил для него гнев Пестователя?