Утром он выяснил, что у него пропала корона юдекса. Приказал Лестек Пакославу найти ту девку и отобрать у нее сворованную корону. Но узнал лишь то, что, скорее всего утром, как и многие другие девки, та сбежала в лагерь велетов. И с того момента странная слабость охватила Лестка. Не хотелось ему ни есть, ни пить, будто мертвый валялся он на ложе. Чтобы не скончался он от голода м полностью не лишился сил, сам Палука кормил его с ложки, запихивая еду в рот. Но и до Палуки, когда сидел он так на краю кровати, дошло, что тот ничем не походит на Пестователя, ибо нет у Лестка буйных белых волос, могучего торса, имеется лишь впавшая грудная клетка и крючковатый нос. Не мог забыть Палука слов Маджака, что совсем неважно, кто в каком ложе был рожден, важно, чтобы родился он добрым воином. Сам же Палука дал доказательство, что умеет сражаться, как никто другой.
Ходят слухи, что был такой момент в жизни Палуки, что когда кормил он Лестка из деревянной ложки, вдруг захотелось ему вытащить из-за пояса короткий меч и вонзить тому в грудь так, чтобы кровь брызнула в лицо, и смог он ее попробовать на своих губах. Но так, однако, не случилось, поскольку одно он понял, что мало у него ума, чтобы сделаться юдексом и судить таких людей, как Авданец и Семовит.
Утром опустели шалаши волков. Они отошли на север и скрылись в лесах на горизонте. После полудня взятые в неволю велетами пленники, в основном рыбаки, притащили под град украденные ночью лодьи и плоты. С большим трудом тащили их против течения, но практически все они очутились там, откуда их выкрали.
- Не доверяйте Маджаку, - предостерег Пакослав. – Мы, склавины, любим сражаться обманным путем. Потому я уверен, что когда половина моих и ваших войск очутится на право берегу Вядуи, Маджак неожиданно появится из леса и ударит на нас, чтобы испробовать вкус мести.
Правда, иного выбора у них не было. Потому на следующий день поначалу были переправлены через реку все сокровища града Любуш и его обитателей, затем женщин, детей, скот и лошадей. Утром же следующего дня начали переходить реку воины Пакослава и Лестка, поскольку Палука настоял на том, что своими отрядами будет до конца защищать как град, так и переправу. И ничто не сулило, что сбудутся предостережения Пакослава, так как ни один волк не высунул носа из леса на горизонте.
Лишь на третий день, когда к переправе готовились воины Палуки, а пустые лодьи и плоты перетаскивали с правого на левый берег, под сам град – из леса начала выступать громадная туча велетов. Видя, что враги очень многочисленны, воинов Палуки охватил страх. С огромным трудом, даже убив нескольких самых пугливых, Палука ликвидировал панику и вернул послушание в собственных рядах, он даже сумел закрыться в пустом уже граде Любуш.
А потом случилась неожиданная вещь, о которой потом пели песни. И рассказывают, и поют, что когда армия Маджака очутилась на лугах между лесом и градом, из леса на горизонте начало выходить какое-то новое войско. Поначалу шли дисциплинированные отряды пеших лучников, потом столь же дисциплинированные отряды пеших щитников. За ними двигались сотни тяжеловооруженных всадников. Вскоре даже с валов стало видно, что у каждого всадника имеется копье, а на нем – красный флажок с белой птицей Пестователя. Очевидным сделалось, что где-то ниже по течению, тихо и незаметно, через какой-то брод или же, построив плоты, на левый берег Одры перешла младшая дружина Пестователя. Сам ли он ею командовал, либо кто-то из его воевод – никто не знал. Только воины Палуки и он сам были уверены, что Пестователь не позволит волкам убить своих сыновей племени полян, даже если те и проявили надлежащее непослушание.
Замерли неподвижно отряды велетов. Было видно, что их вожди о чем-то горячечно советуются. Воины Палуки хотели выбежать из града навстречу волкам и начать с ними, на сей раз уже победный, бой. Но вот со стороны войск Пестователя донеслись звуки коровьих рогов, означавших мир. Вскоре с той стороны отъехало три десятка всадников, которые, окружив одного, ехавшего на черном, словно ворон, коне, в золотом доспехе, в белом плаще, с белым поясом и белым копьем в руке – медленно приближались к воинам Маджака. У всадника на вороном коне не было шлема на голове, его светлые волосы мочил мелкий дождь. "Пестователь ли это", - задумывались воины. Но когда тот подъехал ближе, выяснилось, что у него было юношеское лицо, то есть, он не мог быть никем иным, как Петронасом, величайшим из всех вождей Даго Пестователя.
В сорока шагах от тыльных отрядов велетов Петронас и сопровождавшие его люди остановились. Вновь заиграли рога, зовущие теперь на переговоры. Поспешил к Петронасу Маджак и его пятеро вождей, затем, в знак почтения, Маджак соскочил с коня и встал перед Петронасом.
- Я посылал к вам послов, господин. К самому Пестователю. В Гнездо и в Познанию, - громко загудел голос предводителя волков. – Ответа не было. Я же чужаков здесь не терплю, пускай это даже и сыновья Пестователя.
- Прости меня, господин, - Петронас тоже сошел с коня. – Но терпение это мать мудрости, потому следовало ожидать. Ибо, скажи, что ты сам сделал бы на моем месте? Любушане хотят сделаться частью полян. Это их град, и эта земля принадлежит им. И это их воля, а не твоя.
- Ни их воля, ни моя воля, пускай будет твоя воля, - хитро ответил на это Маджак, желая тем самым спасти от поражения собственных воинов.
- Хорошо говоришь. Тогда я объявляю, что мой повелитель, Даго Господин и Пестователь, возьмет во владение Землю Любушан. Мало того. Мой Повелитель, Даго Пестователь, шдарит ее сыну своему, Лестку, раз уж женится он на дочке Пакослава.
Склонился униженно Маджак и сказал:
- Позволь, господин, что я уйду со своими воинами и не буду присутствовать на свадьбе. Мой народ дик, и я не могу обеспечить спокойствия.
- Уйдешь? – Петронас был изумлен. – И ничего не предложишь молодым на их будущую, счастливую жизнь?
- У меня есть шкатулка с золотом.
- Отдашь еще и лошадей своих воинов.
- Со мной четыре тысячи человек. У тебя же – немногим более полутора тысяч. В граде лишь небольшая кучка воинов. Тогда давай начнем битву, и пускай будет она кровавой, - решительно заявил Маджак, ибо был он человеком, не знающим страха.
Знал он и то, что, как объявили его вождем волков, подняв на щите, так и теперь, после того, как вернется он с поражением, его вновь поднимут на щите, а потом сбросят на землю, выбирая себе иного вождя.
Заколебался Петронас, ведь их по сути ожидала кровавая битва, так как на левом берегу Одры воинов Палуки осталось мало, войск же Пестователя было меньше, чем воинов у Маджака.
Потому, в соответствии с обычаями склавинских народов, начался торг, чему быть: миру или войне. И удовлетворился Петронас лишь шкатулкой с золотом, данной ему Маджаком; н разрешил велетам отойти на север, по широкой дуге обходя войско Петронаса. А потом Петронас в окружении трех десятков своих воинов въехал в Любуш, где один на один встретился с Палукой.
- Струсил! – начал орать на него Палука. – Мы могли ударить на него с двух сторон и раздавить велетов, словно червяков. Кто дал тебе право, Петронас, отпускать их свободно и без боя?
А Петронас перед тем посчитал воинов Палуки в Любуше и выявил, что их всего три сотни.
- Маджак верно сказал, что битва должна была бы стать кровавой, - спокойно пояснил македонец. – И кто знает, вышли бы мы из нее с победой, ведь волки способны яростно сражаться. Меня же Пестователь выслал не для того, чтобы выбить своих воинов, но спасти жизни его сыновей. Ведь он вас любит, несмотря на ваше непослушание.
Он указал рукой на лодки и плоты, как раз подходящие к левому берегу реки.
- Переправляйся так, как вы запланировали это с Лестком. Или же догоняй Маджака и бейся с ним, если жаждешь славы. Еще повтори Лестку, что ему Даго Повелитель назначил земли любушан, если только он породнится с ними, взяв в жены дочку Пакослава, Живу.
Кровь ударила в голову Палуки. Сейчас, когда непосредственная опасность ушла, почувствовал он в себе силу великана и начал орать на Петронаса:
- Не приказывай мне, ты, грек, ведь это я сын Пестователя и великан!
- Не вижу я здесь великана, а всего лишь горстку воинов, спрятавшихся за стенами града, - насмешливо заметил Петронас.
Тогда, как об этом рассказывают люди, и поется в песнях, вытащил Палука меч из ножен и хотел броситься на Петронаса. Только схватили его и обезоружили свои же воины, а потом занесли в одну из лодок. Никто из воинов Палуки не встал на стороне своего повелителя, поскольку для всех было ясно, что бой с Маджаком должен был стать кровавым, и если бы не мр, заключенный Петронасом, многие из них, если не все, пали бы в сражении.
Вскоре все воины Палуки очутились на лодках и плотах, а в Любуше остался только Петронас. Что он собирался делать дальше, никто не знал. Люди Палуки считали, что, как только они переправятся через реку и соединятся с армией Лестка, их вождь отдаст приказ отослать лодьи и плоты за воинами Пестователя.
На правом берегу реки, в небольшой котловине, Палуку ожидали Лестек и Пакослав. Тут уже были расставлены шатры и сложены шалаши для воинов и людей из Любуша. Лестек и Пакослав видели, что деялось на левом берегу, но по причине большого расстояния мало понимали из того, что там на самом деле произошло. С огромным возмущением, плюясь слюной от ярости, рассказал им Палуука о договоренности Петронаса с Маджаком, о приказе Пестователя касательно свадьбы Лестка с дочкой Пакослава, Живой.
- Не будет Петронас давать мне указания, - грозил Палука. – Мой отец сошел с ума по той девке, Зоэ, и сделал Петронаса вождем своей младшей дружины. Но разве не мне дали корону юдекса?
Наступила ночь. В страшном бардаке, который царил в лагере Лестка, никто не отдал приказ, чтобы пустые лодки и плоты переправить на правый берег, в Любуш. В шатре Лестка разожгли масляные лампы; Палука пил с ним сытный мед и грозил Петронасу. А до Лестка дошло, что нашелся некто, кто встал выше него, единственного сына из законного ложа. И эти кем-то был чужак, македонец Петронас, с властью и армией, данной ему Пестователем.