Пакослав же понял, что или сейчас, или уже никогда не породнится он с родом Пестователя, и, утратив град Любуш, не получит ничего, если не совершит обручения своей дочки с Лестком.
- Вот прямо здесь, в этой котловине, мы и устроим тебе свадьбу, мой повелитель, - кланялся он Лестку. – А потом, как приказал это Пестователь, ты получишь в дар всю Землю Любушан, я же возьму себе в заботу какой-нибудь град на этой земле и вновь стану старостой.
- Согласен, - заявил Лестек, который все время помнил про указания и советы своей наставницы. – Но свадьба состоится лишь в Познании, ибо только этот град достоин такого события.
Они пили мед и ссорились друг с другом всю ночь. Палука жаловался, что по причине излишне поспешной переправы Лестка он сам остался в Любуше лишь с горсткой воинов. Лестек же кричал, что никакой Петронас не может ему приказывать и требовать послушания, даже говоря от имени Пестователя. Пакослав рассуждал о свадьбе своей дочери, Живы, что это настолько рассердило Лестка, что когда мед совершенно заморочил ему мозги, вонзил он короткий меч, что был у него за поясом, в грудь Пакослава, убив его тем самым до смерти. А когда это случилось, Палука с Лестком на миг протрезвели; до них дошло, что убийство Пакослава может означать бунт находящихся с ними в лагере жителей Любуша, равно как и других старост этой земли. И, кто знает, а не отберет ли при вести про убийство Пестователь у Лестка власти над всей завоеванной территорией. Потому под утро они тайком прикопали прямо в шатре труп Пакослава и поклялись друг другу, что будет заявлять: "не было Пакослава с нами, неведомо, что с ним случилось, куда он пропал". Несмотря на все советы настоятельницы, решил Лестек, что в полдень возьмет в жены дочку Пакослава, Живу, тем самым доказав свою привязанность к старосте.
Закопав труп Пакослава и дав один другому присягу молчания, оба заснули, поскольку были пьяны. Проснулись они в полдень и отослали лодьи и плоты в град Любуш за отрядом Петронаса. Сразу же Лестек объявил о своем браке с Живой, и все это случилось под радостные крики любушан и его с Палукой воинов. Снова все пировали, пили сытный мед, пиво и даже вино, поскольку так следовало делать на свадебном торжестве. Только вечером узнал Лестек, что те, кто поплыли за воинами Петронаса, застали град Любуш пустым, нигде не встретили они хотя бы одного воина Пестователя или вообще, хоть одну живую душу, которая могла бы рассказать, что случилось с младшей дружиной.
- Похоже, он знает какой-нибудь брод, то ли выше, то ли ниже нас, - догадался Палука. – Продолжим пировать, а вскоре Петронас прибудет сюда. И вот тогда-то мы с ним посчитаемся, чтобы понял он, что следует быть покорным с сыновьями Пестователя.
Всю ночь продолжалось веселье. Лестек поимел младшую дочку Пакослава и убедился, что поял ее без труда; выходит, Пакослав врал, что та еще не стала женщиной. Был у нее уже мужчина. Трезвея под утро, подумал он, что у него ведь может быть несколько жен, и дочка Пакослава, Жива, будет всего лишь одной из них, сам же он, благодаря этому браку, получит право на все земли любушан. Еще он подумал, что правильно сделал, убив обманщика Пакослава, которого теперь безуспешно разыскивали его ближние. И тут Лестек подсказал им, что староста, вероятно, ночью переплыл в Любуш за каким-то оставленным там добром.
Любушане пожелали искать Пакослава в Любуше. Но утром выяснилось, что это невозможно сделать. Кто-то заметил, что на левом берегу крутятся отряды волков, как будто бы Маджак выслал их на разведку. Выходит, не сдержал вождь велетов своего обещания, не ушел, а всего лишь притаился где-то в лесах, а вот теперь послал своих людей в опустевший град.
У Лестка спросили, что следует делать. Тот сказал:
- Это не мое дело, ведь с Маджаком договаривался Петронас. Как только Петронас появится здесь и передаст мне свадебный подарок Маджака, сундук золота, мы отравимся в Познанию.
Время шло, Пакослав не возвращался. Зато вокруг града отрядов Маджака собиралось все больше. Беспокойство о старосте проникло в сердца людей, поскольку звучали опасения, что если их староста поплыл в град, возможно, там его захватили волки и убили. Воины любушан и десятки обитателей града окружили шатер Лестка, требуя, чтобы тот приказал своим воинам переплыть Одру и отомстить за Пакослава.
- Ты, повелитель, теперь нам владыка! – кричали они. – И от тебя мы требуем покарать велетов.
Вышел к ним Лестек и сказал так:
- Слишком мало у нас плотов и лодей, чтобы переправить достаточное количество воинов. Та горстка, которая переплывет, будет выбита волками, а мы только будем беспомощно глядеть, как убивают наших братьев. Весной я организую новый поход и тогда расправлюсь с врагами на левом берегу Одры.
А будучи мстительным и чувствуя себя обманутым со стороны Пакослава, прибавил:
- Я женился на Живе, самой младшей дочке Пакослава, и связал тело свое с вашим народом. Если староста погиб, тогда я проявлю к вам еще одну милость: женюсь и на другой дочке Пакослава, таким образом, буду связан с вами вдвойне.
Ибо, познакомившись на свадьбе со второй, старшей дочкой Пакослава, Лестек возжелал ее так, что буквально пылал от похоти.
Для многих эта речь Лестка показалась странной, но народ начал подготовку ко второй свадьбе, поскольку люди склонны верить тому, кто ими владеет, пока не сделаются явными его вероломство и фальшь. Ибо, кто же мог предполагать, что тело Пакослава скрывает земля в шатре Лестка? Впрочем, с большей охотой народ пьет на свадьбах, чем рискует утратой жизни в бою.
Рассказывают и в песнях поют, что вторая свадьба, все же, не состоялась. Дело в том, что большая ватага волков подожгла Любуш на левом берегу Одры, и давние обитатели града с отчаянием в сердцах глядели с правого берега, как горят их дома. Можно ли в такой момент было устраивать свадебный пир?
Все жители Любуша собрались на высоком речном обрыве и своими глазами, как сотни велетов поджигают их жилища. Даже воины Палуки и Лестка очутились там, чтобы поглядеть на страшный пожар. Крутящиеся на левом берегу волки издавали радостные возгласы, которые были слышны через реку, так как вода несет голоса далеко. Одни лишь Лестек с Палукой сидели в шатре, пыли сытный мед и радовались мыслям об ожидающей Лестка второй свадьбе.
- Мой повелитель, - восклицал пьяный Палука, обнимая Лестка. – Воистину, ты самый хитроумный человек на этой земле, и Авданец верно сделал тебя юдексом.
Но тут в шатер вошел один из владык Лестка, под которым была сотня воинов, и громко известил:
- Выйди, господин, к реке и погляди, что творится на другой стороне!
На дворе уже стояла ночь, хмурая и беззвездная. Но, несмотря на плотную темень и морось, безумствующий на левом берегу пожар града давал столько света даже и на правый берег реки, что собравшиеся тут любушане, а так же воины Лестка и Палуки распознавали свои лица, ну а то, что творилось на другом берегу, видели как на ладони. Застыв от изумления и восхищения, глядели они на то, как из ночной тьмы появляются сотни конных воинов Пестователя, как с обнаженными мечами нападают они на никем не управляемые банды волков и устраивают резню.
Похоже, прежде чем поджечь град, велеты выкатили из дома Пакослава бочки с пивом и сытным медом, упиваясь почти до потери сознания. Теперь, когда их застали врасплох, волки защищались вяло и беспорядочно. Командирам никак не удавалось сформировать их в отряды, все были охвачены паникой. Воины Пестователя отрезали им дорогу к лошадям, оставленным на довольно отдаленном от града пастбище. Так что командовавший дружиной Петронас мог рубить велетов будто речной камыш.
Для глядевших с правого берега стало очевидным, что Петронас не поверил Маджаку. Македонец предвидел, что тот повернет и будет искать возможности отомстить. В связи с этим, Петронас укрыл свои отряды в лесу к югу от Любуша и ожидал, пока войско волков не вернется, пока не почувствует себя безнаказанным и ничем не угрожаемым. Поджог града стал для него наилучшим знаком того, что велеты уже ограбили град, что они, скорее всего, пьяны и действуют не как один кулак. Густая тьма позволила Петронасу подойти на самый край светового круга от пожара, а потом неожиданно воины Пестователя погнали своих лошадей галопом, словно гром с ясного неба, напав на воинов Маджака, бродящих туда-сюда вокруг горящего града.
Без приказа, как бы бессознательно, воины любушан, а так же несколько десятков воинов Палуки и Лестка, возбужденных видом резни волков, пожелали принять участие в бою; они запрыгнули в лодки и на плоты, чтобы переплыть на левый берег и помочь воинам Пестователя. Вместе с ними поплыла и старшая дочка Пакослава – то ли для того, чтобы сбежать от супружества с Лестком, то ли для того, чтобы искать отца в страшном пожаре.
Те, у кого было хорошее зрение, окриками сообщали остальным о происходящем на левом берегу. А там сражался Петронас, без шлема, с развевающимися белыми волосами. Те же, кто переплыл на левый берег, рассказывали потом про бой македонца с Маджаком. Великий вождь велетов изо всех сил бежал к коню, оставленному им на пастбище. Но высмотрел его Петронас, догнал и рубанул мечом по шее, по обычаю Пестователя отделяя голову от туловища. Эту голову, уже без волчьего черепа, насадил на копье кто-то из его воинов и показывал ее сражающимся, чтобы своим прибавить сил, ну а велетов еще сильнее напугать. Конюхов, стерегущих лошадей, тут же перебили, и перепуганные громадным огнем животные тут же разбежались по округе. Рассказывают, что потом любушане пару дней выискивали их по полям и лесам, пока, в конце концов, не собрали более тысячи штук, что было громадным богатством. Раздавлена была великая армия Маджака, жизнь сохранили только те из волков, которые успели добраться до темноты и до опушки леса. Из всей четырехтысячной орды, вроде как, всего тысяча воинов вернулась в свои дома. Таким образом доказал Петронас, что и левый берег реки, где остались развалины града Любуш, тоже принадлежит Пестователю.