Еще рассказывают, будто бы Валяшка нашла себе нового змея и держала го в корзинке в своей комнате. Как только в ту комнату входил человек с изменой в сердце или в мыслях, змей пронзительно шипел. А поскольку в комнаты Валяшки не было доступа простым людям, кметям или обычным смердам, а только окружным градодержцам, подкоморникам или коморникам, все радовались, когда изменников вели к поставленной на посаде виселице, где и вешали. Ведь после такой казни среди смердов делили одежду и кошель повешенного, а какой-нибудь из верных Валяшке лестков становился градодержцем или собирающим налоги подкоморником, захватывая дом и имущество повешенного.
Раз за разом к Арне и Семовиту высылали посланцев, что Валяшка хорошо управляет в Крушвице, что живот ее растет, и что наверняка родит она великана, поскольку беременность ее будет продолжаться не девять месяцев, как у обычных женщин, но месяцев двенадцать.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЧЕРВЕНЬ
Рассказывают, что в тот памятный день князь Ватай, властитель Червени, проснулся в паршивом настроении, поскольку заснуть ему удалось лишь незадолго перед рассветом; травило его какое-то странное, ничем не обоснованное беспокойство, и вызывающее бессонницу. О че он беспокоился, что его беспокоило – Ватай не знал, и потому с смого утра испытывал злость ко всем и ко всему. Сначала дважды ударил уже шестую свою жену, шестнадцатилетнюю Лиду, хотя та не дала ему никакой причины сердиться. Только Ватай с какого-то времени уже попросту не терпел ее, а женился на ней крайне поспешно, сразу же после того, как приказал отрубить голову своей пятой жене, Малуше, которая связалась с его небрачным сыном по имени Мына. Именно Мыну, как самого умного и самого храброго из своих сыновей, выделял Ватай выше двух своих сыновей, рожденных в правом ложе, и планировал объявить его своим наследником на троне в Червени. Да и свою пятую жену, Малушу, похищенную из державы князя Ляха, красивую и необыкновенно боевую, Ватай полюбил любовью шестидесятилетнего старика, то есть настолько крепко, насколько крепка самая толстая конопляная веревка. И эти двое, так им любимых и выделяемых среди других, предали его, втайне связавшись друг с другом, о чем донесли ему услужливые слуги при дворище. Мына успел сбежать к Даго Пестователю; Малушу взяли на пытки, и тогда призналась она, что не только распутничала с Мыной, но и указала ему место, где был спрятан клад скифов, что было величайшей тайной князя Ватая, которую в момент любовного возбуждения открыл он своей любимой жене. Малуше отрубили голову мечом на торге в Червени, а Ватай тут же взял себе новую жену, Лиду, так как считал, будто бы таким способом забудет про Малушу. К сожалению, от воспоминаний о Малуше избавиться он не мог, постоянно сравнивая ее с Лидой, и вот эта последняя показалась ему гнусной, уродливой дуррой. Не подумал Ватай о том, что ему уже шестьдесят лет, что кровь в нем остыла, что не радует его уже, как раньше, молодое женское тело. Он обвинял Лиду в том, что та не испытывает к нему страсти и без охоты ложится рядом с ним, уже не умея возбудить любовного влечения.
О Мыне же он старался забыть. Только ведь нельзя было заткнуть уши ко всем вестям из широкого мира. Так что узнал Ватай, что Мына женился на очень богатой и благородной госпоже Арне, которая воспитывала сына Пестователя, Семовита, и что теперь они вместе были властителями могучего и очень богатого града Крушвица. Еще доносили Ватаю, что Мына не перестает думать о мести и только и ждет случая, чтобы выдрать у своего отца сокровище скифов, которое отец Ватая насобирал, когда был атаманом грабителей курганов над Донапром. Это сокровище было тщательно спрятано в самом сердце Червени, перенести его в другое место у Ватая не было охоты, так как не мог бы этого сделать без помощи других людей, а это казалось ему опасным. Так что, лишь Ватай, а теперь еще и Мына знали секретный тайник. Только опасений старого князя это никак не пробуждало, ведь захватить сокровище Мына мог только тогда, если бы добыл Червень, а вот это было практически невозможным. Ибо Червень был выстроен на подмокших болотах, неподалеку от реки Хучвы. Всякое сухое место представляло собой отдельное поселение и крепостцу, которые были соединены с головной твердыней дорогами шириной в две телеги и выложенными драницами и стволами без веток. Полностью же занимаемая Червенью площадь составляла около сотни квадратных миль – согласно мер, используемых когда-то в Старой Роме. Чтобы захватить головную твердыню, необходимо было занимать отдельные, охраняющие ее поселения и крепостцы, что, в случае, если дороги разобрать, заставило бы захватчиков продираться через топи. Таким же недоступным когда-то был только Город Диких Женщин, и никто его не добыл, только лишь зараза смогла погубить его жительниц.
А ведь сама Червень не представляла собой всей державы Ватая. То, что называли Градами Червенскими, включало в себя обширную территорию, усеянную оборонными градами от реки Бук на востоке и за пределы верховий реки Вепш, на верховья реки Сан и вытекающей из них реки Вислок – на западе. На юге же – вплоть до реки Солокии и истоков реки Сан. Только лишь северная граница Градов Червенских не была точно установлена, но, как утверждали некоторые, доходила до того места, в котором нарождалась река, прозванная Припятью. Жители Червенских Градов в качестве соседей имели бужан, прозванных еще волынянами, княжество Карака и Край лендзян, ну а после поражения Карака соседствовали они с Великой Моравой, а после захвате Сандомирской Земли Пестователем – еще и с полянами.
Несмотря на такие оборонные свойства самой Червени, князь Ватай не хотел воевать с другими властителями. В его поселениях производили желанную всеми пурпурную ткань, которую князь продавал с большой выгодой. Через Червенские Грады шел купеческий путь из Киева на Каракув и Вроцлавию, а потом и дальше: в край богемов и даже к франкам. Так что гораздо лучше было обогащаться на торговле, а не воевать. Потому, когда возросло могущество Ростислава, а потом и Сватоплука, князь Ватай регулярно выплачивал им дань, не желая с ними задираться, а, скорее, иметь их в качестве своих опекунов. И вот, находясь в таком выгодном положении, Ватай не опасался мести Мыны. Зачем он прятал сокровище – он и сам не знал. Вероятнее всего, его удовлетворяла власть в Червени, и уж удивительнейшим наслаждением наполняла единственная ночь в году, когда входил он в секретное хранилище, где гладил, прикасался, чуть ли не ласкал золотые предметы, ограбленные когда-то из гробниц скифов. А уже потом ему на целый год хватало мысли о сокровищах, которыми он владел, об их красоте, а чем старше он становился, тем меньше привлекали его тела женщин; чем меньше мог он выпить пива или меда, тем сильнее был привязан он к своему сокровищу, и мучила его мысль, кому же придется его передать, и как этот кто-то растратит напрасно его сокровища. Отсюда же, когда сбежал Мына, и когда отрубили голову Малуше, решил Ватай, что тайна спрятанных сокровищ превратится в пепел на посмертном костре. Его двоим сынам растяпам – так он решил – хватит сама Червень и прибыли от изготовления пурпура иот торговли. Так что, пускай сыновья делятся Червенью и ее богатствами, но не сокровищем.
И все же, время от времени возникала у Ватая мысль, что когда сам он умрет, и когда сожгут его тело, тайна скифских сокровищ не полностью превратится в пепел. Ведь жил Мына, который знал, где богатство находится, которое так долго и тщательно Ватай скрывал. И если Мына и не сумеет самостоятельно захватить Червень, а вместе с градом – сокровища скифов, то эту тайну он может передать своим сыновьям, а у него, наверняка, будет их много, поскольку парень он еще молодой. Сыновья Мыны будут не такими увальнями, как сыновья Ватая, и когда-нибудь - возможно – с чьей-то помощью сумеют они добыть Червень, а с нею и то, чего никто кроме него самого никогда не мог права видеть.
Мучимый подобными мыслями, как-то раз Ватай пожелал уничтожить Мыну. Потому осенью прошлого года с радостью принял он от Сватоплука известие, что повелитель Великой Моравы весной планирует ударить на сына Пестователя, Авданца, чтобы отобрать захваченные тем Вроцлавию и Землю шлензян. Это был замечательный повод, чтобы и самому принять участие в планируемом Сватоплуком военном походе, ударить на захваченную Пестователем Сандомирскую землю, тем самым, втянуть в войну самого Даго Пестователя, а с ним – и находящегося по его опекой изменника Мыну. Ему казалось уверенным, что если в защиту Авданца, а так же Сандомирской земли выступит сам Даго Пестователь, обязательно вспыхнет война между полянами и Моравской Империей. Ну а победа моравцев для Ватая считалась более чем верной. Столь же уверенным казалось Ватаю и убийство Мыны в ходе такой войны.
Но Ватай был человеком осторожным, впрочем, у него самого не было уже ни здоровья, ни сил на то, чтобы принять участие в военном походе. Тогда он принял решение, чтобы сделать вождем этого похода Чему, сына седого уже князя Сандомира, уже несколько лет пребывающего в изгнании в одном из его малых городков. Так что подбодрил Ватай юного Чему, чтобы тот пожелал отобрать у Пестователя свое наследство, то есть – Сандомирскую землю. Снабдил он его массой наемных воинов, хорошенько вооружил и приказал выступать в бой.
И не было виной Ватая то, что Чема поспешил с военным выступлением, ну а интриги Пестователя привели к тому, что Сватоплук не выступил весной против Авданца, поскольку напал на него бастард короля Арнульфа с отрядами перекупленных мадьяров. Не оказался Сватоплук на северной стороне гор Карпатос, зато Чема захватил Сандомирскую землю. И если бы, быть может, на этом он и остановился, все как-то бы и сложилось. Только Чема в боевом азарте, гордый своей победой, ударил на Край лендзян, которые до тех пор жили в согласии с повелителем Червенских градов, победил князя Ляха, который вместе с большей частью своего народа ушел в Мазовию, а потом отдался в опеку Даго Пестователя и его сына, Семовита из Крушвицы.