И поимел Семовит жену своего брата, Живу, она же стонала от каждого движения его корня. А когда Семовит прыснул в нее своим семенем, сказала:
- Кто знает, господин, а не родится ли вскоре у тебя бастард, подумай об этом.
Только Семовит не услышал слов Живы. Только спросил:
- Придешь ли ты ко мне завтра снова?
- Приду, господин. И очень широко раздвину перед тобой ноги.
Авданец переживал серьезное беспокойство. Близился момент равенства дня и ночи. На Горе Шлензе ожидала его удивительнейшая женщина и удивительнейшее наслаждение. Так что же делал он здесь, в Гнезде? Какое ему было дело до коронации Семовита, раз он и так собирался вскоре отобрать у того власть? Его травила ужасная тоска по Шлензе и по ее священникам. И была эта точка настолько сильная, что Авданец не мог заснуть. Еще до рассвета приказал он разбудить своих воинов, оседлать лошадей, и когда утро сменилось днем, он уже направлялся к Шлензе, подгоняя лошадей плетками, чтобы успеть к моменту равноденствия.
Неожиданный отъезд Авданца Семовита не поразил. Даже можно было сказать, что подарил некое успокоение. Неоднократно предупреждала его Жива, которая считала, будто бы ее связь с Семовитом переродится в нечто более постоянное, что от Палуки ничего ему не угрожает, зато Авданца пожирают амбиции, так что никогда нельзя быть уверенным, когда захочется ему предать смерти того, кто занял трон Пестователя.
Почти что тысячу всадников и щитников насчитывала армия Авданца. И на столько воинов сделалось беднее войско Семовита. Только вот имело ли это значение, раз Кир, известный как Петронас, имел всего лишь половину того, что имелось у Семовита.
Торжество коронации Семовита в комесы державы полян прошло весьма скромно. Да, корона, изготовленная золотых дел мастерами в Гнезде выглядела роскошно, но Палука настолько неуклюже надел ее Семовиту на голову, что какое-то время та торчала криво, вызывая тихие смешки собранных в парадном зале воинов и лучших людей. На торжество не приехал ни один воевода: ни Ченстох, ни новый воевода Мазовии, не говоря уже про Наленча или Оржи, которые явно выступали как враги Семовита. Тем не менее, Семовит был доволен, он дал богатый пир, а потом беднякам на первом посаде бросал серебряные солиды.
Полюбил Семовит свой трон в Гнезде, полюбил и свою корону комеса. Злился он лишь потому, что нет Великого Канцлера, который во все стороны света отослал бы посланцев с сообщением о его коронации. У окружавших Семовита людей иногда складывалось впечатление, что их повелитель, похоже, слишком полюбил свою корону. Бывало, что в пустом парадном зале он стал сидеть один, закутавшись в пурпурный плащ, обшитый горностаями, и часами не гнул шею, чтобы корона на голове лежала ровно. Он познал чуть ли не полноту счастья, когда Жива нашла ему человека, который писал по-франкски – купца из Майнца – и продиктовал ему письмо к Арнульфу с просьбой дать ему титул палатина, взамен за то, что держава полян будет полностью подчинена Арнульфу. Дошло ли это письмо до Арнульфа – неизвестно, поскольку при дворе короля тевтонцев царил беспорядок. Дело в том, что уже год исполнилось ребенку Арнульфа, сыну, рожденному от законной жены. И Арнульф боялся бунта со стороны собственных сыновей, бастардов, которые желали между собой поделить восточную державу франков, а теперь все права теряли, раз родился наследник, маленький Людовик, названный Дитя. Опасаясь того, что бвстард Цвентиболд может прервать военные действия на границе Великой Моравы и пожелает проявить явное непослушание отцу, король Арнульф образовал для него лотарингское королевство и лал Цвентибольду полную власть над ним. Одновременно Арнульф начал приготовления к своему римскому походу, чтобы, наконец-то, позволить сбя короновать императором всех франков. Как известно, поход этот закончился параличем Арнульфа, которого-таки короновали императором. Так что, в такой вот ситуации письмо от какого-то там комеса Семовита, которому хотелось сделаться палатином, не произвел при дворе Арнульфа никакого впечатления, и никто Семовиту даже не отправил ответного письма.
Тем временем, под конец месяца червень, Палука заявил Семовиту, что должен он возвращаться на свои земли, ибо дошли до него слухи, что народ кашебе и другие поморские племена при известии о том, что Палука пребывает где-то далеко, намеревается пограбить деревни и наиболее слабые городки.
- Вот сейчас ты обязан показать, что ты истинный властитель и великан, - все время повторяла Жива Семовиту. – Ударь на Познанию и отбери этот град для моего сына, которого я родила от Лестка.
- И кто должен это сделать? Ушел Авданец, и ушел Палука. У меня не более чем тысяча и еще пять сотен воинов, - объяснял ей Семовит, который в Гнезде чувствовал себя в безопасности, ну а на самом деле никогда в поле и не сражался.
- Но ведь ты же победил Мазовию, обрел Край лендзян, Червенские Грады и Сандомирскую Землю.
- Это правда, - согласился Семовит. – Но теперь мне хорошо в Гнезде.
И тогда сказала ему Жива:
- Опозорил тебя горбатый Оржи, забрав у тебя жену и родив с нею сына. Обнажил ли ты меч, чтобы стереть этот позор? А еще боишься ударить на Наленча в Познании. Быть может, именно потому все больше людей и повторяет, что ты выиграл войну с Ватаем и Чемой, не вытаскивая меча, поскольку за тебя все сделали князь Лях и благородная госпожа Арне.
Очень больно укололи эти слова Семовита, они же предопределили смерть Живы. Еще той же ночью приказал он отравить ее и сына Лестка. А еще разослал воеводам приказы, чтобы сразу же после жатвы подготовили они для него сильные и многочисленные отряды ради войны, которую Семовит решил объявить Киру. Подобные письма выслал он Авданцу и Палуке. Ведь уже долгое время доходили до него сведения, что Пестователь и Кир со всеми удобствами проживают в Ленчице, ба, даже воевода Ленчиц начал им способствовать, точно так же, как и князь Лях, который сделался теперь тестем Оржи. То есть, Семовит желал нацелить мечи на Пестователя, на Кира и на Оржи.
Палука пообещал прибыть с войском сразу же после сбора урожая. От Авданца никаких сообщений не поступало. Только лишь некий полслепой жерца начал в пивной в Гнезде рассказывать, будто бы Авданец, едучи сам на Гору Шлензу, чтобы принять там участие в торжествах равенства дня и ночи, был предательски подстрелен стрелой в спину и умирал целых два дня. Еще говорил тот же жерца, что когда-то Авданец был предупрежден жерцами на Шлензе, что три шага может он сделать безнаказанно, но после четвертого должен будет погибнуть. А этим четвертым шагом было непослушание отцу и помощь в бунте Семовита.
Жерца повесили на третьем посаде. Но от жены Авданца Семовит вскоре получил восковую табличку, что и вправду Авданец погиб, застреленный предательской стрелой, когда поднимался на Шлензу. После этого сообщения Семовит тут же сел на коня и с воинами, как можно скорее, направился в Геч, чтобы захватить земли Авдунца.
Только все грады он застал запертыми и готовыми к обороне: Геч, Честрам, Вроцлавию. Еще узнал он, что жена Авданца, княжна Аске, взяла с собой своего первородного сына, Скарбимира, и второго, только-только родившегося, и отправилась с ними в Ленчиц, чтобы умолять Пестователя о милости для себя и своих детей. В руки Пестователя передала она все земли Авданца, которые тот когда-то пообещал Пестователю.
Но, чтобы осаждать Геч, Честрам или Вроцлавию – Семовит не мог и мечтать. Ему следовало иметь в три, а то и в четыре раза больше воинов, чем было у него. И тогда решил он ударить на Ленчиц, только поначалу подождать поддержки от Палуки и Мазовии.
Но, прежде чем это произошло, по примеру Пестователя, отправился Семовит на Воронью Гору. Там он щедро одарил тамошних жерцов и ворожеев, приказал забить рослого быка и попросил разъяснить ему его же положение. Разве не стал он комесом, которому все поляне обязаны проявлять послушание? Разве не знал народ, что сделался Пестователь карликом и покинул Гнездо, свесив голову?
- Только лишь теперь ты о нас вспомнил, светлый повелитель? – спросил у него в полночь седой ворожей с лицом, настолько заросшим волосами, что с трудом можно было увидеть его глаза. – Разве не ведаешь ты, что Пестователь носит на голове Священную Андалу? Он получил ее в дар от Пепельноволосого. Попроси его, чтобы он добровольно и без кровопролития отдал ее тебе.
- Андала, это всего лишь обычная ременная повязка на голову, - злился Семовит. – Теперь властители носят короны комесов или королей.
- Тогда стань королем, - ответил ему ворожей.
И с этой мыслью Семовит вернулся в Гнездо. Правильно, он станет королем. Примет новую веру от тевтонских епископов, они помажут его священными маслами, делая королем по воле Христа, подобно тому, как по воле Христа правили императоры ромеев, которых он сам видел.
В парадном зале Семовит собрал всех своих лучших людей и выдающихся воинов. Публично назвал он великим вождем некоего Корибута, именовал многих владык.
- Решил я стать королем, - объявил он всем. – Вы сами знаете, поскольку собственными глазами видели, что Пестователь превратился в карлика. Почему тогда этот карлик до сих пор пребывает в моей державе?
Один только Корибут осмелился ответить ему:
- Ты назвал Пестователя карликом, и стал тот карликом. Но назвал ли ты так же и его первородного сына, Кира? Ты говорил, будто бы тот македонянин, а тот, тем временем, оказался сыном королевы Зифики. Знаешь ли ты, повелитель, что вся Мазовия грозит тебе бунтом, поскольку ее законным владыкой является сын Зифики – Кир, великан? Не ты, а именно он обладает правами на Мазовию. Советую я тебе, что, прежде чем соберутся все войска Мазовии, ты ударил бы на Пестователя и провел битву с Киром, потому что сейчас он слаб. Намного слабее тебя.
Только лишь в этот момент понял Семовит, что искусство называния людей, деяний и вещей было не из легких. Чтобы заниматься им, недостаточно было иметь силу и произнести несколько слов. Еще следовало иметь в себе или на себе какую-нибудь волшебную силу или, хотя бы, ту Священную Андалу, которой сам он пренебрег. Быть может, в других краях считались короны юдексов, комесов и королей, но здесь более всего значила как раз Священная Андала.