Я кивнул, переходя к следующему отчету. Мы с Лелей молча изучили его, почти плечом к плечу. И снова во мне спорило желание, сосредоточенность на работе и… ощущение родства с Плазмой. Такого родства, какого ни с кем еще не испытывал.
Следующими жертвами стали три семьи талькаирсов. И, что самое ужасное — во всех были маленькие дети, до четырех лет. Их расстреляли из новейшего плазменного оружия. Судмедэсперты отмечали точные первые выстрелы в сердце и следующие — в уже мертвые тела. Словно убийцы пытались изобразить беспорядочную пальбу, на эмоциях, в состоянии аффекта, но перестраховались.
Чем дольше Леля изучала отчет, тем все более нервной она выглядела. Подергивала плечом, часто меняла позу, предельно выпрямила спину. Наконец, выдавила, словно через силу:
— Как думаешь? Преступления совершили одни и те же существа? Как-то странно все. Наиграно, что ли… Как будто кто-то что-то подстроил. Но я никак не пойму что.
Оставалось лишь пожать плечами. Я все время об этом думал, и что-то не сходилось ни в одной из версий. Что-то было не так.
— С одной стороны, первое и последнее убийство могло быть делом рук одной группы существ, — изложил я свои рассуждения вслух. — С другой… Почему преступник не использовал яд снова? Шипы — очень универсальное оружие. Хочешь — стреляй, хочешь — рассыпь на постели жертвы, хочешь — в еду подкинь. Столько способов. Зачем тогда стрельба?
— Да уж, — согласилась Леля. — Потратить столько сил на добычу колючек рилакки… На поиски редчайшего кустарника… А после этого стрелять из плазменного оружия? Зачем такие сложности? Плазменное-то опасней… Нет. Колючками можно случайно отравиться. Останутся на одежде, прилипнут — цеплючие ведь. Но все равно…
— Тут есть еще момент, — встрял я — мысленная горячка не давала покоя. — Плазменным оружием мало кто из колонистов владеет в совершенстве. Это первое. Второе. Его еще надо доставить на Муританну. Любому ясно — тех, кто привез туда оружие, мы заподозрим в первую очередь. И найдем без труда. Это как дважды два. Нелегально провезти плазменные стволы на транспортнике сложно. Смертельно опасно. Нужны специальные условия. Слишком велик риск спонтанного взрыва. А специальные условия только в оружейных отсеках. Значит, колонисту пришлось бы зарегистрировать оружие у биоботов. Они обслуживают отсеки.
— Ты прав, — согласилась Леля. Со щелчком открыла пластиковый контейнер с едой и положила в рот ложку тушеной курицы с овощами. Мы достали блюдо из хранилища, когда время подошло к обеду, но так увлеклись, что часа полтора оно простояло нетронутым. — А кустарник мог найти любой, кому повезло. А хуже всего знаешь что? — она вгляделась в мое лицо, словно ожидала, что снова прочту мысли. Я кивнул, предлагая Леле продолжить: — Остальные преступления дают такую же запутанную картину. Не помогают остановиться на одной версии… Нас будто нарочно запутывают…
Действительно, несколько человек и талькаирсов были отравлены иглами рилакки. В основном, пострадали те, кто пытался договориться с другой колонией, установить какой-никакой мир. И это само по себе наводило на размышления.
Еще с десяток талькаирсов расстреляли вблизи границ, троих землян избили до полусмерти. Почерки преступников не менялись, присутствовали все три типа оружия.
— Тяжелый случай, — невесело усмехнулась Леля, после очередного затяжного марафона по изучению отчетов, фотографий, выводов экспертов и лабораторных тестов. — Иголки мог набрать кто-то один или целая компания. Один хороший мастер дельбо уложит троих землян в легкую. С плазменными расстрелами запутанней. Видишь, свидетели твердят, что крики и огонь появились во всех злополучных домах одновременно. Стало быть, стреляли, как минимум, трое. Плазменные автоматы пялят очень быстро. Перезаряжать их не требуется. Значит, по одному стрелку в доме хватило бы за глаза.
Остальные происшествия тоже не проливали свет на численность преступников. Орудовали ли на Коронованной равнине большие банды или несколько ловких одиночек? Вопрос так и остался без ответа.
Также как и другой, намного более щекотливый вопрос — к какой расе принадлежали убийцы. Ничто не указывало на то, что преступники — земляне, но исключить такую версию тоже не удавалось. Ничто не подтверждало того, что в убийствах замешаны талькаирсы, но отмести такую версию казалось преждевременным.
Незаметно для себя самих мы провели за изучением снимков, отчетов судебных медиков, протоколов, опросов свидетелей львиную долю дня.
Очень легко потеряться во времени, когда увлечен любимым делом, в обществе агента с не менее пытливым и острым умом, чем твой собственный.
Когда из электронных часов над нашими головами выплыли цифры 17:00, Леля сидела передо мной на большом складном столике. Кажется, я заметил его в дальнем углу комнаты, и Плазма предложила воспользоваться находкой.
Мы приказывали компьютеру проецировать на столешницу виртуальные снимки, придавая им максимум достоверности. На гладкую металлическую поверхность словно ложились настоящие фотографии — как выяснилось, и мне и Леле так проще работать. Наверное, все дело в том, что мы оба родом из тех веков, когда снимки еще любили подержать в руках. А потом бережно засунуть под прозрачную пленку листа в фотоальбоме с какой-нибудь милой зверушкой на обложке.
Технологии позволяли нам пользоваться виртуальными снимками как бумажными: менять их местами без помощи компьютера, приближать, накладывать друг на друга. Но и «нематериальность» фотографий тоже пригодилась как нельзя лучше. Мы превращали их в полупрозрачные слепки, поворачивали убитых вправо, влево, вокруг своей оси и совмещали, проверяя — насколько совпадают характеры травм.
И вот тут нас ждало первое шокирующее открытие. Леля даже вскрикнула, когда мы почти одновременно это заметили.
— Вайлис! — она последовательно ткнула пальцами в травмы жертв. — Первые избитые, и все остальные… они получили совершенно одинаковые повреждения! Не похожие. Один в один. Удары в грудь остановили сердца. А остальные? Посмотри? Гематомы, раны, ссадины от них почти идентичны. Плюс минус разница в физиологии, в тренированности.
Не дожидаясь моего ответа, Плазма скрупулезно пометила время каждой травмы. Сканирование тела позволяло определить его с точностью до минуты от момента первого повреждения. С минуту Леля буравила схемы не верящим взглядом, а потом не сдержалась и присвистнула.
Создавалось впечатление, что жертв колотили по какой-то одной, отточенной схеме. Мы не медля расчертили ее на трехмерном изображении человеческого тела. Леля долго вертела наше художество перед глазами и, наконец, поделилась:
— Я почти уверена, что где-то все это видела. Но не могу вспомнить где. Прямо дежавю какое-то.
И вот, когда я очнулся, и обнаружил, что мы провели в чудокомнате почти девять часов, она продолжала задумчиво изучать схему.
Я же будто бы вынырнул из пучины информации и залюбовался Лелей. На столе, возле ее узкой ладошки все еще лежал недоеденный бутерброд с ветчиной. Мы перекусывали ими часа два назад.
Подумал было выбросить остатки еды в мусорку. Но двигаться с места решительно не хотелось.
Босые стопы Лели покоились на моих коленях. Маленькие, аккуратные с невероятно высоким, балетным подъемом одним прикосновением они будили больше фантазий и ощущений, чем самые изощренные ласки. Меня разом повело — буквально мгновенно. Казалось, утонул в странном тумане. Будто бы хорошенько напился — еще не потерял координацию, не утратил ясность мышления, но все чувства и эмоции взвились до небывалых высот.
Желание причиняло почти болезненный дискомфорт, а воспитание летело в тартарары. Я бесстыдно скользнул взглядом по ногам Лели и дальше — туда, где они сходились. Неловко заерзал на стуле, пытаясь найти более удобное положение.
И тут Плазма хмыкнула, и взгляд ее сфокусировался на мне. Рассеянная задумчивость в глазах Лели исчезла в одно мгновение, сменилась настороженностью. Скулы Плазмы резко очертились, и лицо стало почти треугольным. Нежные, сочные губы поджались, немного даже втянулись. Она пораженно огляделась, оттолкнула от лица трехмерное изображение и поспешно спрыгнула со стола. Красивые, голубые кеды с белыми драконами валялись неподалеку. Леля схватила их и присела подальше, на кресло, молча надевая обувь и застегивая липучки.
Я нехотя привстал, чувствуя, что должен, наверное, что-то сказать. Но Леля опередила.
— Я устала. Пойду к себе. Завтра продолжим. Я бы хотела сличить плазменные ранения. Также, как повреждения избитых до смерти, — бросила мне и выскочила вон, словно боялась преследования.
Надо сказать — пару минут я был очень близок к тому, чтобы оправдать опасения Лели. Что такого она увидела? Почему вдруг так изменилась? Я смутно припоминал, что в пылу обсуждения расследования, мы вели себя почти как семейная пара. Я присаживал Лелю на стол, приобнимал, наслаждаясь едва уловимым запахом мяты и корицы. Она облокачивалась на мои плечи, ложилась на них грудью, показывая что-то на экране. Забиралась на стол и ставила стопы мне на колени, а я грел их руками. Индиго ужасные мерзляки. Но это лишь придавало Леле очарования. Особенно, когда она клала мои горячие руки себе на колени, на плечи. И желание заботиться о Леле, заслонять от невзгод, даже от элементарного холода, внезапно перебивало все остальные, чисто мужские потребности.
Мы слегка увлеклись, с головой ушли в расследование. Но сейчас, когда все закончилось, я ощущал себя как прежде. Чего не скажешь о Леле. Она снова шарахалась, отгораживалась, убегала. Да что ж такое-то? Будь я противен Плазме, она не касалась бы столь уверенно, раскрепощенно тогда, несколько минут назад, и несколько часов назад тоже.
Я решил поразмыслить над этим позже. Усталость навалилась внезапно, веки потяжелели, а мышцы расслабились. Я добрел до своей каюты и, не раздеваясь, плюхнулся в самый центр просторной постели. Закрыл глаза и провалился в сон.