Мне очень нравилось работать с Вайлисом, а вот все остальное… Все остальное вызывало слишком противоречивые эмоции. И я решила обрубить его на корню. Как это сделать? Да легко! Вайлис пользуется своим мужским обаянием, неповторимой харизмой хищника? Значит, нужен другой хищник. Тот, кто отвлечет меня от него.
Собственная идея вызвала дикую, не совсем уместную радость, и всколыхнула целый ворох непривычно контрастных, как огонь и лед, эмоций. Мысли о том, что меня поцелует, обнимет другой, не Вайлис, вызывали слабые желудочные спазмы, по телу проходили волны отвращения.
Но надежда на избавление от влияния спутника рождала полудетский восторг вперемежку со знакомым ощущением потери чего-то далекого, но важного. Так чувствовала я себя, когда узнала, что умерла четвероюродная, кажется, родственница.
Помню, сидела на балконе, пила чай и наблюдала за привычной суетой дневного города. Плотные тучи сгущались на небе, царапали мягкие брюшка об углы зданий. Птицы летали все ниже, предрекая дождь. Их гомон перекрывал звуки дворовой суеты.
С балконов соседних корпусов перекрикивались соседки. Крайне находчиво, в век мобильников-то. Делились рецептами приготовления кролика. Детская площадка шумела и галдела сотнями звонких голосов. От них в груди привычно щемило, тоска холодила тело, давила на виски. Машины то взмывали в небо и уносились куда-то прочь, то медленно садились на стоянку. Разноцветными пятнами мельтешили перед глазами.
В воздухе пахло влагой и неприятностями. Я ощущала их кожей, но не могла понять — в чем дело. И тут подала голос мгновенная виртуальная система оповещения. Что-то вроде галанета, только более индивидуального что ли… Принцип работы тот же, но никто другой не мог узнать то, что сообщалось мне.
Я вернулась в комнату и посмотрела на монитор.
Я не видела женщину с фотографии в некрологе ни разу, но теперь отчетливо осознала, что одним родным человеком на планете стало меньше. Последним родным стало меньше. Об этом не преминула напомнить все та же мгновенная виртуальная система оповещений. В качестве контрольного выстрела.
Бабах! Бабах! Буммммм… Я задрожала — от неожиданности и безысходности. За окном раскатисто гремел гром. Я закрыла балкон, задернула жалюзи, села в кресло и закуталась в шерстяное одеяло. Оно должно было окружить домашним теплом. Но не окружило. Бесприютное одиночество поселилось в душе и от него, изнутри разливался по телу холод.
Поразительно, что Вайлис мог вызывать во мне такие эмоции! Мы ведь едва знакомы! Кто он мне? Случайный спасенный? Напарник? Сосед?
Но ощущения не отпускали, накрыли с головой…
Ничего. Я справлюсь. И не такое пережила.
Глава 8В которой задумка Лели вызывает в герое больше эмоций, чем он сам мог предположить
Говорят, для каждого найдется тот, кто выведет его эмоции на новый уровень. Сотни лет я считал себя спокойным и рассудительным, где-то даже холодным. Умел сопереживать чужому горю, но никогда не испытывал таких сильных эмоций, как сейчас. Рядом с Лелей меня словно подменили.
Едва продрав глаза, я связался с отсеком обслуги.
— Да-да? — почти томно ответила Миетта.
— Где находится Лелейна Милава? — сходу озадачил ее я, параллельно умываясь.
— В звуко- свето- непроницаемой комнате, — отчеканила биобот с оттенком недовольства.
Я отключил связь и поспешил завершить утренний моцион. Аппетит резко улетучился, хотя спросонья желудок буквально сводило от голода. На каком-то болезненном душевном подъеме бросился я к Плазме и застал умилительнейшую картину.
Леля стояла и в задумчивости разглядывала трехмерные изображения преступников.
Расслабленная поза очень шла ей. Чуть приоткрытые губы напоминали экзотический цветок — маленький, но невероятно совершенный. Огромные распахнутые глаза зачаровывали почище всяких духов с феромонами — новомодного манка для противоположного пола. Трикотажный костюм не скрывал точеных линий фигуры, даже сквозь шаровары отчетливо проступали очертания круглых, соблазнительных ягодиц.
Несколько секунд наблюдения стоили мне всего самообладания разом, замутили рассудок похлеще сильного алкоголя. Я сомлел, рисуя себе, как обниму Лелю, разверну и поцелую. А потом…
Болезненное возбуждение вернулось, такое же сильное как вчера и до неприличия навязчивое. Зацепив руки за карманы, чтобы немного сгладить внушительный бугор на брюках, я не сдержался, прокомментировал действия Плазмы в расчете на флирт, шутку. Но Леля резко напряглась — вся как-то подобралась, вытянулась, замерла.
Я попытался сблизиться с ней, осторожно приобнять, хотя тело настойчиво требовало другого, гораздо большего. Но Леля отшатнулась как от мерзкой жабы. На душе заскребли кошки, больно зацарапали коготками. В груди словно что-то застряло — очень острое, тяжелое. Оно резало и сдавливало одновременно. Я вдыхал через раз, а Леля… Леля продолжала избегать малейшего контакта, отдаляться на приличное расстояние.
Непривычное бешенство охватило все мое существо. Почему она так? Какого черта? Я нормальный мужчина! И даже получше многих! А то, что вытворяю в постели, черта с два повторит землянин! Чем я ей так неприятен? И почему она не скажет этого вслух, в лицо? Какого черта держит за дурака? Я млею рядом с ней, теряю контроль, а Леля скачет как газель от тигра.
Я хотел схватить ее, сжать в руках, почти до боли, до неподвижности, и заставить говорить. Вынудить объясниться, в конце-то концов!
Но почему-то отступил.
И мы снова с головой ушли в работу.
— Ну вот как один гуманоид… человек… мог одновременно расстрелять три семьи талькаирсов? — бормотала себе под нос Леля, закапываясь в бумаги. — В домах, разнесенных друг от друга на весьма приличное расстояние? Он, что растроился? Зачем вообще пользоваться такими разными способами убийства? А еще этот загадочный отравитель…
Она забавно хмурилась и продолжала то ли ворчать, то ли думать вслух.
— Жертв находили всегда поодаль от домов. Непременно вблизи границы. В одиночестве. Все как в первый раз. Убийцу никто не видел. Никто не слышал, чтобы один или несколько колонистов нашли иглы рилакки. И ведь преступнику надо было где-то прятать их! Прятать хорошо, качественно. Не повредиться самому, уберечь близких. Они же прозрачные, липкие эти колючки. Случайно остались на одежде, прилипли к волосам… и пиши пропало.
Мы до самого вечера копались в документах, в тщетных поисках хотя бы какой-то зацепки. Но так ничего и не обнаружили.
— А если расспросить агентов, что работали над делом до нас? — предложила вдруг Леля, но потом расстроенно покачала головой. — Скорее всего, ничего не выйдет.
— Ну попробовать-то можно, — попытался приободрить ее я.
— Хах… Почему нет? — вздохнула Леля и нажала кнопку вызова обслуги. Конечно же, отозвалась Миетта.
— Да?
— Мы можем связаться с агентами, которые вели дела колоний до нас?
— Нет, — предсказуемо сообщила Миетта. — Они в дороге. Летят домой. Связи нет.
Леля недвусмысленно хмыкнула и кивнула, словно хотела сказать: «Так я и думала».
Чего уж тут думать! Яснее ясного. Правительства заметали какие-то следы. Что-то не должны были мы обнаружить, о чем-то не должны были догадаться.
…
Плазма снова подошла к неподвижным призракам убийц. Казалось, она заметила что-то новое, удивительное. Даже глаза Лели расширились. Она медленно присела и приблизила лицо к ладоням трехмерных фигур. Вдруг резко вскинула голову, хмыкнула и хотела что-то сказать…
Но тут нас основательно качнуло. Я едва восстановил равновесие. Плазма ловко присела почти в позу йоги. Одну ногу выставила вбок, другую согнула. Оперлась ладонью в пол и вроде бы зафиксировала положение. Казалось, все позади. Мы встревоженно переглянулись, Леля приоткрыла рот, снова намереваясь что-то сказать…
И тут зеленый ковер ушел из-под ботинок, а стены задрожали. Нас тряхнуло еще раз. Да так основательно, что Леля пошатнулась и почти распласталась на полу. Я прыгнул к ней в последнюю секунду. Упал на колени и удержал лицо Плазмы в сантиметре от зеленого ковра. Леля быстро схватилась за мое плечо, и скопировала позу. Нас затрясло сильнее. Пол, стены и потолок заходили ходуном. Складной столик зашатался, задергался. Жалобно звякнул, сложился и с грохотом рухнул на пол стопкой железа. А потом уверенно поехал к дальней стене. Врезался в нее и начал биться, словно намеревался выйти вон. Кресла покатились в одну сторону, в другую. Начали цепляться ножками, сталкиваться и переворачиваться.
Леля всхлипнула и прижалась ко мне. Я обнял ее, словно мог закрыть от надвигающейся беды и ощутил себя едва ли не суперменом. Сейчас, здесь, казалось, мне под силу испепелить целую планету, взорвать взглядом звезду, лишь бы защитить хрупкую женщину на своей груди.
Я не успел понять — что чувствовал по поводу неожиданного несчастья. Лишь тепло разливалось внутри, а мощь прибывала в тело. Лишь сердце отстукивало в такт с Лелиным и я ничего не боялся. Так странно… Там, в больнице я отчаянно боялся смерти. Того, что боль усилится до невозможной, нестерпимой. Того, что это все… конец. А сейчас… сейчас меня не страшило ничего.
Нас затрясло так, что кресла начали подпрыгивать как громадные жабы. Грохот их встреч с полом заглушал столик. Он заскакал тоже, зазвенел и продолжил штурмовать стену.
Нас с Лелей ежеминутно подбрасывало вверх. Я подхватил ее на руки, чтобы не повредилась от удара об пол. Приземления были чувствительными.
Несколько кресел решительно запрыгали в нашу сторону. Преодолели полкомнаты, с глухим звуком столкнулись и кубарем покатились навстречу.
Я подскочил на корточки и рванул вбок. Еле увернулся от еще одного кресла, и еще двух.
Они сгрудились впереди, и корабль дернулся еще раз.
Нас подкинуло вверх так, что кресла остались внизу. Плохо соображая, что делаю, я сгруппировался, закрывая Лелю. Она сжалась комочком у меня в руках, спрятала лицо на груди и затихла.