ете металлическую ручку из самой подошвы. Это если вдруг повиснете где-нибудь и потребуется подтянуться, — Валдо кряхтя изобразил наши мучения. — Включаете ручку, ставите максимальную липкость подошвы и подтягиваетесь на собственном ботинке.
Заметив ошарашенные выражения на наших лицах, титан смущенно улыбнулся.
— Это все предосторожности. Мне лично ничего кроме адаптантов и липучек на подошве в местных горах не требовалось. Ну разве что еще ночное освещение… На ботинках летал редко, но путь сокращается только так. Остальное — скорее для спокойствия.
Теперь, — снова переключился он на рабочий лад. — Если не рискуете регулировать скорость, включать шипы и тормозить, задирая ноги. У вас на поясе костюма, справа, есть такие же кнопки. Цвета — один в один, по ним и ориентируетесь. Кроме одной кнопки — красной, квадратной. Она там, где у ремня обычно пряжка. Жмете эту кнопку — и костюм становится единым целым с ботинками. И ботинки управляются с пояса.
Всем все ясно?
Я кивнул, Леля тоже. Аскольд и его компания промолчали. Вояки синхронно закивали.
— Отлично, — подал голос Нестрель. — Идем.
Следующие пару часов мы вышагивали по сизому коридору почти в полной тишине. Даже сквозь перчатки костюма я ощущал прохладную ладошку Лели в своей, и это придавало уверенности, сил.
Напряжение витало в воздухе только вначале пути, а затем плавно сошло на нет.
Слишком долго ничего не происходило и монотонность движений, тишина подземного хода, сделали свое дело. Мы уже почти задремали и шагали на каком-то автопилоте, когда Валдо с Нестрелем резко затормозили.
Вот так — прямо посреди подземного хода.
Валдо провел рукой возле стены. И нам открылся еще один коридор. Здорово они тут все замаскировали. Кто знает — сколько ответвлений мы прошли, даже не заметив.
Мы свернули вправо и продолжили путь.
…
Через пару часов я понял — зачем нам ночное освещение. Путь в горы оказался намного дольше, чем предполагал.
— Почему мы здесь не сократили дорогу на ботинках? — возмутился Аскольд, теряя терпение.
— Силовое поле ботинок может плохо повлиять на стыки плит подземного хода, — спокойно объяснил Нестрель.
А Валдо лишь добавил:
— Угум.
Без всякой надежды мы брели дальше и дальше, пока, наконец, Валдо не застрял возле очередной лже-стены.
После его колдовских пасов перед нами предстал лифт. Кабинка взмыла ввысь и ехала непривычно долго.
Но когда двери открылись, и влажный воздух окутал лицо туманом… я с трудом сдержал удивленный возглас. Леля ахнула. Вояки засопели. Остальные издали тихие возгласы.
Мы очутились в пещере. Весь ее вид навевал на мысли о чем-то космическом.
Высокие своды соединяли с полом тонкие каменные колонны. Они походили на жвачки, прилепленные к полу и потолку, растянутые посередине и дыроватые по всей длине. Овальные отверстия почему-то напоминали о картинах Сальвадора Дали — я очень любил его в молодости.
Сверху, в щели свода просачивались нити солнечных лучей, создавая в пещере терпимую для глаз полутьму. Над полом явно поработали.
Мы вышли из лифта на абсолютно гладкую поверхность. Узкая тропка такого же глянцево-выровненного камня шла к выходу. Оттуда в пещеру врывался густой пучок яркого света.
— Дальше вы сами, карты у вас, — напутствовал Нестрель. — Удачи нам всем.
— Ждем вас, как только обойдете свой сектор, — добавил Валдо.
Мы молча направились к выходу.
Пещера оказалась почти на вершине одного из хребтов. С высоты птичьего полета Коронованная равнина выглядела еще красивей, чем из транспортника.
Густые поросли кустарника словно кружевная вуаль покрывали россыпи белых и желтых цветов. Высокие деревья, похожие на дубы с раскидистыми кронами напоминали крыши естественных беседок. Острыми пиками уносились в небо хвойные. Новогодними украшениями выглядели полупрозрачные голубые шишки на кончиках веток.
Шелест листвы, многоголосье птиц и крики зверьков наполняли равнину. Дотягивались до нас и запахи. В горах их было ничтожно мало. На поверхности хребта запах сырости исчез вовсе. И ветер принес с равнины медовые, терпкие, острые ароматы цветов. К ним примешивались огуречно-свежие запахи листвы и травы. И незнакомые, кислые нотки каких-то плодов.
Разбомбленное поселение напоминало залысину в густой шевелюре равнины. Но дым, копоть и гарь развеял ветер, а куски металла и пластика растащили насекомые и животные для своих домов. Почти ничто не напоминало о вчерашнем ужасе.
Я мог бы тут жить.
Впрочем… я мог бы жить где угодно. Лишь бы с Лелей.
Она прильнула, приобняла и неуемное мельранское либидо спорило во мне с ощущением огромного, безбрежного счастья. Казалось, оно так велико, что не умещается во мне, выплескивается наружу.
И тут же меня охватил страх.
Откуда он взялся, сам не пойму. Но в желудке разом похолодело, а дыхание прервалось. Слишком хорошо мне было с Лелей, слишком здорово…
Такое не может продлиться долго.
От этой мысли захотелось прыгнуть вниз, разбиться у подножия гор, унеся с собой ощущение безграничного счастья рядом со своей женщиной.
Леля потрясла меня за плечо — почувствовала эмоции, поймала страхи.
Прижалась так, что бугор в штанах затвердел окончательно, вздрагивал от каждого удара сердца.
Леля спрятала лицо у меня на груди и прошептала:
— Давай надеяться на лучшее.
Немного помедлила, наверное, слушая как бешено бьется мое сердце, и подняла глаза.
Жидкое золото в них снова гипнотизировало безо всяких психологических штучек.
— Давай надеяться, — ответил я ей, потому что Леля этого ждала.
— Ну тогда идем? — бодро предложила Плазма, резко отстраняясь.
Я подавил это новое, ужасно непривычное ощущение. Всякий раз, когда Леля вот так быстро прерывала контакт наших тел, даже только рук, накрывало ощущение, словно от меня отрывают куски.
И мы пошли в горы.
…
То ли нам с Лелей попался такой участок, то ли хребты оказались не столь уж и непроходимыми, как подумалось вначале.
Корона гор изобиловала плато, естественными выступами, по которым можно было карабкаться наверх и спускаться вниз. Ущелья разевали жадные пасти не так уж и редко, и виднелись издалека. Если нога начинала опасно скользить, мы просто добавляли липкости подошве.
Поход вышел не столько сложным, сколько утомительным.
Километры позади, несколько привалов, и ничего интересного…
Сканеры кропотливо фиксировали каждое растение и животное. Даже жуки не пролетали незамеченными. Вот только толку от этого не было никакого.
Мы не нашли ничего интересного.
Спугнули несколько забавных пушистых ящериц. Клочки меха и пуха торчали у них по бокам и вдоль гребня. Зверушки сворачивались в клубки и терялись посреди густых зарослей оранжево-красного мха — он пышным цветом цвел рядом с пещерами и родниками.
Заставили взмыть в небо стайку лиловых птиц — они свили гнезда во впадинках на обрыве скалы.
Растормошили семейство грызунов. Белые-белые, размером с собаку зверьки, питались местными злаковыми. Они кололись почище иных кактусов. Но грызуны умудрялись раскусывать стволы и добывать оттуда сочные и калорийные зерна.
С растениями в горах Муританны оказалось еще хуже. Кроме все тех же колючек нескольких разновидностей и мхов на склонах росли только хвойные деревья. Их корни, проступая наружу, напоминали сложные ажурные скульптуры. То они походили на великана, который прилег отдыхать на гору, то на огромный цветок, то на загадочные письмена.
Раза два мы заметили цветы. Очень красивые, хотя и маленькие.
Ярко-алые, с оранжевыми пестиками внутри, они напоминали орхидеи и росли прямо на склонах.
Но ни сканер, ни Леля не заметили ничего особенного.
Я тоже тренировался читать ауру всего вокруг. С удивлением выяснил, что размеры биополя не всегда зависят от размеров тела. Аура больших грызунов возвышалась над телом на считанные миллиметры. Зато от муританнских орхидей струились энергетические всполохи длиной в мою руку, не меньше.
Без конца тормоша зверушек, я наконец-то начал различать цвета страха, тревоги и спокойствия. У животных и растений разных планет они почти не отличались друг от друга. В отличие от эмоций гуманоидов…
Последние участки своего сектора мы обходили под яркий свет полосок на костюмах.
Луны Муританны проявились на темно-синем небе двумя кольцами. И, казалось, кольца эти пересекли друг друга, сцепились воедино.
Звезд было мало. Но все очень яркие, желто-белые.
Когда мы отправились назад, к пещере с лифтом, ноги ныли, но сильной усталости я не чувствовал.
Леля не жаловалась, хотя я видел, что ей тяжело. Ноги Плазмы временами заплетались, шаркали по каменному крошеву, жесты свелись к минимальным.
Леля почти не смотрела по сторонам, только вперед и поминутно сверяла по сканеру на левой руке расстояние до нужной пещеры.
Нам оставалось пройти всего ничего.
Внезапно где-то справа мелькнули алые всполохи биополя. Что-то они мне напомнили. Что-то почти родное… Точно! Они выглядели точь-в-точь как плазма наших с Лелей биополей. Внутри также плясали голубоватые отсветы, по краям трепетали язычки пламени.
Что такое? Индиго? Мы с Лелей переглянулись.
Пламя было слишком велико для одного индиго. Казалось, с десяток их собрались вместе и обнялись, чтобы соединить биополя.
Не сговариваясь, мы осторожно двинулись в сторону всполохов.
Казалось, диковинное явление совсем рядом, только руку протяни. Но мы шли и шли, а плазма биополя почти не приближалась.
Ночь долила пейзажу и небу черной краски. А мы добавили яркости полоскам на костюмах и продолжили путь.
От удивления, нетерпения Лелю даже потряхивало. Усталость как рукой сняло. Я ощущал ее эмоции все лучше и лучше, и это помогало действовать сообща, не сговариваясь.
Мы миновали два пологих склона. По сторонам их торчали лохматые поросли колючек, словно бакенбарды на лысой голове. И наконец-то плазма приблизилась. Яркие протуберанцы лизали чернеющее небо, отливая все более заметной синевой.