Если Элдар Масгатович вызывал сам, мы входили без стука. Так поступил я и сейчас и… застыл на пороге, пораженный до глубины души.
Плазма сидела напротив шефа, и ее длинный рыжий хвост пролился на спинку черного кожаного кресла, как лава из жерла вулкана. Тонкие, как любят иногда говорить, музыкальные ладони свободно свисали с подлокотников. Узкие серые брюки облегали стройные ноги, голубая блузка подчеркивала грудь и талию. Золотисто-карие глаза с поволокой смотрели на меня совсем не так, как в палате — заинтересованно, но холодно и отстраненно.
Сердце тревожно забилось, в голове запоздало заметались сотни мыслей. Так это было не видение! Прощание с Михаилом почти убедило меня в обратном. А если и не убедило, то посеяло серьезные сомнения. Но она настоящая, живая! Это точно она!
Я запомнил крохотный треугольник шрама на лбу Плазмы — он выделялся даже тогда, когда она запылала. Запомнил две родинки: одну — прямо в центре правого запястья, другую — на среднем пальце левой руки. Запомнил пять, нет, шесть дырок в правом ухе — сейчас в них поблескивали медные гвоздики.
В полном замешательстве, я переминался с ноги на ногу, и Элдар Масгатович недовольно поморщился. Его круглое, привлекательное лицо почти не портили ни массивный, слегка приплюснутый нос, ни слишком уж кустистые брови.
Рядом с бледной Плазмой, смуглый шеф казался едва ли не негром. Впечатление усиливал короткий ершик иссиня-черных волос — очень мелких, с благородной проседью у висков. Заметив, что я все еще в ступоре, Элдар Масгатович приподнялся из-за стола. Когда-то он занимался борьбой, и до сих пор выглядел весьма внушительно. Небольшой, округлый живот слегка полнил шефа, намекал на возраст, который скрывала моложавость лица. Но лишний вес Элдара Масгатовича здорово скрадывали массивные плечи и руки. При каждом мимолетном движении казалось, что бугры мышц вот-вот порвут тонкую белую рубашку.
Сам не знаю почему, но смутное волнение охватило меня — в груди забилось быстрее, вдохи давались через силу. Я искал взгляд Плазмы, а она изучала собственные ногти — без капли лака, подстриженные, как у ребенка. Отчего-то мне было очень сложно оторваться от нее, переключить внимание на шефа. Странно… Я видел женщин намного красивее и гораздо эффектнее. Но сочетание детских черт лица, гладкой, почти без морщин, кожи, — как у всех индиго, — с женственной фигурой, соблазнительными формами пьянило без вина.
— Ты очень долго, Вайлис, — проворчал шеф, и я удивился: почему он так мягок? Распекать подчиненных — с чувством, с толком, с расстановкой — Элдар Масгатович умел как никто другой. И любил, как немногие начальники отделов АУЧС. Агенты выходили из его кабинета, покачиваясь, не в силах вспомнить, что планировали, куда шли, когда вызов на ковер сломал рабочие планы.
Я ждал, что шеф выдаст еще что-нибудь эдакое — возмущенное, гневное, не без оскорбительных ноток, саркастических намеков. Но вместо этого он молча указал мне на кресло, в шаге от Плазмы. Волнение окатило удушливым жаром, противную влагу с ладоней так и подмывало вытереть о новые, хлопковые брюки. Я купил их в больничном магазинчике, за час до выписки, как и невесомую льняную рубашку. На черной ткани мокрые пятна не столь уж и заметны, в конце концов.
Сердце застучало быстрее шагов по гладкому деревянному паркету, тяжелое дыхание не желало выравниваться, предательски выдавало эмоции.
Я опустился в черное, кожаное кресло, заметив, что наши с Плазмой руки, на подлокотниках, совсем близко друг к другу.
Заметила и она — резко убрала ладонь и положила ее на рабочий стол Элдара Масгатовича, величиной с иной диван. Сквозь прозрачный, голубой пластик столешницы проступали нитки водорослей. Раскиданные между ними ракушки, пузырьки воздуха, морские звезды и ежи, напоминали об аквариуме, только без рыбок.
— Знакомься, Вайлис, — слишком вежливо начал Элдар Масгатович. Кажется, рисовался перед Плазмой. Даже басовитый голос его звучал особенно певуче: — Наш удаленный агент — Лелейна Милава.
Мне понравилось, как звучит имя Плазмы, как оно перекатывалось на языке тягучей, чистой мелодией. Ле-лей-на-а Ми-ла-ва…
— Можно просто — Леля, — ровным, официальным тоном предложила Плазма. Ее звонкий, высокий голос украсил бы не один эстрадный клип. На совершенно бесстрастном лице Лели неожиданно расцвела теплая, дружеская улыбка, в золотистых глазах мелькнули задорные искорки.
— У вас важнейшее задание. Отправитесь на Муританну, — торжественно сообщил шеф. Я не сдержался, удивленно приподнял брови, и Элдар Масгатович довольно ухмыльнулся. — Да, да, Вайлис, вы отправляетесь в самую гущу событий, — шеф усмехнулся еще раз — не столько по-доброму, сколько со своей излюбленной ехидцей. — Вы смените двух других агентов. Ты их не знаешь, — опередил готовый слететь с языка вопрос. — Оба были свидетелями неприятных инцидентов. Поэтому решено отозвать их и прислать кого-то беспристрастного. Отправка завтра в четыре утра из Центрального телекосмопорта. Я лично прослежу, чтобы все было чики-пики.
— А-а-а подробности не расскажете? — удивился я. Обычно Элдар Масгатович детально посвящал командировочных в проблемы колоний — с именами, фамилиями, явками. Бурно и многословно делился собственными подозрениями. И вдруг такое многозначительное молчание, такой минимум информации.
— Подробности слишком щекотливы для всех сторон, — понизил голос Элдар Масгатович. — Узнаете на корабле. Там приватные записи. Устроите киносеанс в тайной комнате. Звуко- свето- и всего-всего непроницаемой. В общем! Место встречи — Центральный телекосмопорт. Номер пути — двадцать. Кроме вас на корабле только шесть биоботов. Обслуга. Все понятно? Или повторить? — шеф перевел на меня взгляд — в нем, как и в его словах, читалась недвусмысленная издевка. Одна бровь заломилась, губы растянула кривая ухмылка. Не сдержался Элдар Масгатович, выпустил-таки отношение к полукровкам и мельрандцам на волю.
Плазма кивнула, и прежде чем я успел обронить хоть слово, дернуться с места, выскользнула из кабинета. Не убежала, но ушла так стремительно, быстро, что я снова растерялся.
— Мне все понятно, — бросил шефу и рванул следом за Лелей.
Я выскочил в круглый холл и потрясенно огляделся — Плазмы и след простыл. Над лифтом мигала стрелка вверх и номер пятого этажа — значит, она ушла пешком. Я метнулся к лестнице, и вмиг оставил за собой все восемь проемов. Но ни впереди, ни в холле первого этажа Лели не обнаружилось.
Казалось, она прошла кротовой норой, как новейшие корабли телекосмопорта. В открытом космосе они проводили ничтожно малое время. Ныряли из одной кротовой норы в другую, и за неделю пересекали Галактику вдоль и поперек.
Сам не понимая почему, я вдруг поставил себе задачей догнать Лелю. Бросился к офисным дверям, и пулей вылетел наружу.
Дневной двор приветствовал тишиной и покоем. Дети и подростки в школе, молодежь — в Академиях, Университетах и ПТУ, взрослые — на работе. На деревянных лавочках, у подъездов, кормили голубей несколько бабушек. Три молодые женщины с колясками о чем-то очень тихо переговаривались невдалеке от газона с огромными оранжевыми герберами.
Еще пара десятков мамочек зорко следили за чадами на просторной детской площадке. Ребята постарше с восторженными визгами катались с горки, прыгали внутри комнаты-батута, в форме дракона, лазили по турникам, качались на качелях. Малышня возилась в песочнице, где легко улеглись бы с десяток взрослых.
Ветер бросил в лицо запах жареной картошки, и желудок возмутился невниманием хозяина. Тем, что встретив Плазму, он совсем позабыл о недавнем чувстве голода. Но куда же она все-таки запропастилась? Неужели успела выскочить на центральную улицу? Тогда погоня бесполезна.
Там поджидают клиентов, зависнув в нескольких сантиметрах над землей, десятки такси. Она уже могла уже улететь в другой конец города, или, за его окраины. Из груди вырвался невольный вздох. Я пожал плечами, сам себе удивляясь, и прислушался к желудку. В самом деле, чего это я? Пойду-ка пообедаю. Никуда не денется Леля, завтра, как миленькая, прилетит в космотелепорт. И, как минимум, на двое суток, мы останемся единственными пассажирами транспортника. Больше того! Нам обоим нужно будет ознакомиться с причиной командировки, в одной и той же, суперзащищенной от всего комнате.
Эти мысли удивительным образом придали мне сил, бодрости и оптимизма.
Я расправил плечи, вдохнул поглубже и шагнул к ближайшему кафе. Обедать в офисной столовой резко расхотелось. Мысли о встрече с приятелями из АУЧС, как ни странно, не приносили приятных минут. Я вдруг понял, что до ужаса сторонюсь расспросов о том, как ухитрился выжить с переломами костей, с травмами всех органов, с множественными сотрясениями мозга. И еще больше чураюсь расспросов об аварии, о том, как все случилось. Обед в обществе малоизвестных агентов, обмен официальными фразами и обязательными пожеланиями приятного аппетита, привлекал еще меньше.
И я решительно дернул длинную, вертикальную ручку ресторанной двери с многообещающим названием «Сказочная трапеза». Знакомые агенты неплохо о нем отзывались, рекламировали кухни разных стран мира, советовали как-нибудь попробовать. И вот это «как-нибудь» наступило.
Глава 4О том, что мы можем и жалеть и не жалеть об одном и том же поступке
День не заладился с самого начала. Как всегда, в промежутках между командировками, я проснулась поздно, ближе к половине двенадцатого.
Пока привела себя в чувство, умылась, оделась, стукнуло почти полпервого…
Я отправилась на кухню, заваривать чай, собираясь закончить отчеты за завтраком. В агентстве по тарелочкам бюрократия цвела ничуть не менее пышным цветом, чем в любой другой правительственной конторе.
Пухлый красный чайник закипел и выплюнул облачко пара. Я залила горячей водой заварочный — белый, щекастый, словно созданный для большой семьи. Люблю хороший чай. На просторной кухне под него отводился целый мини-шкафчик.