Вообще, в палату я вошла одна по собственной инициативе. Я находилась в видимости Антона, но он беседовал о чем-то с врачом. Знала, что Волжанов будет недоволен моей самодеятельностью, но удержаться не смогла.
— А ты хорошо выглядишь, — продолжил брат. — Любовник, видимо, с тебя пылинки сдувает. А все строила из себя целку: не хочу, да не буду.
Вяземский хотел что-то сказать еще, но дверь резко открылась:
— Муж, — поправил его Волжанов, явно слышавший часть высказанного больным. Супруг подошел ко мне и обнял сзади, крепко прижимая к своей груди. — И я действительно сдуваю с нее пылинки, — гордо добавил альфа. — Кстати, ты жив только потому, что твоя смерть, вероятно, расстроила бы мою девочку.
Никогда не думала, что такая невеселая ситуация вызовет у меня приступ здорового хохота. Если бы Волжанов не придерживал меня, я бы вероятно свалилась на пол и каталась по нему в истерике. А причиной тому послужило перекошенное лицо брата. Какой богатый ассортимент эмоций можно было увидеть на его желто-красном опухшем лице. Позавидовала бы любая лавка на Сейшелах. Сейчас было понятно, что его нос сломан в нескольких местах. М-да, от некогда красивого молодого человека, пользующегося бешеным успехом у женского пола, не осталось и следа. Даже нельзя было предположить, что этого мужчину можно назвать симпатичным.
Брат злился. Брат возмущался. Брат негодовал. Брат ярился. Но разумно молчал. А мне почему-то было так весело наблюдать за его перекошенной физиономией.
— Успокоилась? — тихо спросил супруг. — Кстати, о твоем своеволии мы поговорим дома, — зловеще пообещал он. Смеяться сразу расхотелось. Помнится, я ему клятвенно обещала не оставаться наедине с братом. Не понимаю, почему он так на этом настаивал, но я пообещала. И вот нарушила данное слово. Наверное, плохому научилась у Волжанова. Что же, если он будет свирепствовать, это очень хорошее оправдание моим действиям. Вот же, не только развращает маленьких, но и учит плохому. Улыбнулась своим мыслям.
В палате кроме кровати больного находились небольшой столик у окна, два стула, тумбочка и диванчик. Антон привычно устроился на диванчике со мной на коленях. Я все это время не отводила взгляда от лица брата. Он от таких нежностей поморщился.
— Мой долг выплачен, как погляжу? — уточнил брат. А меня словно холодной водой окатило. Его не интересовало, как я и что я после того, что они устроили мне с Павлом. Его интересовали только деньги.
— Нет, — жестко бросил Волжанов. — Ты по-прежнему должен мне пять миллионов. Впрочем, я готов закрыть глаза на твой долг, если ты подпишешь дарственную на имя моей супруги.
Такое щедрое предложение стало для меня полной неожиданностью. А Вяземский просто оцепенел. Было видно, чего ему стоит сдержаться, чтобы не послать Волжанова по известному адресу. Но, похоже, мужчина прекрасно усвоил, что может последовать в ответ. А ответ ему определенно не понравится. Мой альфа не из тех, кто умеет прощать или забывает оскорбления. Сам говорил, что единственное исключение из правил для него — я. Подумала об этом, а внутри разлилась теплота. Теплота, прогоняющая холод, который возник стоило лишь увидеть Никиту.
Тут же вспомнилась одна из наших многочисленных бесед на острове.
— Ты подпишешь бумаги на продажу своей части квартиры? — поинтересовался тогда оборотень. Квартира была единственной моей собственностью. Понимала, что Антон вряд ли оставит меня и я окажусь на улице, но не хотела лишаться того, что осталось как память о родителях.
— Зачем? — осторожно спросила я.
— Если подпишешь, то узнаешь.
После длительного допроса с пристрастием я выяснила мотивы супруга. Правда, допрашивали почему-то меня. Хотя, выглядит это весьма нелогичным. Оказалось, что Антон даже готов мне подарить другую квартиру, чтобы я не чувствовала себя обделенной. Это я высказала ему опасения по поводу моего возможного статуса БОМЖ. А мою часть квартиры он собирался продать бригаде своих рабочих, чтобы «жизнь брата была веселой и замечательной».
— У них как раз вскладчину должно хватить, — загадочно добавил он.
Предложение с дарственной на мое имя Никита проигнорировал.
— Зачем ты пришла? — обреченно спросил Вяземский.
А я устало подумала о том, что люди так быстро не меняются. Ведь еще две недели назад, мне казалось, что брат меня любит и уважает. А сейчас, похоже, единственная эмоция в нем — это ненависть. Хотя нет, зависть к моему новому положению тоже отчетливо проскакивала. А ведь он сначала посчитал меня простой любовницей. Я лихорадочно прокручивала назад в мыслях последний год нашего с ним общения, пытаясь понять, когда его отношение ко мне изменилось. Но момент так и не определила. Видимо, его чувства ко мне менялись постепенно, а я просто отказывалась замечать охлаждение в наших таких близких и теплых ранее отношениях.
— Хочу поговорить, — запоздало ответила я. Волжанов пока молчал, не вмешиваясь. По дороге в больницу мы договорились, что я смогу задать брату все интересующие меня вопросы, а потом дам поговорить им. Наедине. Мне такое положение вещей не слишком понравилось, но пришлось согласиться. Доводы Антона были весьма разумны. Он прав, мне не стоит лезть в его дела. Правда, супруг обещал честно отвечать на возникающие у меня вопросы.
— А я нет, — злобно буркнул мужчина и прикрыл глаза, делая вид, что заснул.
— Лучше бы тебе сделать так, как хочет Ада, — бескомпромиссно заявил Волжанов.
— Иначе что?
— Итог тебе не понравится.
В палате на какое-то время повисла тишина. Я боялась сказать что-то глупое. Антон молчал, но увлеченно целовал мне шею, отведя волосы в сторону. Казалось, для него сейчас нет более важного занятия в целом мире. Хотя, может оно так и было. Вернее, подсознательно я надеялась на это. Брат просто о чем-то напряженно размышлял.
— Что ты хотела узнать? — его голос разорвал возникшую тишину.
А я впала в какой-то ступор. В голове вертелась чертова уйма вопросов, но как начать, просто не знала.
— Много кому должен? — первый вопрос вышел дурацким. Ну, какая разница мне теперь сколько и кому он должен?
— Много.
— И со многими ты собирался рассчитаться моим телом? — не то, чтобы меня это сильно волновало. Но как низко пал мой брат, знать хотелось.
— Я не собирался тобой торговать, если хочешь знать, — тяжело дыша, произнес Никита. — Не понимаю, почему я слышу упреки в свой адрес, когда твой драгоценный муженек высказал намерения купить тебя первым. Как-то ты не похожа на ту, кто возражает против подобной сделки, — цинично добавил он. — Или деньги сглаживают нелицеприятные обстоятельства? Тогда почему ты меня осуждаешь?
Никита не раскаивался. Никита не чувствовал за собой вины. Напротив, во всех своих проблемах и несчастьях он старался обвинить меня. Понимала, что этот спор будет тупиковым и ненужным. Каждый останется при своем мнение и со своей правдой. Но все оставить как есть не могла. У меня было, что ему возразить. Но Волжанов меня опередил:
— Наши отношения с Адель тебя не касаются, — категорично отозвался любимый, лишь на мгновение оторвавшись от своего такого увлекательного занятия. — Советую оставить свои умозаключения при себе.
— Антон прав.
Супруг прав. Не стоит мне обсуждать с посторонним наши с ним отношения. А Никита действительно стал для меня посторонним. Чужим. Пора осознать и принять это.
— А Павел? — не удержалась от уточнения. — Если не собирался выплачивать долги моим телом, почему спокойно смотрел на его попытки меня изнасиловать?
«Спасибо, что не содействовал», — пронеслась ужасная мысль.
При воспоминании о Павле по телу прошла дрожь. Оборотень лишь крепче сжал в объятиях, щедро делясь своей уверенностью и спокойствием. А ведь тот тоже находится где-то в этой больнице. Наверное, зря я решилась на данную встречу.
— Я был пьян.
Прекрасный, главное все объясняющий ответ. Насколько я помнила в УК опьянение было отягощающим обстоятельством, а никак не оправданием. Но пришлось принять его, потому что другого, видимо, я не получу.
— Ты знал, что Денис Молотов в городе? — задала вопрос, а сама подумала о том, что зачем пришла сюда и веду эту бессмысленную беседу. Какая разница: знал, не знал? В результате всей этой истории я обрела заботливого и любящего супруга. Вся моя дальнейшая жизнь обещала сложиться весьма успешно и счастливо. Ведь Волжанов был совсем не против того, чтобы после окончания учебы я работала. Даже заранее предложил мне место в своей фирме, правда, пригрозил, что будет весьма строгим начальником. Но я точно знала, что мне будут сделаны различные поблажки, хотя пользоваться ими не собиралась. А вот принять предложение… я подумаю над этим. Когда придет время. Когда получу диплом. Но летнюю практику в следующем году однозначно проведу в компании мужа.
— Знал, — ответил мужчина и, немного помолчав, добавил:
— Ты видела его?
— Видела, — призналась я. Мне показалось, что на лице Никиты отразился какой-то страх. Правда по его изуродованной физиономии было весьма проблематично что-то определить, если эмоция не была особенно яркой. Только по выражению глаз. Вернее, по тому, как они расширились.
— Почему ты начал пить? — спросила я. Решив для себя, что если выяснять все причины произошедших с братом изменений, то нужно начинать сначала. Спросила и осеклась. Не хочу. Не хочу знать. Не хочу понимать. Хорошо зная себя, боялась, что могу пожалеть брата, как это уже произошло с Волжановым, простить и дать шанс. Ведь, если только он найдет правильные слова… — Не отвечай, — резко попросила я.
— Я закончила, — обратилась к мужу, отрывая его тем самым от поцелуев. Антон был расслаблен и увлечен, но я знала, что он внимательно следил за ходом беседы. Хотя таким своим решением, кажется, я его сильно удивила.
— Уверена? — тихо уточнил он.
— Да, — твердо ответила. Точно знала, что потом легче будет задать несколько вопросов ему, чем сейчас допрашивать брата.
Антон достал мобильный телефон и набрал Алексея, который дожидался нас в машине. Волжанов держал свое слово, похоже, теперь я никогда не останусь одна. Интересно, Алексей на лекции со мной тоже будет ходить? Замечательно. Я даже боялась представить, что скажут мои однокурсники.