Группа из пяти уже знакомых мне лбов в форме царскосельского обступила какого-то толстого бедолагу, судя по мелькнувшему за спинами мудил рукаву — из нашей родной московской богадельни.
— Ты как нас встречаешь? Или думаешь, что раз учишься в Москве, то можно нас игнорировать? — продолжал задавать вопросы капитан этой говнопятерки.
Блять, ну Белый Грузовик, ну зачем ты так со мной? Эта ситуация была настолько наигранная, настолько тупая, что мне даже записка была не нужна — я и сам понимал, что от меня требовалось по сюжету. Срочно нужно спасать «своего», ведь межклассовые трения это одно, а когда наезжают на Московскую Магическую — это совершенно другое.
— Эй, жертвы инцеста, — выкрикнул я, делая шаг вперед. — Давно упор лежа не принимали?
Все пятеро повернулись на мой крик, а на их лицах проскользнула тень узнавания. А потом я столкнулся с тем, что я сам для себя окрестил как «эффект отрицания реальности», или «манямир». Пережитое на набережной унижение было для этих петушков столь мучительным и болезненным, что психика просто заблокировала воспоминания. По их лицам было видно, что они смутно помнят, как опиздюлились об одного тощего поца, но вот детали наших физических упражнений из их памяти были стерты. Потому что если бы все пятеро помнили происходящее в подробностях, то команда пилотов царскосельского в полном составе отправилась бы в дурку. Стены облизывать.
Вопрос только в том, как именно их мозг объяснил поражение.
Глазки всей пятерки забегали по земле, в поисках чего-то, как я понял, иностранного и совершенно точно нелегального — ведь ветпаспорт я Стивену так и не оформил — после чего взгляд столичных сфокусировался на мне. Ага, значит, в их головушке виноват во всем Стивен, понятненько.
— Так это тот дрессировщик. Чего такой дерзкий без своей накаченной магическими камнями твари? — спросил один из парней, делая шаг вперед.
— А чего вы такие ссыкуны, что отказались потом от дуэли и пошли прятаться под юбками? — спросил я, делая шаг назад, чтобы разорвать дистанцию. — Кстати, мамкам вашим привет. В особенности твоей.
Я рандомно ткнул пальцем в одного из царскосельских. Парниша мигом покраснел, словно его вот-вот удар хватит, после чего бросился на меня с кулаками.
Этого я только и ждал.
Ну че, Б. Г.-кун, силу приказа ты у меня частично отобрал и хочешь, чтобы я опиздюливал аристократов по старой схеме? Да не вопрос!
Бил столичный на эмоциях, размашисто, из-за уха, желая одной критической тычкой отправить меня в таверну. За ним уже, потеряв интерес к своей изначальной жертве, активизировались и остальные царскосельские, так что я мигом понял — честной драки не будет, навалятся всей толпой. И судя по тому, как легко столичные петушки оголили тылы перед вторым неизвестным учеником Московской Магической, подмоги мне ждать не стоит.
Увернувшись от первого удара оскорбленного петербуржца, я выдал ему хлесткого леща, а после совершил самый полезный тактический маневр, которому обучил меня лично Долгоруков на случай, если я в бою окажусь в ситуации, близкой к окружению.
Я обошел первого противника и бросился навстречу остальным столичным, в полный рост продемонстрировав им, что это не я оказался с ними за углом, где нас никто не видит, а это они свернули не туда. Все четверо моментально остановились и подняли руки, готовые блокировать удары, я же сделал именно то, чему учил меня Долгоруков.
Пробежал мимо оставшегося квартета, прорвавшись к жертве их буллинга, не глядя схватил толстяка за руку и потащил за собой.
Быстрые мехи — целые мехи.
Немножко трусливые пилоты — всегда живые пилоты.
Кибердемонов надо гасить минимум вдвоем, а лучше, чтобы за плечом вилось пара вертушек с ракетными подвесами, а с крыш ближайших высоток шмаляли по наглой демонической морде из ручных гранатометов смелые пацаны из пехоты. А если можно прицельно навести артиллерию — вообще кайф. Во всех прочих случаях, если гражданские в безопасности, лучше сделать два шага назад и дождаться подкрепления.
Вот эти самые два шага назад я и исполнял, попутно «спасая гражданского».
Наш забег закончился через минуту, когда мне по шее прилетел неплохой такой удар. Хотя я был уверен, что от нас отстали, и рядом пыхтел только спасенный мной гимназист. В глазах потемнело, я чуть не повалился на землю, а потом наконец-то остановился и увидел, кого же я все-таки успел спасти.
За прошедший учебный год этот кабан конечно набрал веса — видимо, на стрессе, так что за пухлыми щечками я его сразу и не узнал — но вот этот нездоровый блеск свинячих глазок я никогда не забуду.
Передо мной, тяжело пыхтя и обливаясь потом, стоял жирненький Антошка Шереметьев, которому я лихо сломал руку на своей первой дуэли.
— Мразь! — завизжал толстяк, пытаясь ударить меня еще раз, но я просто отбил его кулак в сторону. — Ты чего влез, сраный простолюдин⁈ Ты вообще понимаешь, кто они такие⁈
В глазах Шереметьева плескалось что-то похожее на паничку. Конечно, обосраться так, как он, надо было еще уметь. Своим понтами он не только когда-то опозорился сам, причем дважды, вылетев из отряда Долгорукова, но и подвел под монастырь кучу сыновей домов попроще. Той осенью народу я переломал знатно, пока желающих потакать капризам дальнего родственника Аньки не осталось. И вот с того момента, когда аристократы решили, что проблему «наглого мелкого жида» лучше игнорировать, в игнор вместе со мной попал еще и Антоша. Что разрушительно сказалось на эго до этого крайне выебистого товарища.
— Антон, ты хоть и гнида, но носишь форму Московской Магической, — сказал я, подражая тону Долгорукова, хотя получалось у меня хреновенько.
— И что⁈ Ты как меня назвал⁈ Ты кем себя вообще возомнил, придурок! — продолжал пыхтеть Шереметьев, но руки больше не распускал. Помнил, что я сделал и с ним, и с его ребятушками.
— Я кем себя возомнил? — я продолжил отыгрывать штабс-капитана, запуская руку в карман и доставая значок члена студсовета. — Вообще-то этот придурок отвечает за порядок на территории гимназии, или ты не в курсе?
Увидев символ власти в моей руке, Шереметьев немного попустился, а взгляд жирдяя потух.
— Повторяю, это услуга не тебе, а всей гимназии, — продолжил я разносить самолюбие Шереметьева. — Ты мне ничего не должен, как и я тебе. Но позволить столичным оскорблять честь и достоинство нашего учебного заведения я не могу. Как член студсовета и сержант спецмехвойск под командованием самого княжича. Если есть вопросы — сходи к Валерии или ректору, они тебе все объяснят.
Не дожидаясь ответа Анькиного кузена, я развернулся и, стуча каблуками, точно как штабс-капитан, зашагал прочь от места стычки. Впрочем, не успел я отойти и двадцати метров, как за углом моя жалкая пародия столкнулась с неповторимым оригиналом.
Я едва носом не влетел в широкую грудь Долгорукова, а потом разглядел за его спиной и моего нового польского знакомого в сопровождении Воронцовых.
— О, Ваше благородие… — ошарашенно протянул я, переводя взгляд с одного лица на другое. А потом из меня вырвалось то, что не должно было. — Привет, Валерка, Валерия… Здарова, Стася…нислав.
Валерия покраснела и стала похожа на спелую помидорку, Валера просто вылупил глаза, а губы Долгорукова чуть дрогнули в ухмылке.
— Stazjanisław? — приподнял бровь поляк.
— Ваше Благородие! — нашелся я, вытягиваясь по струнке перед непосредственным командиром. — Чем могу быть полезен?
Долгоруков бросил короткий взгляд за спину, после — оценивающе посмотрел на меня. Не укрылся от взгляда штабс-капитана и пробежавший мимо Антоша Шереметьев, который даже головой в сторону Долгорукова не кивнул. Видимо, или не хотел привлекать к своей жирной жопке лишнего внимания, или совсем тупой. Я бы поставил сотку на второе.
— Вас уже несколько часов ожидает делегация Речи Посполитой, господин Штерн, — ровно произнес княжич.
— Если вы про принесение официальных извинений, то я глубоко раскаиваюсь, Ваше Благородие, даже не сомневайтесь. А если дуэль, то я завсегда готов уважить дорогих соседей…
Язык мой, враг мой. Наверное, стоило дослушать, что там хотел сказать Долгоруков, но в присутствии недоброжелательно выглядящего хрономага мне становилось немного не по себе. Княжич был настолько имбой, что аж дурно становилось. Ведь будь у меня такая сила, я бы давно уже пощипал за филейные части всех девчонок в радиусе трех километров и пробил по шарам всем аристократам. Просто потому что могу.
А Долгоруков, как казалось — нет, я был в этом уверен! — являлся человеком железных принципов и убеждений. И никогда бы не воспользовался своей чудовищной силой в подобном ключе. Хотя этот человек был буквально в силах захватить трон и стать Императором Российским. Достаточно было лишь задаться подобной целью.
— Дуэль? — переспросил Стасян, будто бы не до конца расслышал мой ответ. — Ты за кого нас принимаешь, Илья?
Я перевел взгляд с поляка на Валеру, который активно жестикулировал за спиной княжичей и зачем-то хлопал себя ладонью по груди. У него сердечный приступ или что? Валерия же просто закрыла глаза ладонью, не в силах выносить творящийся кринж.
— Не время. Мы и так отстаем от графика, — отрезал Долгоруков. — Госпожа Воронцова, приступайте, рассчитываю на вас.
А потом меня сдали на поруки Воронцовой, которая вместе с братом потащила меня в комнату студсовета, где меня переодели в новенькую парадную армейскую форму. Как я оказался в большом актовом зале, где успели собрать почти всю гимназию — я уже не помнил. Как меня вывели на сцену, как, улыбающийся княжич Станислав Понятовский при поддержке княжича Андрея Долгорукова прицепили мне на грудь медаль Речи Посполитой с надписью «Virtuti militari», или по-русски орден «Военной доблести», вручаемый за проявленный на поле боя героизм, я тоже соображал слабо. Потом меня вместе с двумя улыбающимися княжичами сфоткали для газеты, а после — выпроводили из зала в сопровождении Воронцовых. И самое главное, все это время я даже слова вставить не мог, так четко работала эта команда.