— Эй! — крикнул «младший» смотрящий и махнул мне рукой, мол, подойди.
— Я к дяде Ахмеду! — ответил я этому щеглу, и остался стоять на пороге.
— Сюда иди, я сказал! — рыкнул Ринат.
Поборов желание послать его в жопу прямым текстом, я повторил, что пришел к его дяде, а не к Ринату. Компания уже стала подниматься из-за стола, но тут из недр заведения появился сам пожилой горец, и, зыркнув на молодняк, пригласил меня в коморку.
Там я вывалил на стол второй рог и пару клыков. По моим прикидкам, реальная цена этого добра на черном рынке была не меньше четырехсот тысяч рублей.
— Дам пять тысяч, — сказал Ахмед.
— Двести, — нагло ответил я, глядя на горца снизу вверх.
От такой суммы мужик аж покраснел и забыл, как дышать.
— Какие двести⁈ Ты что, совсем с ума сошел⁈
— Ну, тогда хотя бы сотка. Только рог стоит триста тыщ, — нагло сообщил я.
Ахмед прищурился, после чего сказал:
— Ты сейчас встанешь и уйдешь. А это, — он положил свою волосатую лапу на трофеи, — останется здесь. Я знаю, где ты живешь, понял?
— А я знаю, что Шереметьевы вам глаз на жопу натянут, дядя Ахмед, — ответил я.
Мы оба замерли, и только муха, тварь такая, летала вокруг моей бошки и норовила сесть куда-нибудь на лицо.
— Сорок тысяч, — медленно сказал Ахмед.
— Сорок за рог и по пятерке за клыки.
— Тридцать пять за рог и по четыре за клыки.
— Продано, — сказал я, протягивая руку горцу.
Он недовольно коснулся моей ладони, а потом — выудил из-под фартука котлетос и отсчитал нужную сумму. И хотя тут в ход пошли уже тысячные, у меня образовался такой неплохой пресс наличности.
— Борзый сильно, — прошипел Ахмед.
— Вы все равно в накладе не остались, дядя Ахмед. Не гневайте Всевышнего своей жадностью, — ляпнул я, отчего горец едва не придушил меня взглядом.
И откуда это вылезло?
Впрочем, все развивалось ровно по тому сценарию, как я и ожидал. Не успел я отойти и два квартала от кафе дяди Ахмеда, дорогу мне перегородили друганы Рината и еще пара лбов. В общей сложности — пять человек. Самого «дорогого племянника» с ними не было, но я мог поставить жопу на то, что он ныкался где-то рядом, контролируя процесс отжатия у меня бабоса. Меня мигом обступили — бежать некуда, поймают сразу.
— Бабки гони, — прошипел один из урков, со щелчком доставая из кармана выкидуху.
— Быстро блять, — добавил второй.
Даже если бы я отдал им деньги — будут резать, это я видел по звериному оскалу того, что с ножом. Видимо, зря я вякнул про Шереметьевых.
Конечно, можно было бы подкопить силенок и попробовать жахнуть огнем во все стороны, но тогда пострадает моя одежда и деньги. А еще я не хотел сильно палить то, что у меня проснулось магическое энергоядро.
Грузовик-кун, какая же ты мразь… Не мог засунуть мою душу в тело какого-нибудь аристократа? Желательно, из семьи побогаче. Были бы тебе подвиги и следование канону, такое тоже есть, я же знаю…
Посмотреть на нож в руках гопника, раскалить рукоятку, чтобы обожгло ладонь. Тот, что слева от меня, тоже держит в руках нож, значит, с ним и будем работать.
Мне не хватало массы, роста и физической силы, но все это я лихо компенсировал знаниями, что подарил мне грузовик-кун в мою первую встречу с гопотой. С места, экономя силы, ударить локтем в подбородок того, что стоит слева, схватить за кисть и перехватить нож. Пока главарь кричит от боли в обожженной ладони, а остальные не понимают, как малец двигается с такой скоростью — зайти за спину гопнику и несколько раз ударить добытым ножом в грудь. Отпрыгнуть в сторону, выжечь магией глаза еще одному гопарю, который был ближе всего, и ударом под колено бросить его под ноги его же товарищам.
Свалка, куча-мала. Главарь уже пришел в себя. Наклонился подобрать нож. Я не успеваю, на мне еще двое, которые просто бросились вперед, пытаясь повалить на землю. Машу перед собой ножом, отгоняя гопников. Один хватает меня за руку, тянет на себя. Проваливаюсь в это движение — использую чужую силу, чтобы получить дополнительный импульс, выставляю перед собой нож, загоняя лезвие в живот противника. Оглушающий удар по затылку — все поплыло, но успеваю перекатиться в сторону и вскочить на ноги. Осталось двое. Тот, которому я насовал в грудь — уже затих, слепой орет и царапает глаза, а последний — держится за живот, пытаясь остановить кровь.
По глазам гопарей вижу, что они напуганы. Особенно тем, что один их кореш внезапно ослеп.
— Вопросы? — спросил я, тяжело дыша.
— Ебнутый какой-то… — пробормотал главный.
Я же развернулся и побежал вниз по улице. Надо зайти домой, смыть кровь, переодеться. Вещи придется выбросить — маман удар хватит, если увидит чужую кровь.
А еще мне придется что-то решать с Ахмедом.
Этот старый пидор с меня не слезет, слишком гордый. И даже если смотрящий сдаст назад, то вот его племянник — точно что-нибудь начудит. Так что придется кончать обоих.
По окружающему пространству пошла мутная волна и я достал из кармана записку.
'Каноничное событие №7. Бандитские разборки.
Они все равно ублюдки, их не жалко.
Б. Г.-кун.'
Так. Седьмое? А где события с третье по шестое? Или было уже три? Записка в моих руках зашевелилась, после чего на ней появились новые буквы.
«Влом останавливать каждый раз время. Но это уже седьмое, вроде как»
— Блять! — выругался я, засовывая записку в карман. — Ладно…
Когда я привел себя в порядок, настало время решительных действий. Отсчитал тринадцать тысяч. Десятку отдельно, трешку отдельно. Остальное — положить в листик из тетрадки, загнуть края и — на улицу.
Дядю Ваню я нашел быстро, на том же месте, где разошлись час назад, будто бы он меня ждал.
— Привет, Илья, — кивнул бомж, посасывая папиросу.
Мои блатные сигареты мы скурили еще в тот день, когда экспериментировали с шаурмой и огненным инферно, так что я без зазрений совести стрельнул курево у старика.
— Еще одно дело есть, дядь Вань.
— Ну, говори.
— Вы вроде человек порядочный, — начал я.
— Ну само собой!
— Можете у себя кое-что придержать? — спросил я.
— М?
Я протянул бомжу деньги, завернутые в бумагу. Одного взгляда на импровизированный конверт дяде Ване хватило, чтобы понять, что внутри.
— Сколько там?
— Тридцать тысяч. Мне негде спрятать. Да и некогда, — сказал я.
— Приберегу. Сотку на папиросы дашь? — спросил бомж.
Я выудил из кармана тысячную купюру и протянул старику.
— Сотку же просил! Ай, молодежь… Ладно, давай. Сдачу в конверт положу…
— Спасибо, дядь Вань.
Бумажка с деньгами пропала во внутреннем кармане засаленного пиджачка, после чего я добил папиросу и распрощался со стариком, сославшись на занятость.
По хмурому взгляду дяди Вани было видно, что моих приключений старик не одобряет, но ничего говорить он не стал — только еще раз затянулся поглубже, щурясь от сизого дыма.
— Береги себя, Илюша, — сказал старик мне в спину.
Я ему ничего не ответил. Сам знаю, что замутил опасные дела.
Сашка с его «яйцами» нашелся в той же подворотне, что и всегда. У них здесь что, точка респауна или как?
— Эй! — крикнул я. — Пацаны, дело есть!
Сашка от моего голоса сначала вздрогнул, а потом — поморщился.
— Что тебе надо? — спросил гопарь. — Иди отсюда, мутный.
— Подзаработать хотите? — спросил я.
— Работать от слова раб, — сплюнуло «левое яйцо», — а мы пацаны ровные. Мы темки пробиваем.
— Значит, есть темка, — согласился я и достал из кармана оставшиеся девять тысяч. — По три косаря на нос.
При виде бабла глаза гопарей нехорошо блеснули, но воспоминания об унизительном избиении были еще свежи.
— Что надо? — просило «правое яйцо».
— Три канистры. Две с дизелем, одна с бензином. Минимум по пять литров каждая. А вам потом — на границе с текстильщиками че-нить поджечь. Но так, чтобы все на уши встали.
— Мы че тебе, маги что ли, епта? — спросил Сашка. — Где мы тебе топливо нарисуем, епта?
— Мне похеру, где. Отсосите с тачек, купите, украдите. Хоть нассыте внутрь, но чтобы две канистры горели, как дизель, а третья — как бензин.
— Че, епта, а какая разница, епта? — спросило «левое яйцо».
— Ты знаешь вообще чем дизель от бензина отличается? — спросил я у гопника.
— Я че, епта, водила, епта? Нахер мне это надо? — удивился гопник.
— Дизель если разлить и поджечь — горит. А бензин если разлить и попытаться поджечь — ебнет огненным шаром, потому что испаряется лучше. Понятно?
— Понятно, — кивнул Сашка.
— Ну, так что, возьметесь? Надо к вечеру.
Пацаны переглянулись. Для них это было почти идеальное задание. Три канистры — три человека.
— Возьмемся, — сказал Сашка, сплюнув сквозь зубы, и потянулся к баблу.
— Так! — Я убрал руку с деньгами. Выуживая из кармана оставшиеся две тысячи. — Вот это — на расходы. Лучше всего топливо купить у кого-нибудь с рук и не в нашем районе, понятно? Принесете канистры — отдам бабки. Слово пацана.
Гопники погрустнели, но бабки на закупку взяли.
— А если кинете…
— Слышь, Илюх, мы в курсе, что ты не лох, — перебил меня Сашка. — Нарисуем тебе к вечеру твое топливо. И помойку я одну знаю на том краю, которую спалить можно. Все на мази.
— Ну, давай, — кивнул я. — Тут вечером, в девять.
Пацаны не подвели — уже к восьми у меня было две пятилитровые баклашки с дизелем и еще одна — с бензином. Увидев бенз в пластиковой таре, мне стало аж херово, но залито было под горлышко, да и откуда искре взяться… Главное с железом в руках не лезть…
Одну емкость с дизелем я выдал парням на их диверсию, которую они должны совершить к одиннадцати часам, остальное — оставил у себя. Когда гопники скрылись, я подхватил баклашки и побрел в сторону кафе Ахмеда.
Поджог — лучший вариант. Тем более у меня есть одна мыслишка, которая сто процентов гарантирует мне то, что выбраться из огня не выйдет и пламя потушить раньше времени не удастся, пусть хоть пожарные и приедут почти сразу же.