Чтобы не было войны,
надо ворона убить.
Чтобы ворона убить,
надо ружья зарядить.
Но недолго пришлось принцу наслаждаться дорогим подарком. Он успел лишь дать коню имя, пару раз прокатиться перед завтраком, да однажды полюбоваться закатом.
И до предполагаемой невесты тоже не доехал.
Только получил от матери распоряжение отправляться в Бусинию, только расписался в гардеробной за дорожный, три гостевых и бальный наряды, только зашел в конюшню, чтобы лично оседлать прекрасного коня…
Так сразу и понял, что путешествие придется отменить.
В стойле явно кто-то был, всхрапывал и тяжело дышал. Но не виднелась над перегородкой словно выточенная из базальта голова, не прядала ушами и не призывала хозяина выпустить поскорей из заточения…
«Мой конь болен? Отравлен?»
Максимус взволнованно распахнул створки и увидел, что его конь лежит на полу, по-кошачьи поджав под себя ноги.
И к сену не притронулся, и вчерашний овес целехонек… И с мордой что-то странное, в сумраке конюшни толком не разглядеть.
А прекрасный Ворон лишь меланхолично смотрит перед собой. Иногда, вроде как… если не мерещится… совершенно не по-лошадиному жмурясь.
Максимус бросился к нему, но замер на полпути, не разрешая себе прикасаться к дорогому другу. Ведь если конь отравлен или заколдован врагами, то и перчатки могут оказаться ненадежной защитой.
— Что с тобой? Сейчас, я позову на помощь…
Ворон зарычал, блеснул желтыми глазищами с узким зрачком и предостерегающе лязгнул зубами.
Максимус тревожно присмотрелся к нему.
Лаврезийцы очень выносливы и необычайно резвы, но при этом они всего лишь лошади, без всяких хищных замашек.
И такого хитрого безумия в глазах Ворона еще вчера не было…
— Видно, мне в кофе подмешали чего-то излишне тонизирующего, — пробормотал принц. — Всякая ерунда мерещится.
Он попятился к выходу, но покидать денник не спешил. Он был озадачен и ошарашен, но все еще надеялся, что введен в заблуждение игрой света и тени.
— Я тебя не узнаю. А ты меня?
Ворон прижал острые уши к голове и зевнул, смешно растопыривая длинные усы.
Усы?! Однако, явно дает понять, что узнал.
— Вот как… Значит, ты — это ты, хоть и выглядишь неважно. Не будешь нападать?
Обижено заворчав и перевернувшись на бок, Ворон вытянул из-под себя одну из массивных когтистых лап.
Принц вздрогнул, но попытался не подать виду.
— Ты можешь встать?
Ворон охотно поднялся и потянулся, процарапывая в опилках на полу борозды и издавая неприятный шорох при задевании стенок. Чем?!
Максимус потер виски и показал на седло.
— Что бы с тобой ни произошло, нам пора ехать. Я должен надеть на тебя вот это…
Ворон презрительно хлестнул по полу длинным шипастым хвостом и слегка приподнял… крылья.
Максимус не выдержал, бросился к выходу и во всю ширь распахнул ворота конюшни. Кроме того, он снял с крюка и зажег лампу, предназначенную для ночного времени, уже не заботясь, что про него подумает кто-нибудь из дворовых людей, если заметит.
И с этой лампой, как мудрец, ищущий истины днем с огнем, он зашел в стойло Ворона.
М-да. Точно — крылья.
В узком стойле их никак не удалось бы расправить, но о размахе можно было судить и так. Как и о том, что никакое лошадиное седло теперь не подойдет. Уздечку тоже, конечно, придется переделывать… Впрочем, годится ли тут вообще уздечка?!
— Пожалуй, мне придется заказать для тебя новую сбрую, — вздохнул принц. — Но даже лучшие королевские шорники не управятся быстрее, чем за день. Боюсь, мое путешествие откладывается.
Он уже собрался покинуть денник, но вдруг, о чем-то вспомнив, вернулся.
— Ты ведь так ничего и не съел. Хочешь, я отдам тебе свои дорожные запасы?
Ворон охотно принюхался и заурчал.
Максимус скормил ему свои бутерброды — только колбаски, от хлеба скакун отказался — и откупорил, махнув рукой на раздумья, бутыль красного вина. Чуть не половину выдул сам, на остальное предъявил претензии Ворон. После чего снова улегся, поджав под себя ноги, прикрыл веки и приготовился ждать.
Принц же направился в кожевенную мастерскую и заказал новый комплект. Мастер удивленно посмотрел на его руки, будто обнимающие гигантскую бочку, и пообещал до завтра изготовить седло в-о-о-т такого охвата, а к нему какой-то странно великоватый недоуздок без удил, но с заушным креплением, и удлиненный повод.
Затем Максимус пошел на кухню и распорядился отнести его коню хороший кусок сырой говядины и половинку жареного поросенка. Повар вежливо поинтересовался, нужны ли специи, и принц согласно закивал. Он не сомневался, что Ворон захочет мясо именно с шафраном и петрушкой, такое, как любит сам принц.
Затем он поднялся к себе и переоделся в повседневную одежду.
И лишь потом отправился с докладом к матери.
— Ваше величество, — спокойно произнес он, прорвавшись к ней на аудиенцию между министром сельского хозяйства и послом из Королевства Левого Берега, — мой конь превратился в дракона, готовая сбруя ему не подходит, поэтому я смогу отправиться в Бусинию лишь завтра.
— Нам следует немедленно убить его, — побледнела королева. — Немедленно! Послать на конюшню лучших лучников… Или нет… арбалетчиков… Или…
А как станем заряжать,
всем захочется стрелять…
Максимус проверил, плотно ли закрыты двери, отослал слуг и подошел к королеве поближе.
— Мама, ну что вы, в самом деле? Какие лучники в конюшне? Толку с них!
— Мясников! Живодеров! Охотников! Тайного королевского убийцу! — по расширившимся зрачкам и срывающемуся голосу матери Максимус понял, что она близка к панике, и нужно что-то предпринимать.
— Сомневаюсь, что они справятся с драконом, — сказал он как можно спокойней. — Мне показалось, что его шкура довольно крепкая.
— Расстреляйте его из самых крупнокалиберных пушек! Сожгите конюшню, обложите его бочками с порохом… — королеву трясло, а в глазах набухали огромные слезы.
Никогда еще принц не видел ее в подобном состоянии. Он успокоительно приобнял мать.
— Мама, ну что вы. Люди могут пострадать. А кроме того, — он ласково поцеловал ее в щеку, — я никому не позволю убивать твой подарок.
— Что же делать, что же делать, — Аугуста обмякла в отчаянии, и Максимус бережно посадил ее на трон.
— А что и зачем мы должны делать? Подумаешь, произошли с Вороном кое-какие… метаморфозы… но от этого он не перестал быть моим другом. Это замечательный, умнейший, воспитаннейший дракон. И он согласен возить меня на себе по-прежнему.
Но от этих простых и понятных слов королева неприлично разрыдалась в полный голос.
— Что же я наделала, что же я наделала, — всхлипывала она, не стесняясь сына. — Я хотела, чтобы ты произвел впечатление на невесту, а вышло… я нас всех погубила…
— Постойте! Я немного читал о драконах. Да, они могут показаться чересчур прожорливыми, но не настолько, чтобы мы были не в состоянии прокормить его.
— Сами по себе-то они, может быть, и не так страшны, но предание…
— Какое из них?
В королевстве было полно преданий. А также легенд, мифов и народных сказок. Одно время принц с удовольствием слушал их, даже записывал некоторые особенно оригинальные, но со временем наигрался и переключился на изучение серьезных наук.
— Об опасности некоторых подарков, — сквозь зубы процедила королева и попросила воды.
Судя по всему, Аугуста возвращалась от паники к ясному сознанию и потихонечку брала себя в руки.
— Отменим назначенные встречи?
Королева кивнула:
— По крайней мере, перенесем на послеобеденное время, — и принц потихоньку отослал гостей в Большой зал немного подкрепиться.
— Так что за легенда? — небрежно спросил он после этого.
— О, она очень длинная, и я не помню ее дословно… Это даже не легенда, а хроника… Или выписки из хроники… Точно уже и не помню — рукопись хранится где-то в библиотечных подвалах, но каждому наследнику о ней обязательно рассказывали в свое время. Я жалею, что тянула с тем, чтобы сообщить тебе это семейное предание. Смысл его — что родственные королевские подарки бывают очень опасными.
— Это когда наследники дарят престарелым родителям книжки с ядовитыми картинками или посуду из опасных материалов?
Максимус старался шутить, по опыту зная, что в критических ситуациях именно умеренная ирония воспринимается его матерью лучше всего.
— Это когда наоборот, — сердито передразнила его королева. — Когда царственные родители дарят детям что-то невинное. А это что-то само собой превращается в нечто опасное. И заканчивается все очень плохо.
— Насколько плохо?
— Все гибнут.
— Да, звучит как-то не очень весело. Просто-таки все-все? — усомнился принц.
— И никого не остается, — мрачно подтвердила королева. — Именно поэтому я никогда тебе ничего не дарила. Кубок для питья превращается в щит — к войне. Одежда превращается в броню — к войне. Меч из парадного становится боевым, с него опадают украшения — к войне. Даже конь, как оказывается…
— Какая-то однобокая легенда, все к войне, — пробормотал принц. — Даже в сонниках обычно приводится несколько толкований. Не может быть, чтобы все было так примитивно.
— Не веришь мне, спроси придворного мудреца, — обиделась королева. — Семейные предания не врут. Для того и писаны, чтобы предупредить.
— Я не сомневаюсь в правдивости древних мудрецов, пожелавших оградить потомков от опасностей, но, мама, вы же сами только что сказали, что дословно не помните!
— Я хорошо помню то, что «…если что-то превратится, то оно и пригодится». А где может пригодиться дракон? Только в бою!
Максимус задумался. С семейными преданиями, и в самом деле, не шутят. И даже в самых наилегендарнейших легендах обязательно бывало какое-нибудь рациональное зерно. Но у любой бытовавшей истории всегда было несколько концов: в одной деревне говорили, что дракон съел принцессу, в другой — что женился на ней, а в третьей — что обесчестил и бросил. И всегда ему было непонятно, что для кого хуже.