– Было дело. Собралась, значит, такая компания: я, еще один солдат, наш сержант и райкомовский работник. У этого типа два пистолета в карманах! Ну, зашли в первую хату. Хозяин пропадает где-то в лесу, черт его знает где. Жена ушла в сельсовет. Дочка и сын – дома. Представитель райкома дает детям записку: «Эту женщину отпустить!» Вскоре она пришла. А у них в хозяйстве много скота: лошадей штуки четыре, несколько коров, свинья с поросятами. Так пока мы ходили туда-сюда, описывали имущество да со скотиной разбирались, мать с детьми смоталась. Кто дежурил, крик поднял. Всю ночь бегали, искали. Утром в соседних домах все проверили. Нет их нигде. Райкомовский работник говорит: «Вот что. Ты оставайся здесь, а мы пойдем разбираться». Оставили меня одного, и я сидел, ждал появления хозяев. Двое суток проторчал – никто не пришел. Не спал ни черта. Как тут уснешь? Днем чувствую – начал дуреть. Вроде подремал немного. Автомат постоянно на взводе. Ночь снова приходит – нет, спать нельзя. Жизнь проспишь. На третью ночь кто-то постучал в окно. Я от неожиданности из автомата прямо через окно врезал… И опять тишина. Утром приходит сержант: «Хватит тебе тут. Собирайся!»
Прошла неделя. Снова появляется тот мужик из райкома. Поехали на машине в село. Не доезжая села, остановили машину, двинулись к хате пешком. Подходим: «Кто там?» – «Открывай, теперь не убежишь!» Утром приехал транспорт. На этот раз им ничего не разрешили брать. Все, что имели, все забрали в колхоз. И все. А куда их увозили – черт его знает.
При мне выселили две семьи. А еще несколько семей уехали без принуждения. У них мужья вышли из леса добровольно, но им тут все равно не жить. Раз он бросил банду, к нему ночью из леса придут, и будет человек долго и тяжело умирать… Так он лучше добровольно в Сибирь поедет. Ему хорошо, потому что семье дают вагон. Мало одного? Два дадут. Некоторые даже разбирали свой дом и увозили. По бревну раскатают, грузят в вагон и увозят. Ему из охраны сопровождающие кричат: «Вот же глупый хохол! Зачем тебе в Сибири эта халупа? Там дома в пять окон. Тебе леса дадут сколько надо». А тот огрызается: «Ничего, на сарай пойдет…»
Мы их на станцию перевезем. Эти добровольцы грузятся, а рядом стоят семьи выселяемых – им с собой ничего. Только немного продуктов на несколько дней да одежда, какую можно унести на руках. Остальное все отбирали. Вот и думай, сидеть в лесу или нет…
– Вы не помните случаев убийств активистов, председателей колхозов, представителей райкома и других партийных деятелей?
– Таких случаев не было. Каждый районный работник имел по личному телохранителю, а то и по два. Попробуй его убей. Он без телохранителя даже по нужде не ходил. Помню, приехала одна женщина. Так пока она спит, солдат сидит, охраняет ее.
– В вашей сержантской школе были кураторы из МГБ?
– Может, и были. Мне, например, кажется, что наш сержант, командир отделения был точно оттуда. Разведка, конечно, работала здорово. Мы знали наверняка, что есть выход на бандитов. Нам, солдатам, конечно, не докладывали, что есть там разные «товарищи». Но мы тоже кое-что соображали. Если в школе около штаба появился гражданский человек, значит, нам ночью не спать. Автомат уже не в пирамиде стоит, а под койкой. Иной раз и поужинать не дадут. Сирена заиграет – все, вперед. Бояться некогда. Сирена воет, рука под койку – ищешь автомат. Клюшки похватали и по машинам. Другой раз привезут, даже не соображаешь, где находишься. А уже орут: «Построиться в цепь! Иди, ищи, гляди!» Нашел твердое место? Останови цепь! Всех остановили, проверяешь. Ага, дальше. Сзади машина идет с продуктами. Сначала просто выдавали сухой паек, но это полная ерунда. Поди по лесу побегай-ка на «сухпае». Потом одумались и стали давать операционный паек. Тут уже лучше. Четыре банки консервов на день: три банки 250-граммовых и одна большая 500-граммовая банка, хлеб…
Вообще, надо признать, работники МГБ – ребята с ухватками. Вот когда мы одного главаря по прозвищу Ветер убили, то получили точные данные, что он должен появиться в определенное время и в определенном месте. Приехал на заставу какой-то офицер и уверенно так обо всем этом рассказывает. Вот откуда он знал? Но ведь знал же! Значит, имел информаторов, и не где-то там, а в самой банде. Так получается?
В засаду отрядили отделение солдат. Как раз снежок выпал. И сразу же всем выдали новые, буквально с иголочки, белые маскхалаты. Винтовки и автоматы обмотали бинтами, залегли у тропы на опушке. Первым должен был стрелять офицер, а потом уже все остальные – залпом. Короче говоря, дали приказ стрелять без предупреждения.
Ждали одного-двух, ну максимум трех, а тут он идет, да еще семь человек телохранителей с ним. В общем, подпустили ближе и всех их к херам там и положили. Они даже выстрела не сделали, пикнуть не дали…
Местных привлекли вывозить трупы. Они не сдержались, забормотали: «Это же Ветер, Ветер… Ветра вбили, керивника банды…»
– Возили на опознание мертвых бандеровцев?
– Хе-хе, на опознание, смешной ты… Как-то появляется вторая группа, они троих где-то убили и с собой привезли. Посадили этих мертвецов около школы к шлагбауму на дороге, где мы у всех проверяли документы. Думали, может, за ними кто-нибудь придет. Ха-ха. Вот особенно ночью хорошо. Некоторые ведь мертвых боятся… В общем, двое суток они пролежали у шлагбаума, никто так и не пришел. Потом машина подъехала, в кузов побросали и где-то их там закопали, не знаю.
– Вам попадались на глаза листовки против Сталина, СССР? Сталкивались с антисоветской пропагандой?
– Находили в лесу, в схронах. За самостийну Украину и прочее. Мол, не надо нам Россию, хотим сделать Украину самостоятельной.
– Что-то слышали про «истребков»?
– Это активисты из местных жителей, которые воевали против бандеровцев. В случае чего – он помогает пограничникам. У них и оружие было. Занимались своими делами, но по случаю привлекались.
– Как у вас складывались отношения с политработниками?
– Политработник он и есть политработник. За советскую власть пропагандирует крепко – это вся его забота. Один раз вызвали к ним, так меня аж пот холодный прошиб. Думаю, что случилось? Ну, прихожу к нему, доложился. Смотрю – на столе конверт знакомый. Он меня вдруг спрашивает: «Ты почему домой не пишешь?» А дело в том, что я домой вообще не писал. Как-то нацедил одно письмо. Ну, думаю, приеду, еще напишу. Потом опять в Карпаты ушли, а когда вернулись, и думать забыл. Да, дал он мне тогда прикурить.
– На вашем участке с кем была граница?
– С поляками. Если с нашей стороны перешел нарушитель и они задержали его, то отдавали нам без вопросов. Граница проходила по реке Западный Буг. С нашей стороны контрольно-следовая полоса. А с их стороны ничего нет, вот и ходят свободно.
Как-то раз я пошел утром умываться к реке. На том берегу сидит поляк. Поманил меня знаком, потом по-русски начинает мне: «Как у вас народ живет? Хорошо? Как девки? Дают?» Я ему не ответил. Тогда он говорит: «Я знаю, вам не разрешают с нами разговаривать».
Помню как-то, уже став старшиной, я заказал сапожника. Этот солдат по нашей просьбе частенько приходил на заставу. Вот я его вызвал, он выехал. Проходит час, два, три – нет сапожника. Звоню в комендатуру, там говорят, что ушел к нам. Сутки прошли, а сапожник не появился. Ну, нет и нет. Потом во время дежурства по заставе вижу – стреляют с польской стороны. Зеленая ракета, красная. Ага, вызывают на переговоры. Значит, надо звонить полковнику, начальнику отряда: «Так, мол, и так…» Приехал начальник заставы, взял с собой одного солдата, тот по-польски неплохо разбирался, и пошли. Оказывается, наш пропавший сапожник у поляков, самовольно ушел за границу! Полковник прямо при поляках погоны с него сорвал и бросил на землю. Такой позор случился – солдат ушел за границу. Увезли его. Лет 20 схватил, не меньше.
Но с этой КСП (контрольно-следовая полоса) всегда хлопоты. То одно, то другое… Рядом железная дорога проходит, по ней составы идут – все это проверяется. Один раз пошел в наряде на правый участок. Только дошли, слышим – там шум-гам, крик страшный, прямо не знаю, как описать. Сразу позвонил на КПП: «Кто там так не по-людски орет?» – «Подожди, сейчас узнаем…» Оказалось, это наши дембеля гуляют. Едут демобилизованные солдаты из Германии. Доехали до границы, отмечают «Здравствуй, Родина!».
А то еще один солдат на этой КСП уснул. Сон на границе – это самый позорный случай, какой только может быть. Комендант лично его разбудил – с ноги приложился сапогом. Начальник заставы молил за Христа ради, чтоб его от нас куда перевели.
Как-то ожидали к нам на заставу генерала, должен был приехать с проверкой. Да не кто-нибудь, а начальник войск округа, да еще и Герой Советского Союза. Его солдаты всегда ждали. Как только этот генерал приедет, кто-то из солдат обязательно получит отпуск. Офицеров гонял страшно, а солдат – нет.
Наконец едет машина. Навстречу выбегает солдат из Архангельска, Ярославом звали. Генерал выходит, тот ему доложил все честь честью. Машина уезжает на заставу. Там сразу начальнику заставы вопрос: «Как у вас такой-то наряд службу несет?» Начальник заставы: «Ну как сказать? Да по-разному бывает». Генерал ему: «А у меня отлично несли, пусть едут в отпуск». Что ж, отпуск есть отпуск, он поехал. С отпуска вернулся, дали ему наряд на вышку на правую сторону. А на вышку летом уходили рано, чуть свет. Он пошел, в траве роса – промок. Залез на вышку, сапоги снял, портянки повесил, самого сморило. Как назло мимо этой вышки едет полковник, комендант участка. Смотрит – портянки висят. Он кричал-кричал – тишина. Сам полез на вышку, там солдат спит. Разбудил его, вызвал начальника заставы: «Пришлите сюда другого солдата, а этого отправьте на губу на 20 суток». В общем, увезли. Начальник заставы каждый день звонил: «Христа ради прошу, сюда не направляйте!»
– Использовали служебных собак?
– Да. Когда идем за бандитом или нарушителем, впереди бежит разыскная собака, а еще одна сзади, с группой – сторожевая. Когда уже бандит близко, собака идет, подняв голову. Если инструктор видит нарушителя, спускает ее с поводка. Беглец уже не уйдет никуда, она его свалит и задержит. Бывало, бандиты собак убивали и уходили. Поэтому стали делать так: как увидят цель, то пускают сторожевую. Разыскная ценилась больше. Их долго натаскивали, тренировали, целая метода была. Обычно вечером кто-то из нас прокладывал след. Через шесть-восемь часов по нему пускают собаку. В конце маршрута ей полагалось потрепать того, кто прокладывал след.