В больнице я провалялся с декабря по февраль, и только в конце февраля меня выписали. Тиф перенес тяжело – еле стоял на ногах. Немного пришел в себя только через две недели. Лысый был, как бубен, – все волосы повылазили. И еще на мне шевелилось море вшей. Но хочу сказать о медиках. Люди тогда душу отдавали, день и ночь сидели над больными.
Хотели меня комиссовать, уже и документы подготовили. Да лежал со мной сибиряк – один из тех троих, кто выжил. Так он сказал: «Сынок, и что ты будешь делать? Влепят тебе 2-ю группу, и будешь получать 37 рублей. А так, может, пойдешь служить да человеком станешь. Удирай отсюда, только захвати с собой документы».
История болезни лежала у главного врача. Я начал умолять сестричку: «Хочу удрать, чтобы меня не комиссовали. Служить дальше буду». – «Так меня с работы выгонят, а то и судить будут, если я отдам документы». – «Ты меня только в кабинет пусти и закрой там. А я через окно вылезу. Сделаю так, будто бы через окно залез. А как уж там открыл шпингалет – это мое дело. Ты тут будешь ни при делах».
В общем, забрал эту историю болезни. А там уже вся жизнь моя решена. Только ждали из области военного врача, главу комиссии, чтоб он подписал. И прямо с этими бумагами пришел к себе во взвод. Капитан обрадовался:
– Ну что? Как ты?
– Удрал.
– Как удрал?
– Да так и удрал…
– Тебя же искать будут!
– Да, ну и что? Я ничего плохого не сделал.
– А знаешь что? Я тебя утром отправлю в одно место. Бегать, прочесывать там не нужно. Там кое-кого нужно дожидаться. Ребята тебе все объяснят.
В общем, в засаде я просидел около двух недель. За это время два раза присылали посыльного, чтобы меня возвратить. Капитан сначала отнекивался. Потом дали ему срок к исполнению, но он по-прежнему гнул свое… Потом все так стремительно закрутилось, и уже из Изяслава мы перебрались на запад, сюда, к бандитам. А потом… Нет, это нельзя, не могу все рассказать, потому что это ж оуновцы. Теперь их власть. Понимаете?
– Давайте сделаем так: вы расскажете, я запишу. А потом отредактируете… Они, к примеру, рассказывают обо всем совершенно свободно.
– Понятное дело. Они теперь на коне.
– Мы остановились на том, как вы вернулись во взвод.
В Изяславе быстро порядок навели. А вот эти северо-западные районы и села… Там было неспокойно. И на юго-западе, ближе к Тернопольской области, происходили нападения. Взвод стоял там в одном селе в Лановецком районе. В открытые бои с оуновцами мы не встревали. Ты должен понимать, задача СМЕРШа – выявление шпионов, агентуры и всех тех, кого оставили немцы после своего ухода. Всяких тогда хватало: кто легализовался, кто пошел в народ, а кое-кто пошел в банду. Как только «бандбоевку» внутренние войска уничтожат или кого-то возьмут живым, наш СМЕРШ уже тут как тут, начинает фильтровать. Очень много было тогда агентуры – школы их готовили пачками. Однако бывало и так, что нам тоже приходилось ввязываться в бои. Так получилось в одном селе.
Начальство получило по своим каналам информацию, и в селе устроили засаду. Людей расположили полукругом и стали ждать. Ну а мы, как говорится, сбоку, на подхвате. Но оказалось, что группировка пришла более крупная, чем ожидалось – в село вошло более тридцати человек. А внутренних войск всего 16 штыков во главе с лейтенантом и оперуполномоченным НКГБ. Мы находились в том же селе, только на окраине. Слышим – завязался бой. Стрельба усилилась. Потом чувствуем – что-то не так. Прибегает от них вестовой с просьбой о помощи. Вот тут пришел и наш черед. Когда мы подключились, бой шел на полную катушку: погиб один солдат внутренних войск, двоих ранило, легко зацепило оперуполномоченного. Оуновцы сначала упорно отстреливались. Поступила команда замкнуть кольцо вокруг села, чтобы никто не ушел. Они заметались. Дело было ночью. Смотришь – силуэт бежит и во все стороны из автомата сечет. Знаешь, как они делали, гады? Разувались «на босяка», чтобы легко бежать. Колупались мы в этом селе всю ночь – добивали остатки банды. Утром насчитали 16 трупов, остальные ушли. Двух человек взяли живыми, но они оказались непричастны. Это были местные жители из соседних сел, насильно взятые оуновцами в банду. Начали разбираться с оружием. Там и автоматы, и винтовки, карабины… В основном все, конечно, советского производства. Но попадались и немецкие образцы. У многих имелись пистолеты. Возраст погибших – до тридцати лет.
Конончук Павел Никанорович
В 48-м году мы продвинулись дальше в глубь Тернопольской области, в Жидачевский район. Под конец 1948 года меня перевели во Львов. Я тогда уже был в звании сержанта. В 47-м году СМЕРШ расформировали, все передали в органы МГБ. У нас был 12-й полк 5-й дивизии войск НКВД.
– Опишите Львов 48-го года.
– В самом Львове случаи убийства были рядовым явлением, на улицах нередко валялись трупы. Но если в 45-м на Хмельничине в основном фигурировали всякие бандитские группы, мародеры, дезертиры и уголовники, то в Львове уже был чистой воды национализм, и причем явный.
– Что помните по амнистиям? Как на них реагировали националисты?
– По-моему, их было несколько. Вышел указ в 45-м году, потом в 47-м вышел указ правительства о сдаче с повинной. Им обещали, что не будут судить, допрашивать и вообще оставят в покое. Надо сказать, очень много пришло народу в районные отделы МГБ. Бывали случаи сдачи в самом Львове в управлении МГБ. Но не обходилось и без курьезов.
В Жидачевском районе из леса вышла сдаваться крупная банда. Зашли в село… А в райотделе сидят начальник, его зам и прочие. Вдруг крик: «Тревога! В селе банда с оружием!» Время тогда было непростое, в каждом отделе МГБ из окон торчали пулеметы. Конечно, начали стрелять. А те кричат: «Не стреляйте, бо мы пришли сдаваться». Ты подумай, двадцать человек. Это ж целая группировка! Ну, вроде ничего. Они сдались, их приняли, документально оформили сдачу оружия. Кто был местный, тот сразу пошел домой. Кто боялся, мог выбрать любое место жительства, кроме Киева, Одессы, Харькова и других центральных городов. Очень многие уехали на Донбасс и в Днепропетровск.
Так что перелом наступил в 1947 году. Если до 47-го они действовали еще довольно активно, то потом становилось все тише, тише… А после они уже стали по пять-шесть человек сидеть в «схронах».
(Из донесения генерал-лейтенанта НКВД УССР А.В. Леонтьева генерал-полковнику С.Н. Круглову о проведении операций по ликвидации воинских формирований ОУН-УПА в первом полугодии 1945 г. за номером 35/1/810: «За первое полугодие 1945 г. на территории западных областей Украинской ССР явилось с повинной 25 868 человек, убито бандитов – 34 210…» – Прим. ред.)
– Вам приходилось ликвидировать «схроны»?
– Бывало не раз. Ничего особенно красочного. Или застрелятся, или подорвутся…
– Как вы их выкуривали из землянок?
– Они сами выбегали. Которые не выбегали, тогда им туда пару гранат кинут, и все на этом… Но в основном они сами себя уничтожали. У них была такая мода: выскакивают и в разные стороны, как зайцы. Вдруг кому-то повезет.
В 54-м я участвовал в ликвидации последней «боевки» на территории Подкаменьского района. А в 56-м уничтожили вообще последнюю, на моей памяти, «боевку». В ней было три человека. Они засели в Карпатах, и что-то долго их не было. Ждали-ждали, потом решили выковыривать…
Медянкин Иван Матвеевич
У меня к тебе просьба. Хочу, чтобы вы как-то воскресили одну вещь. Сейчас я тебе покажу это. Был у меня очень хороший товарищ – Медянкин Иван Матвеевич, 1924 года рождения. Его убили 15 марта 1950 года. Сволочи…
Он был участковым уполномоченным в селе Орихивчик (Бродовський район, Львовская область). Утром позвонил председатель сельского совета, сообщил, что в селе лежит труп. Но не сказал чей. Выехала опергруппа. Медянкин…
В то время при каждом селе были созданы группы общественного порядка, которые формировались из так называемых «истребков». И вот двое таких «истребков», старший группы и один из его подчиненных, от бандитов получили задание – убить участкового. Что характерно, один из них, сволочь, всю войну провоевал. Сержантом вернулся, имел награды и связался с бандой. Они пришли к нему в караульное помещение. Уже было 11 часов вечера. Повели его ужинать. Он же им доверял, везде ходил с ними. Суки! Сзади его, прямо с винтовки, в сердце. Партбилет пробило, удостоверение… Он упал, а выстрел слышала хозяйка, она потом нам и рассказывала, закричал на них: «Ребята, да что ж вы делаете?!» А они ему второй выстрел в челюсть – пуля выскочила через висок…
После того как убили Медянкина, сбежали в лес. Но банда их не приняла. Им сказали: «Убейте еще одного участкового в другом селе, тогда поглядим».
Похороны И. М. Медянкина
Я этими суками сам занимался лично. Через две недели зажали их в деревянном сарае у одного дядьки на чердаке. Участковому дали сигнал, что на чердак влезли два незнакомых человека. Тот быстренько сообщил в опергруппу. Мы тут же на машине приехали, обложили. Открываем дверь – тишина. Собаковод прошел под стенкой. Открыл следующую дверь, пустил собаку. Собака заблажила: «А-ву-ву-ву». Они начали стрелять по собаке. У тех «истребков» была штатная винтовка, ППШ Медянкина и его пистолет. Обоих положили прямо через стенку – чего там, одни доски… Два солдата подскочили и с автоматов врезали на звук выстрелов. Наверху сразу все заглохло. Лестницу приставили, снова собака пошла вперед… Слышим – «р-р-р-р», она их там рвет. Уже и выстрелов нет, и кровь сверху начала капать…
У гроба И.М. Медянкина
Ваню Медянкина похоронили возле села Подкамень Бродовского района. Просил я начальника райотдела: «Сделайте ему хоть какой-то обелиск!» Так никто и не сделал. То, что мы тогда успели, положили плиту и высекли: «Медянкин И. М. погиб от рук бандитов ОУН», так и осталось. Но надпись про ОУН уже сегодняшние националисты сбили, чтобы не видно было.