С.В. Лысык в армии, середина 1950-х годов
Со стороны войсковых частей, дислоцирующихся на территории области погранвойсками, проводится проческа лесов, полей и болот.
По Камарновскому району только за октябрь месяц проведено 15 операций по вылавливанию бандеровских банд. По сведениям на 2 ноября 1944 г. убито – 30 чел., задержано – 726, из которых 39 передано райвоенкомату. К семьям, в которых находятся в бандеровских отрядах, или дезертирам меры принимаются: за октябрь вывезено 6 семей и два дезертира придаются к суду Военного трибунала.
ВЫВОД: Несмотря на усиление в проведении работы на селе, со стороны сов. партийных работников и работников РВК банды бандеровцев активизируются: расклеивают листовки, совершают террористические акты. По данным НКВД, в области число бандеровских банд увеличилось, и они ставят основной целью истребление сов. партийных работников. И готовят нападение на Журавно, Дубляны.
Необходимо усилить вооруженную борьбу по ликвидации бандеровских банд и репрессивные меры к их семьям.
Начальник политотдела Дрогобычского облвоенкомата
подполковник СУХОИВАНОВ.
Пунктуация и орфография сохранены. – Прим. ред.)
– Вы верующий человек?
– Да, я православный и не униатский. Меня крестили в детстве. В комсомоле я к религии относился нормально, но в церковь не ходил. Особых гонений на церковь не припомню. Их, конечно, закрывали, но сами здания берегли.
– Помните, как жилось здесь до войны?
– А как же. На селе все были равны: евреи, поляки, украинцы. Всех славян называли общим именем «русины». И в документах так значилось, до 1941 года это название сохранялось. Только после войны пошли украинцы. Жили бедно. Вот, к примеру, райцентр наш – асфальта не было вообще, одни проселочные дороги, гравий. Из довоенных хат в нашем селе осталось около ста будинків (домов). А бывали времена, в селе счет их доходил до тысячи. А население! Оно сейчас сократилось зараз (сразу) на 30 %…
В детстве мне мама рассказывала, как во время 1-й Мировой войны через наше село проходила русская армия. Царская армия была дюже богата на хлеб и сахар, солдаты им угощали детей. Что-то большое и теплое навсегда осталось в моей душе от этих маминых рассказов…
В 30-х годах в нашем селе заработала ячейка КПЗУ (Коммунистическая партия Западной Украины), начали действовать подпольщики. Центр КПЗУ находился в Добровлянах. Больше всего в нем було коммунистов от нашего села. Пелехати, Рибчичи, Кобельники – это фамилии наших перших коммунистов. У Пелехатых на повороте до сих пор лежит камень, под ним коммунисты прятали маячки. В селе Г…во был такой же камень. Всего в подполье находилось около тридцати человек из КПЗУ. С 1936 года к нам приходила ленинская газета «Искра», отпечатанная на папиросной бумаге. Мужики собирались и читали ее. Газета приходила через Львов и Проскуров прямо из России.
Украинцев поляки к выборам во власть не подпускали. В 36-м году у нас в сельсовете выбирали в Польский сейм, и наши коммунисты ворвались, разбили выборную урну, раскидали бюллетени… А предводителем у нас был один смелый казак из Дрогобыча, он тогда баллотировался в Верховный сейм Польши. Наши все там разбили, попортили. Польская власть даже прислала сюда своих солдат.
– Рядом с селом поляки-паны жили?
– У нас маетков (имений) не было, а в Медынычах были. В Кернесах целые фольварки имелись. Исчезли они только в 1939 году, когда пришла Красная Армия. Ее встречали коммунисты. В целом народ в селе на это событие отозвался очень хорошо. Пришли не чужие, а свои. Все восприняли это как освобождение от Польши. К нам пришли кавалеристы. Выглядели они очень хорошо. Молодые, подтянутые хлопцы. Вечером появилась гармошка, устроили танцы.
– Какие-то изменения с приходом Красной Армии произошли?
– Резкие изменения стали заметны только после войны. За два года ничего особо сделать не успели. Люди были безграмотные, даже не умели расписываться. Коммунисты Пелехатые в сельсовете организовали самообучение народа, ликвидировали безграмотность. Раз в неделю собирали людей в специально отведенном доме и учили. Начали работать клубы, строили Дом культуры. Открылась кооперация. Но главное то, что народу дали свободу и землю.
Колхозы все восприняли по-разному. У нас, например, в колхоз добровольно пошло 34 семьи. Куркули да богатые не очень-то хотели идти. А беднота восприняла советскую власть дюже добре – она получила землю. Но у нас арестов почти не было, никого не тронули. Куркулей было мало. В Сибирь отправили человек пять, не больше.
– Жалели их односельчане?
– В зависимости от того, кто это был. Были такие, кто нанимал рабочую силу: люди у них работали, а они им платили мизер – вместо денег давали солому или сено, зерна или картошки. Если он не жалел тебя, то зачем ты будешь жалеть его? Поэтому бедняки встречали советскую власть хлебом-солью. В 39-м году в селе насчитывалось тридцать коммунистов. А после войны, как только колхозы «завязались», в парткоме уже числилось больше ста коммунистов.
– Про 1941 год что вспоминается? Когда появились немцы в деревне?
– Сразу скажу, что народ их не принял. А первой у нас в селе ночью появилась их разведка. У нас тут в Б…е в соседнем селе жили немецкие колонисты. Но еще до войны их всех Гитлер забрал в Германию, а поселки остались бесхозными. Запомнилось, что в ту зиму мороз был крепкий, под сорок градусов. Их сажали в Дрогобыче на поезда и отправляли в Германию.
После разведки пришли стрелковые части немцев. Через некоторое время вернулась часть комсомольцев и коммунистов. Не все смогли эвакуироваться на восток. К примеру, семья Хамандяков подводами выехала с красноармейцами куда-то в Винницу. Там они попали в окружение и вернулись назад.
С приходом немцев начали забирать коммунистов и комсомольцев. В этом деле немцам помогали местные националисты. Они же организовали в селе отряд самообороны из десяти человек. Всего у нас в селе расстреляли десять человек. Хамандяков, например, расстреляли в 1943 году в Дрогобыче. Евреев у нас жило пять или шесть фамилий, но все они вовремя убежали. Еще до прихода немцев.
– Как изменилась жизнь с приходом немцев?
– Индивидуальное хозяйство осталось, особых изменений не произошло. Властью стал староста, из местных националистов. В 41-м случился неурожай, начался голод. Организовали «самодопомогу». Но к ней в первую очередь подпускали только лояльных до национализму. Продукты распределяли сначала среди националистов и только потом что-то давали остальным. Кое-кому вообще ничего не досталось. Мне тогда было десять лет, и когда я пришел за самодопомогой, остался только ячмень, смешанный с овсом, – фураж для лошадей. И того давали только по два килограмма на руки. Но мама послала с наказом: «Пойди и достань!» Пришел, смотрю, одни дети стоят в очереди. И когда дело дошло до меня, подхожу… А там сидит за столом националист Муждочук. Он заикался и сказал: «Ему не дати, его тетка на почте работала и была комсомолкой. Пускай Сталин ему даст!» Так я ничего не получил и с плачем вернулся домой. Куркуль всегда остается куркулем, а националист националистом…
– Что запомнилось про 1942–1943 годы?
– Селяне были самостоятельны, занимались землей и хозяйством. Жизнь шла однообразно. Новостей с фронта почти не приходило. К тому же народ был безграмотный. Редко кто там мог газету прочитать, да тем более если она на немецком. Однако недовольных хватало. В селах снова появилось підпілля (подполье). В него вошли те коммунисты, которых не расстреляли. Собирались обычно ночью на кладбище. По дороге на Дрогобыч возле села Опоры есть большое кладбище. Вот на нем со всего района собиралось человек тридцать-сорок. Существовали подпольные группы в селе Копачи, в Грушево, в Бильче. В 43-м году к 1 Мая комсомольцы Иван Хамандяк и Костецкий на высоких тополях возле церкви повесили красный прапор (флаг), который никто не мог снять. Полицаи предлагали гроши, но никто не согласился.
О собрании на кладбище обычно сообщали молодые девчата или хлопцы. Записок не было, говорили условные слова. На этих собраниях обсуждали новости с фронта, советовались, как действовать дальше. Люди радовались каждому освобожденному городу или району. Знали мы и про Сталинград, и про Курскую дугу. Народ узнавал от подпольщиков, что Красная Армия уже наступает и освобождает города. Знали мы и о Ковпаке. В подполье неожиданно прошел такой слух, что он пришел на Тернопольщину, а потом и на Ивано-Франковщину. Он проходил от нас по Збручу в районе Збаража под Волочевск и на Галич. Через Скалат прошел партизанский обоз. При этом говорили, что немецкие гарнизоны разбиты, а партизаны открыто идут на Карпаты. Вот это была новость! Мы даже петь начали: «Запрягайте, хлопцы, коней…» Когда националисты узнали, что Советы идут к нам, поднялась паника, они стали убегать. Ковпака настолько боялись, что кое-кто даже в Польшу уехал. Потом поползли дурные слухи о том, что Ковпака разбили. Пришли плохие новости из-под Яремчи о том, что их там сильно потрепали в боях.
– Приход Советской Армии весной 1944 года чем запомнился?
– То была большая радость. Народ дюже витал (радовался). Мы, пацаны, все потекли смотреть, как через взорванный мост на реке проходили танковые части. Люди толпами стояли вдоль дорог. Народ добре встречал Красную Армию. К нам в село ночью першими зашли танкисты.
Вскоре вернулись до нас секретарь райкома Антоненко и голова райисполкома Ефим Афанасьевич Ковбаса. А кто-то из националистов бежал вместе с немцами, но богато и осталось. Кто был причастен к убийствам, тех сразу забрали, а кто не причастен к дюже тяжелым грехам, тех советская власть не трогала.
В 1947 году снова случился неурожай. Много тогда народу пострадало. Помню, пару раз мама ездила за продуктами в Тернополь, там ситуация с продуктами была лучше.