– А зовут-то вас как? Мы с вами разговариваем, разговариваем…
– Шрамко Евген Филимонович…
– Спасибо вам за рассказ, Евген Филимонович!
– Та щось там…
Капранов Дмитрий Федорович
Интервью: Станислав Смоляков
– Сам я родом из Ивановской области. Родители были обыкновенными крестьянами. Как и другие мои сверстники, учился в школе. В армию меня призвали в 44-м году из 9-го класса. Можно сказать, прямо со школьной скамьи.
Капранов Дмитрий Федорович
Ростом я тогда был всего метр пятьдесят с копейками, совсем еще мальчишка. Когда пришла повестка, мама долго переживала: «Куда ж они его? Он же еще слаб физически и такой маленький. Не выдержит! Господи, уже и за детей взялись…»
В те годы законченное среднее образование считалось редким явлением. Время было трудное, шла война. Постоянно проводились призывы на фронт. Многим стало не до учебы…
Наш призыв целиком попал во внутренние войска. Всех ребят, которых, как и меня, забрали из 9-го класса, направили на обучение в Москву. Собралась большая отборная группа, примерно человек в шестьдесят.
В столице нас сразу же начали готовить к фронту. Обучали работе на маленьких переносных радиостанциях. На наши многочисленные вопросы преподаватели отвечали весьма сдержанно: «В данный момент идет подготовка радистов, которых будут забрасывать в партизанские отряды». Вообще распространялись не особенно, старались многое держать в секрете.
Однако война уже шла к концу, и надобность в партизанах отпала. Поэтому нас отправили на Западную Украину, где я и прослужил полных четыре года.
– Какой вам запомнилась Украина, когда ехали эшелоном?
– Видите ли, солдат срочной службы, да еще в таком возрасте, да еще такая обстановка… Нас попросту никуда не выпускали. К тому же раньше поезда в основном ходили ночью. На станции покидать вагоны категорически запрещалось, поэтому мы никуда не выходили. А как приехали, нас сразу же всех рассредоточили по гарнизонам. Я попал в 450-й стрелковый Нижнеднестровский Краснознаменный полк внутренних войск. Его вывели с территории Румынии в составе 65-й стрелковой дивизии. Главной задачей соединения являлось уничтожение остатков украинской повстанческой армии и в целом оуновского движения.
– Как тогда говорили: «бандеровцы», ОУН, УПА?
– Чаще всего мы называли их «бандеровцами». Воспринимали их как недобитых прислужников фашистов. Конечно, фашисты! Кто же еще?
Страна мучилась от боли. Ценой неимоверных усилий и жертв «зверя» загнали в логово и добивали там. А они ударили нам в спину! И при этом действовали жестоко и обдуманно.
Все с оружием в руках, так что шла настоящая война. Мы несли серьезные потери…
– В каком городе располагалась ваша часть?
– Город Надворное Ивано-Франковской области, тогда Станиславской. Но в той части я оказался лишним и пробыл там недолго, потому что радистами у них все было уже укомплектовано. Спустя некоторое время меня направили в какой-то небольшой гарнизончик в Ивано-Франковской области. В нем служба шла тихо и мирно. Я даже ни разу не сходил на операцию.
Потом меня отправили в школу сержантского состава в город Копычинцы Тернопольской области. А оттуда в 3-й батальон 450-го полка. Место дислокации – город Борщев, райцентр Тернопольской области. Там я служил до августа 50-го года, пока меня не оформили в военную контрразведку.
После окончания школы сержантов нас всех выпустили помощниками командиров отделений. Сейчас такой должности не существует, а тогда она считалась актуальной, и ее вводили специально.
Моей основной обязанностью в качестве помощника командира отделения был ручной пулемет. Я его на себе таскал целых полтора года! Вообще, ручной пулемет Дегтярева – вещь серьезная и надежная. Но для меня он был все-таки тяжеловат. Вместе с диском его вес составляет примерно 12 килограммов.
Мне как пулеметчику полагался второй номер, который носил два запасных диска, и кроме этого у него еще имелся карабин. Все остальные ребята в отделении были вооружены автоматами.
В то время приказом командира дивизии наиболее опытных и сообразительных сержантов стали назначать командирами разведывательно-поисковых групп, которые у нас сокращенно назывались РПГ. Примерно через год меня назначили командиром отделения. Носить пулемет больше не пришлось. Таким образом, я стал командиром разведывательно-поисковой группы и до конца срочной службы пробыл в этой должности.
К каждой поисковой группе на постоянной основе прикреплялся оперативный работник территориальных органов государственной безопасности. С нашей группой в основном работал старший лейтенант МГБ Башкиров. К сожалению, имя и отчество стерлись из моей памяти.
– Он был фронтовик?
– Даже не знаю.
– Может, имел какие-то награды?
– Вы знаете, все эти оперативники МГБ уже были серьезными, состоявшимися людьми, а мы еще неопытными юнцами. Поэтому к Башкирову я относился с большим пиететом и старался лишних вопросов не задавать.
Бывало, он придет, и если у него есть какие-либо данные, то работаем по его плану, полностью ему подчиняясь. А если нет, то у него на этот случай было припасено такое выражение: «Дима, сколько у тебя сегодня?» По обыкновению я отвечал: «Десять человек». Тогда он, хитро улыбаясь на этот «пароль», произносил знакомый мне отзыв: «Тогда я у тебя буду одиннадцатым». Это означало, что я работаю по своему плану, а он до поры на вторых ролях и мне не мешает.
Больше, конечно, опера ходили по своим делам. То, что он – 11-й, это звучало так, для шутки. Башкиров постоянно находился в напряжении и всегда был начеку. Дел у него хватало. Он часто ходил встречаться со своей резидентурой. Все время носил обычную гражданскую одежду. В форме я его так ни разу и не увидел. Автомат носил поверх пиджака, а пистолет – в кобуре под верхней одеждой.
– Что представляли собой оуновцы на момент вашего с ними столкновения?
– Упорный, фанатичный враг! Отстреливались, конечно, до последнего патрона. И я не знаю случая, чтобы нам кто-то добровольно сдался, когда мы кого-либо из них блокировали.
– Помните ваше первое столкновение с националистами?
– В округе проводили специальную операцию, в которой кроме моей группы участвовали еще и другие подразделения. Мы обнаружили, а затем блокировали банду на хуторе, стоявшем прямо посреди поля. Название того хутора я не запомнил. По-моему, это на территории Тернопольской области.
Так случилось, что моя группа оказалась на открытом участке местности, как раз напротив дома, в котором засели бандиты. А я попал прямо на то окно, из которого по нам непрерывно стреляли, и лежал под пулями все равно что на лысой голове. И ни травинки, ни кусточка. Ничего! Чистое поле…
Вот он оттуда лупит так, что только комья земли летят, и возникает ощущение полной беспомощности. У меня осталось только одно желание – как бы подо мной земля немножко провалилась и я бы смог хоть чуть-чуть спрятаться. Единственное, что нас спасло, – это интенсивный огонь с нашей стороны. Ребята активно тратили патроны и не давали им прицельно бить.
Потом хата вспыхнула. Они стали из нее выскакивать. Конечно же, в этот момент из-за огня все стало хорошо видно, и на этом бой закончился – их всех перебили.
– Задача взять в плен не ставилась?
– Нет, ну как же не ставилась? Но уж конечно и не так, чтоб кровь из носу. По ситуации смотришь. Они ведь выскакивают из хаты, не прекращая ведения огня. И как ты его возьмешь? Поневоле приходиться стрелять в ответ. Грубо говоря, шла обыкновенная война. Ощущения не самые приятные. У меня тогда имелось большое желание просто закопаться поглубже в землю…
– Вы обложили тот хутор после полученного сигнала? Башкиров был с вами?
– Нет. Башкиров ходил с нами только по Борщевскому району. Возможно, сигнал и был, но нам не сообщили. До нас такая информация не доходила. Мы же иногда по десять суток подряд пропадали в поиске. Днем прочесывали, ночью караулили. Нашу группу часто привлекали к крупным облавам. Если предстояла общая операция, в детали нас особо не посвящали, а просто обозначали участок и направление. Или, бывало, только ставят задачу – проческа, проверка…
– В том бою вы были вооружены «дегтяревым»?
– Нет. Тогда меня уже назначили командиром группы. Мне полагались обыкновенный ППШ и пара гранат.
– Можете оценить потери сторон в том бою?
– Затрудняюсь ответить. К операции тогда привлекли различные подразделения. Может быть, там и рота у нас была, а может быть, и батальон. Но вот, если по ощущению, как вы говорите… Вероятно, проводилась полковая операция. А разговоры после боя ходили такие, что в селе ночью ограбили магазин и убили сторожа. Конечно, стало ясно – это дело рук бандеровцев. Поэтому по тревоге подняли части, которыми тут же окружили ближайшие населенные пункты. Затем начали последовательно проверять все прилегающие села и наткнулись на эту группу.
Обычно сразу же оцепляли огромную территорию, чтобы они из леса не ушли в другой район. Все это осуществлялось с некоторым запасом. Цепи для прочески выстраивались на зрительную связь.
Когда закончили разбираться в селе, нам поставили новую задачу – прочесать лесной массив неподалеку от села. На Западной Украине тогда все леса, кстати, так же как и в Польше, начинались с канавы. И надо заметить, что леса там содержались в определенном порядке: от полей отделялись канавками, вырубались просеки и все такое прочее.
Помнится, мы растянулись цепью и двинулись к лесу. С левой стороны шел я, а справа двигался наш командир взвода – старший лейтенант Владимир Андреевич Живаков. Только мы в лес сунулись, через канаву перескочили… Смотрю – прямо передо мной тлеющий костер. Над костром, значится, на поперечнике висит большой казанок, в котором варятся две или три курицы. Вода булькает, пар идет, какие-то вещи валяются, у костра сушатся чуни… Все ясно, бандиты готовили себе обед, а мы их спугнули. Мне даже нехорошо сделалось – мы же у них прямо на мушке расхаживали. Позвали командира взвода. Он отреагировал мгновенно: «Далеко не успели уйти. Все… С тобой пойдет Сироткин и Вентус. Давай крой их своей группой!»