И вот мы туда пошли двумя группами: моей и старшего лейтенанта Живакова. Расположились на опушке леса со стороны поля и ждем. Командир взвода остался в пятидесяти метрах позади, а мы с Петро в роли «подсадных уток» выдвинулись вперед. Петро – чуть ближе к лесу, а я – сбоку, в сторонке от него.
Вообще, с ним близко я еще не был знаком. Мне только сказали, что вот пришел какой-то бандит, и назвали его имя. Так что у меня к нему особого доверия не имелось.
Сидим, ждем. Смотрю на Петро, он вдруг в лице изменился, голову наклонил. Слышу только – щелк, оружие взвел. Видно, что-то услышал или почувствовал. А должны были прийти! Я к земле прижался, автомат поближе подтянул и думаю: «Единственное мое спасение, если я как-то на опережение успею».
Впереди сидит Петро с серым лицом, и я сижу… Вдруг чувствую, что у меня на голове волосами приподнимает пилотку… Но никто так и не появился, и ты никогда не узнаешь почему. Могли заметить нас, могли не поверить ему, могли просто осторожничать. Возможны тысячи вариантов.
После мы вместе с этим Петром много работали. Он с нами ходил, рассказывал, где они прятались, про состав банды. Их в пещере зимовало шесть человек. Рассказал про их планы, где их основные места обитания, кто их снабжает и прочее. В итоге вскоре всю банду уничтожили. Но я в этой операции не участвовал, потому что это уже не на моем участке, и там действовали другие группы. В пещере так больше никто и не появился. Они, вероятно, пришли, посмотрели – один убит, а второй пропал. Значит, все, сюда больше нельзя! Уже понятно, что разбираться некогда, надо уносить ноги…
– То есть причину своего ухода он в общих словах изложил. Не было какой-то конкретики?
– Нет. Во всяком случае, может, я просто чего-то не знал. Да мне и не положено было знать. А его наверняка инструктировали о том, что можно говорить и что нельзя. Когда он убежал из пещеры, то жил в районном отделе МГБ. По улицам ходил только в темное время суток и в сопровождении оперативников. Или же, бывало, его куда-то вывозили на машине. Одного не отпускали. И я не помню, чтоб он где-то расхаживал в одиночку. Была ли у него семья? Трудно сказать. Во всяком случае, он точно не из наших сел. В них я знал всех поголовно.
– Какое он произвел на вас впечатление? Надломленный или уверенный?
– Да нет, надломленным он не был. Понимал, что делает. Как-то я его встретил в выходной день. Наш командир роты жил неподалеку от райотдела МГБ. Как-то иду от него, смотрю, у райотдела Петро сидит, рукой мне машет, подзывает. Ну, я подошел, поздоровался. Он мне вдруг предлагает: «Давай выпьем!» А я в то время спиртного вообще в рот не брал. Отказался: «Да нет, спасибо. Я не пью». Он принес бутылочку спирта, выпил немножко, водой запил. Мы с ним немного посидели, поговорили как старые знакомые. Вспомнили о том, где побывали вместе, что пережили. Можно сказать, уже были в хороших отношениях и доверяли друг другу.
После этого разговора мы больше не виделись. Его потом решили использовать где-то на территории области, но уже не в нашем районе. Через некоторое время Башкиров вроде как бы случайно, вскользь, сообщил мне, что Петро пошел куда-то на встречу и ему там кто-то всадил пулю в лоб. Случайно или умышленно, не знаю. В общем, Петр погиб.
– А примерно к какому году ситуация стабилизировалась? Когда совсем спокойно стало?
– В августе 50-го меня оформили в контрразведку, и я уехал. А через месяц после моего отъезда в Мельнице-Подольском погиб командир соседнего взвода, старший лейтенант Чурилов. А он только месяц как женился…
Насколько мне известно, о чем-то официально объявили примерно в декабре 1950 года. По войскам прошел приказ о прекращении деятельности разведывательно-поисковых групп. Все операции полностью передавались под контроль МГБ.
– Помните, когда объявили амнистию и предложили бандеровцам выйти из леса?
– Черт его знает, что-то не помню такого. А так, конечно, этих мелких групп оставалось еще очень много. Хотя они, может, были и разрозненные, но бед от них хватало. Когда я учился в школе сержантского состава, у нас произошел один неприятный инцидент.
Видимо, людей не хватало, и поэтому нас постоянно привлекали к разным операциям. Как-то подняли по тревоге соседний взвод, которым командовал старший лейтенант Латышев. Он взял с собой десять человек курсантского состава и своего помощника старшего сержанта Шишова.
Из села где-то под Копычинцами (Тернопольская область) сообщили о бандпроявлении. Они туда приехали, цепью пошли по селу. Мы обычно гуськом в селах не ходили…
Вдруг с колокольни костела выстрел! Латышева сразу наповал… Следующими выстрелами сначала был ранен, а затем добит его помощник Шишов. Группа осталась без руководства и растерялась. И вот тут все на себя взял курсант Сапильченко… До сих пор я его вспоминаю. Так и стоит у меня перед глазами. Красавец парень, кудрявый русый блондин с Ростова-на-Дону. Шевелюра у него такая богатая была. В казарме два наших взвода располагались на одном этаже, и на занятиях мы все вместе занимались в большой комнате. Помню, что как раз за день до этого мы изучали станковый пулемет…
И ведь никто ему не приказывал, потому что и Латышев, и Шишов уже были убиты. Но в костел Сапильченко полез самостоятельно. Бандита убил, но и сам погиб. Увидел бандита на лестнице, но по какой-то причине не смог выстрелить и решил подорвать гранату…
Погибших ребят привезли ночью. Утром мы только поднялись, а нам говорят: «Идите к умывальникам. Там несколько человек из 2-го взвода. Попрощайтесь с товарищами…» Я тоже, конечно, зашел. Все трое лежат на шинелях на этом цементном полу… Все смотрели и молчали. Тягостное впечатление…
– А каких-то крупных разгромов групп МГБ бандеровцами не припомните?
– Нет, при мне такого не случалось. Но, кстати, в 49-м году я со своей группой в селе Глубочок Тернопольской области попал в засаду.
Нас тогда в группе было восемь человек. Примерно в два часа ночи мы шли цепочкой по сельской улице. Вдруг слышу какой-то стук, и вроде как с тыльной стороны дома.
Я, значит, Никонова туда направил. А он из нас самый старый по возрасту, 24-го года рождения – после войны его еще не демобилизовали. Да Титова Володю с ним отправил. Помню, Титову еще ракетницу дал. Показал им жестами: «Проверить потихоньку!»
Они сунулись, а по ним из-за хаты сразу с двух стволов как дадут! Видимо, на охрану напоролись. Никонова сразу насмерть, а Титова тяжело ранили в пах. Он упал, тоже не может ничего… А темно же, и я ракетницу ему отдал. Суматоха, ничего не понятно, в общем, тяжелая обстановка.
Сунулись к раненому – не подпускают, секут с автоматов. Мы втроем прижались к хате, слышим, там кто-то бродит. Потом дверь приоткрылась вовнутрь, кто-то высунулся. Мы ждем…
Потом этот кто-то, видать, не выдержал. Как выскочит! Мы от неожиданности все втроем по нему врезали! Оказалось, их главарь. Как его завалили, сразу стало тише.
Хату тут же оцепили, но что толку? Остальные «растворились». Преследование было исключено, потому что некем. Титова, еще опасаясь, оттащили, чтоб оказать помощь. А Никонов лежал без движения. Тут уже все…
Через некоторое время за раненым Титовым пришла машина. Его забрали и успели довезти в госпиталь. Он выжил, но после демобилизации из-за ранения ходил как-то боком.
– А как вы узнали, что погиб главарь?
– Это уже после в МГБ определили. В той хате, из которой он выпрыгнул, жила молодуха с дочуркой. Маленькая такая девчушка. Мы видели, как их потом забирали. Хозяйка и рассказала, кто он такой. Сожительствовал с ней. Вечером в сопровождении охраны пришел из леса повидаться, а тут мы некстати.
– Почему вы оказались не готовы к ситуации?
– Так получилось. У нас вроде как свободный поиск был. Сработал эффект неожиданности…
– Поговорим про известные всем «схроны», бункера, землянки? Вам доводилось их видеть?
– Довелось не только увидеть, а кое в чем и поучаствовать. В 49-м году мы с лейтенантом Живаковым применили одну интересную методу – одновременно работали в соседних селах. Ночью патрулировали по селам, а утром встречались за пределами села в небольшом лесном массиве и двумя группами прочесывали лесной массив.
Как-то раз привычно подошли к лесу, растянулись по опушке цепочкой на зрительную связь и начали прочес. И где-то, возможно, метров через сто, не больше, ко мне бежит солдат Бузин. Оказывается, он ногой влетел в ямку. Небольшая такая ямка, но очень занятная – с человеческим калом.
А вот это с их стороны уже прокол! Понятно, что с села в лес носить не будут. И если этого кала там так много, то это первый признак, что где-то рядом схрон. Получается, они в ведре выносили, здесь немножко прикопали и дерном замаскировали. Но тут, конечно, они обмишурились. Если бы хорошо закопали, то черта с два бы мы нашли.
Я всех остановил и Живакову по цепи передал, что вот так и так. Тот сразу принял решение выставить пулеметный расчет Бузина на холм возле ямки с фекалиями. А мы от пулеметчика вытянулись цепочкой и, как бы приняв его за центр, пошли по окружности. И буквально там немного прошли, как по нам открыли огонь.
Вот опять же, они, может быть, повторно ошибку совершили. Начали стрелять и тем самым обнаружили себя. С другой стороны, мы бы просто так, конечно, уже не ушли.
В общем, они ударили по нам, а мы повели ответную стрельбу. Постепенно определили, откуда они бьют, обложили кольцом. Командир взвода попросил: «Дима, давай организовывай! Пора уже заканчивать с ними!» А я решил сам пойти. Взял с собой своего солдата, однофамильца Башкирова. Но тот Башкиров с Сибири, а наш – владимирский. Остальным дал команду прикрыть огнем, чтобы не давали им из «схрона» высунуться и прицельно стрелять.
Их вроде вниз от люка отжали. Но они стали высовывать из люка руку с автоматом и лупить наугад в нашу сторону длинными очередями. Потихонечку вместе с Башкировым начали подбираться. Осталось совсем немного, и мне нет-нет тоже приходилось стрелять короткими очередями с правой руки. И тут в меня словно попало. Я даже почувствовал удар.