Прим. С. С.)
Валентин Агеев и Вадим Кириллюк
О том, что Кук захвачен, знали только в ЦК Украины и на самом высоком уровне в Москве. Его еще долгое время разыскивали, для виду. Содержание в тюрьме было настолько секретным, что знавшие о нем сотрудники соответствующего отдела дали специальную подписку о неразглашении. Раз в неделю приходил помощник прокурора республики в рамках прокурорского надзора – и тот не знал. Кука на это время выводили в город на прогулку. Мне же довелось встретиться с Куком волею случая.
Я зашел по какой-то надобности в следственный корпус, а Кука как раз привели на допрос. Следователь, мой старший товарищ, попросил побыть с подследственным, но в разговоры с ним не вступать. Но мне так хотелось поговорить с Куком. Ему, вероятно, тоже. Мы так увлеклись разговором, что нас потом пришлось разнимать – когда следователь вернулся, да еще и в сопровождении высокого начальства, мы держали друг друга за грудки…
А потом Куку сказали, что за ним будет закреплен оперативный работник, который будет приносить литературу и с которым можно беседовать на любые темы, за исключением самого следствия. И тут он попросил, чтобы это был именно я. Начальство заинтересовалось. Мне было поручено оказывать на него идеологическое воздействие.
Но как я уже говорил, в определенных вопросах Кук ориентировался лучше меня. Он остался верен своей националистической идеологии. Стало понятно, что привлечь его к сотрудничеству в качестве нашего агента не получится. Но задействовать его в нужных нам мероприятиях мы все-таки сумели. Работать с ним было тяжело, но интересно. И все время приходилось быть начеку. В споре он был опасным противником, обладавшим обширными знаниями по истории Украины, по таким животрепещущим вопросам, как национальный и земельный. Споря со мной, Кук виртуозно вплетал в свою националистическую идеологию марксистско-ленинские выкладки. Я же иногда настолько увлекался дискуссией, что забывал о «прослушке» и допускал серьезные ляпы в разговоре. Потом пришлось с разрешения девчат из ОТО кое-что подтирать из записей. С другой стороны, не «подпевай» я ему в чем-то, диалога бы не получилось.
– Что собою представляла жена Кука?
– Матерая бандеровка, родом из Днепропетровска. Одно время он сидел в одиночке. Но потом его поселили вместе с женой в отдельной камере под номером 300, которая выглядела как обычная комната. (По другим данным, сам Кук именовался «300-й», а его жена – «88-я». – Прим. С. С.) Разумеется, там стояла «прослушка», и они это понимали, поэтому поначалу были предельно осторожны, разговаривали односложно, а ночью еле слышно шептались. Группой наблюдения не было отмечено интимной близости супругов. Но постепенно оба утратили чувство осторожности, и в сводке появилась отметка – п/а (половой акт). Запомнился еще один пикантный момент. Кук проговорился, что обожает клубнику со сливками. С разрешения начальства ее внесли в рацион питания. В тот период Кук сидел отдельно от жены. Как известно, клубника и сливки оказывают положительное влияние на мужчин. Наблюдение сообщило о том, что поднадзорный не выдержал и избавился от напряжения наиболее доступным способом. Начальство посчитало нужным убрать клубнику и сливки из рациона…
– Вы обмолвились, что лично общались с боевиком, который взял Кука…
– Я вместе с ним сидел в бункере, в пяти километрах от станции Здолбунов. Кстати, в тех местах провели последнюю операцию: обложили одного оуновца. Он застрелился в бункере. Так там и остался, даже не стали с ним возиться, просто засыпали его землей. А мы в бункере изображали подпольщиков, «боевку», ждали связных. Их, бывших бандитов, четверо: Чумак, Партизан, Матрос, четвертого забыл, да я пятый, – бункер большой был. Если бы пришли бандиты, то мы бы их нормально встретили. Матрос с рацией сидел… К чему рассказываю? Он (Чумак) настолько хотел угодить этому Партизану, просто души в нем не чаял. Сидим-сидим… Что-то пивка захотелось. А тот сразу к Партизану, смотрит: «Давай я сбегаю!» Но Партизан – это он в книге. На самом деле его по-другому звали.
(Судя по справке «О проведенных мероприятиях чекистскими органами Украины по розыску и захвату Василя Кука», это спецагент Н-26, завербованный руководитель Каменец-Подольского окружного «провода» ОУН Скоб. – Прим. С. С.)
Чумак мне как-то поведал: «Опер Григорий, честно признаться, была мысль порешить тебя и уйти в лес. Но ты не бойся, ты хороший человек».
После операции с Куком он какое-то время сотрудничал с органами. Потом ему помогли с квартирой, с документами, с устройством на работу. Мало того, он еще женился… на работнице партийных органов. В свое время Тимофей Амвросиевич Строкач, бывший тогда министром госбезопасности Украины, обещал ему за захват Кука живым звание Героя Советского Союза и квартиру аж на Крещатике. Вот Кука поймали, а из Москвы от Хрущева приходит указание – расстрелять! И тут уже не до Золотой Звезды – ее он, конечно же, так и не получил, – и пусть скажет спасибо чекистам Украины и лично Зубатенко за то, что остался жив.
В конце 60-х еду на троллейбусе по Киеву, смотрю – на остановке Чумак, собственной персоной. Я не окликнул его, решил не беспокоить…
– Что испытывали к завербованным агентам лично вы? Ведь они столько народу положили…
– Вот что я тебе скажу. Во-первых, есть такие понятия, как служба и приказ. Во-вторых, я был довольно молод. Ну и попробуй посидеть с кем-нибудь под землей с месяцок, он будет тебе ближе родного отца.
– Один из героев книги, оуновец Игорь, вспоминает следующую ситуацию. Волынь, 47-й год. В банде появляются двое: красивая женщина и молодой парень. Он – чекист, она – двойной агент. Женщина сдает чекиста, и его рвут на кусочки эсбисты ОУН… Насколько близка к жизни данная ситуация? Много ли вообще было провалов засланных агентов?
– Провалы были всегда. Но без агентуры в нашем деле никуда! Скажу, что внедрение в УПА началось еще в 42-м году, когда появилась наша «партизанка» и оуновская. А как иначе? Иначе нельзя. Потери мы, конечно, несли большие. Я хотя и не воевавший человек, но знаю об этом по рассказам тех, кто там воевал. Однажды в одном из документов написали слово «Эйзенхауэр» не так, как говорят галичане, – восточные украинцы писали. Все, п****ц! Нет человека.
А та, про которую ты спрашиваешь, это Апрельская, она же Людмила Фоя. И шла она не с чекистом. Это был наш агент. Но неважно…
(Людмила Адамовна Фоя, она же Апрельская, Оксана, Марко Перелесник (1923–1950) – активистка УПА, двойной агент. В 44-м году была арестована, а затем завербована органами НКВД. Выдала службе безопасности ОУН агентов НКВД-МГБ Ирину (Нину Калужную), Тарана (Михаила Захаржевского) и, по некоторым данным, Катерину Миньковскую. Все были казнены после пыток. 19 июля 1950 года Л. Фоя застрелилась во время спецоперации МГБ в Невирковском лесу Корецкого района Ровенской области. – Прим. С. С.)
В августе 1955 года по наводке Кука выкопали оуновский архив. Документы хранились в молочных бидонах. Вот тогда наконец прояснилась судьба оперативных работников-чекистов, которые пропали без вести в Западной Украине в 1944–1950-х годах. До этого мы могли только лишь гадать: дезертировал человек или его убили? Система сурово относилась к семьям пропавших без вести, они не получали ни пенсий, ни каких-либо других льгот. Были найдены записи допросов и ликвидаций службы безопасности ОУН. Всех чекистов зверски пытали. Молчавшим отрезали язык, о чем и было записано в «протоколах допросов».
Эта Людмила Фоя по прозвищу Перелесняк была симпатичная такая девица, жопастая, способная, – мне ребята рассказывали. Было в ней нечто… как сейчас говорят, сексапильная. Нельзя ее назвать сексуально озабоченной, но был там один момент…
Ею занимался эсбист Смок. Натуральный палач, человек с извращенной психикой. Смок изобрел станок, на котором человека ломало в двух плоскостях. Это мне лично Кук рассказывал. И еще… Кук его боялся смертельно и говорил: «Если бы меня посадили на этот станок, я бы не только сказал, что я агент КГБ, а назвался бы африканским Негусом».
(Казак Николай (Козак Микола) (Смок, Вивчар, Чупринка, Богдан, Петро) (1914–1949) – член ОУН с 1934 года. Сидел в польской тюрьме в 1937–1939 годах. За ликвидацию агентов НКВД-МГБ Калужной и Захаржевского был награжден Золотым Крестом Боевой Заслуги. Убит в бою со спецгруппой МГБ в Млыновском районе Ровенской области. – Прим. С. С.)
Что там у них произошло, неизвестно, но факт тот, что Апрельская стала жить со Смоком. Видишь, как получается, одно другому не мешает! В 49-м Смок вместе с четырьмя подручными был застрелен спецгруппой МГБ. После боя тело забрали на осмотр. Обследовали все абсолютно – это чистая медицина, никаких издевательств. Я смотрел его дело. Там есть медицинская справка, в которой фигурирует запись: «Пенис – аномальных размеров». Ты понимаешь? Взял ее к себе машинисткой, секретарем.
После смерти Смока она стала женой бандита по фамилии Ат.
(Максим Ат, он же Софрон. Окружной руководитель ОУН. Убит 14 октября 1951 года в результате спецоперации 4-го отдела управления 2-Н МГБ УССР. – Прим. С. С.)
Второму ее избраннику передали от нас подарок – мину-сюрприз. Пришла почта – упакованный пакет с начинкой в грамм 300 тола. Ат сидел на пеньке – мне показывали то место – и распаковывал почту. Кроме него там находился Орлан (Василь Галаса), его жена Маричка (Мария Савчин) и, по-моему, двое-трое боевиков. Горел огонь, кто-то спал. Задницей к Ату лежала Маричка, тоже приятная была девица. Долбануло так, что у него ноги ушли в землю вместе с сапогами. Маричке посекло ее шикарный зад. Ты понимаешь, какая сложная и долгая игра. Только через много месяцев мы узнали, что почта нашла свой адресат…
(Возможно, читателю будет интересен рассказ одного из тех, кому предназначалась эта посылка. В книге Марии Савчин (Марички) «Тысяча дорог» этот эпизод описывается следующим образом: